30 чашек кофе (СИ) - Евдо Анна. Страница 29

— Нет, — она тряхнула волосами. — Просто синие глаза всегда казались мне очень красивыми. Не голубые, а именно синие. Вот пусть мой день смотрит на меня так, синеглазо. А у дочки мои глаза, с зеленью. Хотя у нее чище. Мои скорее буро-зеленые. Забавно, что со мной частенько проводили параллель с зеленоглазой Анжеликой*, только она светловолосая, а я и волосах снова бурая, — она рассмеялась.

Он задорно на нее смотрел. Она каждый раз заряжала его позитивом.

— Не знаю, кто такая блондинка Анжелика.

Она засмеялась громче и махнула на него рукой.

— Ещё одна небезызвестная героиня! — она расхохоталась.

— Бог с ней! — он ухмыльнулся. — Только ты не бурая. Ты лесная.

Она затихла. Он продолжил.

— Как сосна. Волосы похожи на кору. Хочется к ним приложить ладони и напитываться энергией. Задрать голову и смотреть в затемненные на фоне светлого неба хвоинки глаз. И дышать тобой, как в бору — воздух глотками, — он пропустил темно-каштановую прядь сквозь пальцы.

— Ты меня смутил, — очень тихо проговорила она.

— Тебе не делали комплиментов? — попытался отшутиться он, а у самого горло перехватывало.

— Таких — нет. То, что ты сказал, и как ты это сказал, не похоже на обычный комплимент.

— Ты права, — он не стал юлить. — Это не просто комплимент. Я же пообещал без банальностей.

Они смотрели какое-то время друг на друга.

— Тебе было приятно? — прервал он повисшую тишину.

— Да. Очень.

— Никогда не смущайся от того, что тебе действительно приятно, — он продолжал играть ее волосами. — К тому же, это правда.

Они еще какое-то время смотрели друг на друга. Она кивнула и улыбнулась.

— Не ожидала от тебя такого художественного описания!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Если честно, я сам не знал, что так могу. Ты открываешь во мне неизвестные умения.

Он сообщил, что ждёт её с торца дома, как и договаривались. В такси.

— К нам же добавится Мартини Рояль, — открыл ей дверь и расположился рядом.

Они приехали в клуб-ресторан, с большой барной зоной и танцполом. Заказали по коктейлю, оставшись в угловой части за стойкой. Павел собирался осилить свой, но она забрала бокал себе, проваливаясь в темнеющие болота его глаз и отпуская себя.

— У меня будет двойной, а ты возьми себе, что предпочитаешь на самом деле.

— Обойдусь пивом. Я сегодня уже пьян, — он обвел ее запястье, — тобой такой.

Музыка громко, музыка фоном, она им не мешала. Он шепнул бармену, и их места не занимали, пока они отлучались потанцевать. Когда зазвучала первая медленная композиция, он спустился со стула, предложил ей раскрытую ладонью вверх руку и приложил другую к сердцу. Она скользнула пальцами в его ладонь, скользнула вниз в его объятия, скользнула в его затягивающий ночными обещаниями взгляд. Её рука на его плече, его рука на её спине, её рука на его груди, его рука накрыла её. Лёгкое касание коленей, он путешествует по талии, она — к локтю и обратно вверх по плечу. Мелодия задает плавность вальса, он ласкает глазами её лицо, она гипнотизирует его губы, откликаясь на скачущий в фокстроте кадык.

Они блестяще научились пробегать по грани близости и возвращались к себе кофейным у бара, шутили, смеялись, поднимали бокалы, чтобы вновь сорваться к себе желаемым в медленном танце. Уносились в мелодию она-за-плечи — он-за-талию, она-на-грудь — он-по-спине, она-ладонями — он-под-локти, её-пальцы-по-кромке-ворота — его-пальцы-по-лопаткам, зависая в предвкушении, до дрожи и головокружения. Настя вообще не любила глубокое декольте — считала его слишком очевидной уловкой. Сегодня она позволила себе платье с круглым воротом и короткими рукавами, летящим подолом чуть ниже колена, под поясок. С каждым танцем усиливалось ощущение, что его прикосновения углубляли вырезы, открывая шею и плечи, лишая рукавов, дразня грудь и обнажая спину. Кожу покалывало и пощипывало, словно при погружении в морскую воду, когда щекочет каждую пору, ласкает везде сразу и точечно, соединяя солевыми иголочками. Она парила, анализировать совсем не хотелось, но что-то удерживало на плаву. Он это чувствовал в ней и не спешил.

— Я хочу прогуляться, — прокричала ему, перекрывая шум.

Он кивнул, рассчитался и, взяв её за руку, направился к выходу. Они шли по ночному городу, держась за руки. Молчание не тяготило, оно обещало и давало уверенность, что слова не нужны. Миновав квартал, он остановился, развернулся к ней, она развернулась к нему. Он отпустил её руку, обхватил лицо и поцеловал. Она подалась к нему, обвивая, но не надавливая руками по рёбрам за спиной. Испив дыхание до донышка, они разъединились, продолжая поцелуй глазами.

— Хочу попробовать с тобой послевкусие утреннего кофе днём, вечером и ночью, — прошептал он.

Она погладила его от виска по скуле.

— Ко мне или к тебе?

— К тебе. Занесём подарок.

Она вскинула на него взгляд, в котором читалась гамма эмоций.

— Ты уже сделал мне подарок. И не один.

Он улыбнулся, чмокнул её в нос и достал телефон. Пока они ждали такси, он обнял её, прижав к своему боку.

Прибыла та же машина, на которой они приехали в ресторан. Павел волшебным образом выудил с переднего сиденья охапку красных тюльпанов.

— Тюльпаны в конце июня — с ума сойти, — она приняла цветы, пряча в них пылающее лицо. — Спасибо тебе за мой лучший день рождения.

— Лучший?

— Да, лучший, потому что сбывались мечты, — она подняла на него затуманенный взгляд.

— Надеюсь, ты загадала новые?

— Конечно.

— В багажнике подарок, — он приложил палец к её припухшим губам, усевшись рядом. — Никаких возражений! Уверен, ты его не ожидаешь, хотя я и мастер банальностей. Но об этом ты расскажешь мне завтра за чашечкой похмельного кофе.

Она прильнула к нему. Он стиснул ее и притянул за талию ближе к себе, устроив одну руку на бедре, поглаживая его непрерывными движениями, второй прикасаясь к колену, убирая волосы и шепча ей всякие глупости, заставляя смеяться. Всю дорогу она дышала тюльпанами, касалась их губами, ощущая прорывающий напор их уличного поцелуя.

Такси остановилось у подъезда. Водитель открыл багажник и достал объемную коробку, в крафтовой бумаге, перевязанную темно-зеленой лентой, переглянулся с Павлом и понёс её к подъезду.

— Я бы сам, но хочу сберечь силы и дыхание, — многозначительно окинул её с головы до пят.

Она открыла замок. Таксист оставил её подарок в коридоре и откланялся. Как только дверь закрылась, а букет оказался на коробке, он пленил её губы, целуя жадно и более не сдерживаемо.

Яркая вспышка света и шумный «ах» дезориентировали в первый момент обоих. Они разлепились, проморгались и замерли под растерянным взглядом матери Насти, стоявшей в проходе и суетливо сжимающей края выреза простой хлопковой ночнушки.

— Поля раскапризничалась, и отец привёз нас сюда. Она сразу успокоилась, засела за игрушки и потом быстро уснула.

Павел стоял вполоборота, продолжая прижимать к себе Настю одной рукой, лишь отодвинув вторую руку, застигнутую на подступах к её груди, и не рискуя отойти, чтобы еще больше не смутить свидетельницу их…недвусмысленной сцены.

— Мам, — Настя лихорадочно соображала, что сказать. — Это Павел, — и хмыкнула.

Её мать и он кивнули друг другу.

— Мама, ложись, — она более-менее взяла себя в руки. — Я провожу Пашу…

Женщина снова кивнула и исчезла в тёмной комнате.

Настя зажмурилась и уткнулась в его грудь. Он положил руку на её затылок, зарываясь в волосы, и тихо рассмеялся.

— Удачно выбрали место.

Она взглянула исподлобья.

— Я не ожидала, что так получится.

— Вероятно, пределы нашего терпения гораздо масштабнее, — подмигнул он.

— Ещё и я со своим «хочу, но очень боюсь», — она подняла голову. — Боюсь пожелать лучшего от хорошего. Боюсь лишиться этой глубокой немыслимой близости с тобой, став любовниками.