Проклятое наследство - Хмелевская Иоанна. Страница 56
Я не верила собственным ушам — дурака она валяет, что ли?
— Чепуха! Бредни! — воспротивилась я в полном изумлении.
— Какие там бредни! Голые факты. Я тебе ручаюсь — никто ни за какие пряники не признается ни в одном пропавшем злотом. Все отлично, и ни одного потерпевшего. На том и стоять. А теперь подумай, о чем думали те двое, убившие первого.
— Ну знаешь… При таком раскладе мне остаётся только руками развести… — сказала я подавленно. — Может, им тоже что-нибудь показалось…
— Разве что. А может, и преступления не было?
— Да нет, преступление — факт. Труп видели все собственными глазами…
— А второе преступление? Ну с тем, под номером шестым? По-моему, шестой номер просто случайно попал под машину…
— Брось, я своими глазами видела! Постой-ка… Боже!
В моей памяти вдруг ожили все статьи и законы, какие я когда-либо знала. Что я наделала и в каком свете теперь представляюсь! Ведь я сообщила майору о грабежах и налётах! И если обворованные отопрутся и никаких вещественных доказательств нет? Значит, все это — плоды моей фантазии, благо воображение у меня буйное. И делать мне было нечего, как беспокоить милицию и вводить её в заблуждение! Ведь я, только я одна утверждала насчёт краж и налётов! Получается, водила за нос милицию, отвлекала сотрудников майора на пустую работу. Вот за это действительно могут посадить. И прилично посадить…
— Лялька, я ума не приложу, что делать. Тоже отопрусь от всего. Чтоб им сдохнуть, всем этим аферистам и подонкам. Ты мне раньше не могла сказать?
— Д я ничего не знала. Конечно, хорошо всегда все знать заранее. Догадайся я, скажем, насчёт твоего вчерашнего визита, договорилась бы встретиться у моих знакомых и не пришлось бы пешком домой топать — у меня машина в ремонте, обивку меняю. А была недалеко от тебя, на Платовцовой.
— Недалеко от квартиры убийцы, — сказала я машинально, припомнив, что на Платовцовой живёт Гавел.
— Какого убийцы?.. А! Я никакого убийцы не видела, видела только придурка.
— Какого ещё придурка? — спросила я рассеянно — голова была занята одним: как выбраться из чёртова клубка, в который я себя впутала.
— Горластого какого-то дурачка. Мы сидели на веранде, а разговаривать было никак нельзя из-за хохота этого психа. Не знаю, что он там смотрел по телевизору, но визжал — чертям тошно. Такой пронзительный хохоток — хи-хи-и-и! Его было видно в открытое окно в соседнем доме, сидел один перед телевизором при свете, попивал коньячок и визжал. Ясно, психопат!
Я вздохнула. Весь телефонный разговор — сплошные потрясения — одно за другим.
— Стой! Толстый такой?
— Кто? Чокнутый? Толстый. Почти лысый. С такой весёлой красной рожей.
Гавел!.. Больше некому! Не мог же на Платовцовой жить его двойник!..
— Погоди! А не заметила на столике против окна большую красную вазу китайской лакировки?
— Китайской или нет — не знаю, а красная ваза сразу бросалась в глаза. А в чем дело? Ты его знаешь?
— Та-а-к! В котором часу? Ну, когда именно ты видела этого хихикающего придурка?
— Надо полагать, речь идёт либо об очередной жертве, либо налицо ещё один преступник, — ответила довольная Лялька. — Дай вспомню. С семи… Нет, с половины восьмого. В четверть одиннадцатого мы стали поговаривать, надо, мол, расходиться, и все смотрели на часы. До половины одиннадцатого он и сидел, может, и дольше, только в это время я умотала. Он, похоже, прохихикал все подряд: новости, спортивные известия, погоду… И что нашёл смешного?
— А у него феноменальное чувство юмора. Боже праведный! Теперь уж совсем ничего не понимаю, все перепуталось. Знаешь, ты права, надо все заново продумать…
— Давай, — отозвалась Лялька. — И заруби себе на носу — никаких ограблений не было!..
Я перестала искать майора. Разговор с Лялькой меня полностью оглушил и дезориентировал. Конечно, Гавел мог кому-нибудь поручить разделаться с Баськой, но вряд ли бы он при этом прохихикал весь вечер! Знать, что твою приятельницу убивают, и хохотать от этой мысли? В довершение всего Лялька, пожалуй, права: убивать Дуткевича ему по меньшей мере незачем — или он не имеет отношения к убийству, или полный кретин…
Звонок майора прервал мои мучительные раздумья: Гавел и валютчики, валютчики и Гавел. Я пыталась комбинировать любые варианты и добилась только одного — в мозгах закрутилась дикая карусель. Я покорно согласилась явиться через полчаса — самого глупейшего предлога не смогла сыскать, чтобы оттянуть встречу. Только по пути мне пришло в голову: мог же случиться приступ чего угодно, хотя бы печени.
Майор посмотрел на меня столь красноречиво, что фразы посыпались сами собой.
— Это не пан Ракевич, — затараторила я. — Пан Ракевич весь вечер просидел за телевизором и весь вечер хихикал. По-моему, надо найти Франека и Весека. Наверняка во всем замешан этот Пежачек. Сговор между ними исключён, если бы действовали сообща, не цеплялись бы к моим баллонам…
Майор приподнялся, отодвинул стул, жестом пригласил сесть, потом сел сам и качнулся назад.
— Объясните, пожалуйста, о чем, собственно, вы говорите? — спросил он мягко, хотя взгляд его оставался довольно отчуждённым.
Я немного пришла в себя:
— Хотела выложить все разом, но вот беда — сама ничего не понимаю.
— И стараетесь вовсю, чтобы я заодно с вами ничего не понял. Как прикажете понимать пана Ракевича перед телевизором?
— Да вся штука вот в чем: не мог он находиться вчера в Виланове, раз сидел у телевизора.
— А поначалу вы решили, что он там был?
— Ну конечно! Я узнала его «пежо»!
Майор перестал качаться на стуле.
— А-а-а-а!.. Значит, без вас не обошлось! Я так и предполагал, хотя свидетели не рассмотрели цвет и марку вашего автомобиля. Вы присутствовали при этом происшествии?
Я поперхнулась. Хорошенькое происшествие!.. Или Лялька как в воду глядела?.. Не было ограблений, не было и второго преступления…
— Вы называете это происшествием? — осторожно спросила я.
— А как по-вашему?
Я выжидательно молчала. Майор снова принялся качаться.
— Многочисленные свидетели утверждают следующее: жившая неподалёку весьма неуравновешенная пожилая особа упала на дороге, прямо под колёса проезжающей машины, — сообщил он, глядя уже не на меня, а куда-то в голубую даль. — Возможно, споткнулась. Скончалась сразу же. Водитель скрылся. Неподалёку от места происшествия стояла другая машина, на какой-то момент ослепившая сбегающихся людей. Машина уехала до прибытия милиции. Я охотно выслушаю ваши соображения на сей счёт.
Я продолжала молчать. Майор, конечно, знал, что Баська была в Виланове, я сама ему об этом сказала. Разумеется, навестил её тётку и проверил, откуда взялась ненормальная старуха на дороге, и, разумеется, ему рассказали про шляпу и шаль. И уж наверняка у него есть собственные соображения на сей счёт!
Майор вернулся из голубой дали, посмотрел на меня и холодно проговорил:
— Я вам помогу. Вы никак не могли быть виновницей происшествия. Это исключено. При желании вас можно назвать соучастницей, поскольку ваши фары основательно ухудшили видимость на дороге.
От нервного напряжения мой блистательный интеллект наконец заработал.
— Перестаньте делать из меня идиотку, — рассердилась я. — Чушь какая-то! Если бы вы не соотнесли этот случай с тем делом, которым занимаетесь, вообще не узнали бы об этом! Вы что — интересуетесь всеми дорожными происшествиями в городе и предместьях? Раз уж вы об этом случае знаете, то и все остальное вам известно!
— Например?
— Например, следующие факты: во-первых, я поехала за Баськой, пардон, за пани Маковецкой и простояла там сорок пять минут багажником к дороге; во-вторых, вы знаете — ненормальная старуха украла у неё шляпу. Вы должны знать, что я высветила «пежо»! Или все ваши свидетели ослепли, или они все с приветом! Да, я уехала, не дожидаясь милиции, понятно, перетрухнула из-за Гавела! И теперь чувствую — не без оснований.
— А сейчас, пожалуйста, повторите все спокойно, по порядку. Допустим, я ничего не знаю. Допустим, кой-какие соображения у меня есть. Слушаю вас.