Шутить и говорить я начала одновременно - Хмелевская Иоанна. Страница 58

Только тогда я набросилась на родичей — неужели они сами не могли вызвать врача, если ребёнок заболел, неужели для этого непременно требовалось давать панические телеграммы, доводя меня до безумия? Ну ладно, пусть бы дали телеграммы, но ведь одновременно можно было и врача вызвать, не ожидая моего приезда. Та же тётя Ядя с успехом помогла бы связаться с тем же врачом.

— Говорила я твоей матери, чтобы не волновать вас, — ответила Люцина, — но ты же её знаешь…

Я только рукой махнула. Мать я действительно знала, о её болезненной склонности к катастрофизму и панике писала в первом томе.

Раз уж речь зашла о болезни ребёнка, должна сказать, что в таких случаях муж бывал просто незаменим. Как только кто-нибудь из сыновей заболевал и я, сама обеспокоенная и взволнованная, сообщала мужу эту новость, тот лишь радостно отзывался:

— Заболел? Чудесно! Вызовем врача, и тот сразу вылечит малыша.

И такая убеждённость звучала в голосе мужа, что я моментально успокаивалась. Да и по опыту знала — он прав. Вызывали врача, и он быстро ставил ребёнка на ноги. Правда, за исключением одного случая, но это произошло значительно позже и при весьма драматических обстоятельствах.

Летом следующего года мы все трое — муж, я и ребёнок отправились отдыхать в Венгерскую Горку, и там довелось мне пережить шок, когда на моих глазах муж с ребёнком скатились с крутого склона этой Горки.

Думаю, на месте я не скончалась лишь потому, что не успела: ребёнок тут же засмеялся от радости, а муж быстро вскочил с земли, тоже живой и невредимый. Но вот уж при отъезде на вокзале в Катовицах я могла помереть десять раз.

В этой поездке у нас с собой был другой чемодан, так называемый эспандер, привезённый мужем ещё из Англии, чудовищных размеров. Крышка его поднималась на петлях, благодаря чему вместимость монстра удваивалась, а кроме того, он обладал способностью, в случае необходимости, расширяться ещё и во всех других направлениях. Не только приподнять, но даже сдвинуть с места эту махину я не могла. И вот с ней и маленьким ребёнком нам предстояло втиснуться в поезд Катовице — Варшава.

Представление на вокзале началось в двадцать два тридцать. Тесно сбитая толпа запрудила перрон, хуже, чем во времена оккупации. Поезда ещё не поставили, но было ясно, что вот-вот начнётся штурм, будущие пассажиры настроились на борьбу не на жизнь, а на смерть. Один крепкий мужчина, возможно, ещё как-нибудь бы и втиснулся в вагон, нам же. с багажом и ребёнком, нечего было и надеяться. И мы пошли на отчаянную меру: наняли носильщика за безумную сумму в двадцать злотых, чтобы он внёс наш чемодан и занял место в купе.

Носильщик легко отыскался, в те времена немного было таких расточительных пассажиров, народ жил бедно. И вот я с ребёнком заняла безопасное место под стеночкой вокзала и с этих позиций с ужасом наблюдала за происходящим. Медленно подтянулся поезд, а муж все ещё вёл переговоры с носильщиком, где-то тоже в задних рядах ожидающих, и они с носильщиком почему-то вырывали друг у друга из рук злополучный чемодан. До предела раскалённая толпа ринулась по вагонам, и я стала свидетельницей невероятного факта.

Битву за чемодан выиграл носильщик. Повторяю, в тот момент, когда подали состав, он находился в задних рядах чрезвычайно решительно настроенной толпы. И вот, когда вагон второго класса (первых тогда ещё не было) поравнялся с ним, он каким-то совершенно непонятным образом пробился со своим багажом через живую стену и влез в поезд первым! Клянусь всеми святыми, я видела это собственными глазами и до сих пор не понимаю, как ему это удалось, может, расталкивал народ своим шкафом? Ведь чемодан размерами был с хороший шкаф. А потом, секунды через две, он появился в окне вагона, и я подала ему в окно ревущего ребёнка. Втиснуться в вагон нам с мужем удалось с большим трудом, хотя в распоряжении обоих были свободные руки. До самого отхода поезда я боялась, что в Варшаву отправится носильщик с нашим чемоданом и ребёнком.

Ребёнок рос, ему понадобилась прогулочная коляска. Как я уже говорила, Ежи был ребёнком крупным, и в обычной коляске уже в возрасте полугода не помещался. Я пришла в отчаяние. Не говоря уже о хроническом отсутствии денег, в те годы было очень трудно купить прогулочную коляску. От полнейшей безнадёги я решилась приобрести лотерейный билет, хотя никогда в лотереях не участвовала. Билет стоил злотых десять, но для меня и это был большой расход. Тем не менее купила билет и сразу выиграла! Не поверила своим глазам, когда прочитала в газете, что на мой номер пал выигрыш в целых триста пятьдесят злотых! Коляска стоила триста тридцать или около того, не помню точно. Окрылённая, помчалась я в «Детский мир», и тут произошло второе чудо — выбросили коляски! Я немедленно приобрела коляску и потом, неимоверно гордая, возвращалась с ней пешком через всю Варшаву, а люди на улицах то и дело останавливали меня и спрашивали, где дают, а потом со всех ног тоже мчались в «Детский мир», на Братскую. В Польше как раз наметился демографический взрыв.

Во избежание недоразумений замечу, что позже ни разу ни в одной лотерее мне выиграть не удавалось.

С финансами в моей семье стало малость получше, потому что на третьем курсе Зигмусь Конажевский организовал мне потрясающую халтуру — переписывание статистических отчётов. Отчёты писали конструкторы, работавшие в поте лица день и ночь. Они получили срочное задание составить перечень всех столбов тока высокого напряжения, покрывающих Польшу от края до края. Требовалось при этом учесть множество факторов, начиная от вида грунта и кончая материалами, из которых делались столбы. Вот они в спешке и собирали все необходимые данные в своих списках, а я должна была уже их каракули переносить на нормальные чертежи, на кальку, вставляя в нужных местах формулы и схемы. С чертежами я всегда справлялась легко, основами конструкций уже овладела, о начерталке тоже имела понятие. Работала я быстро и с поразительной пунктуальностью, ничего не упуская. Платили щедро, семь пятьдесят за страницу, целое состояние!

Вдохновлённая перспективой потрясающего заработка, я работала с энтузиазмом и вскоре дошла до того, что могла сделать пять страниц в час, если мне никто дома не мешал. В свою очередь, работодатели, убедившись, что на меня можно положиться, стали относиться с доверием и называли реальные сроки, без запроса, с точностью до минуты. Я не преувеличиваю. Помню, однажды я обязалась привезти готовые страницы к пятнадцати часам десяти минутам, в другой раз — к восьми двадцати. Я же считала делом чести не подвести и выдержать сроки, что чуть было не привело к моему преждевременному разводу.

К этому времени муж работал уже в редакции Польского радио. Его исключили с третьего курса института за хроническую задолженность, и он поступил в редакцию радио, где требовались специалисты со знанием иностранных языков. Разумеется, его заработка нам не хватало, поэтому мне и приходилось подрабатывать. Использовала я каждую свободную минуту, все воскресенья и праздники, а также понедельники. По понедельникам студенты мужского пола должны были заниматься на военной кафедре, в связи с чем у студенток день получался свободным от занятий. Работала я также по вечерам и ночам. Особенно много работы было под конец года, ведь известно, что начинался всеобщий аврал, так что мне было не до Рождества и не до Нового года. Разумеется, из-за такой моей занятости очень страдала наша светская жизнь.

На радио у мужа появились знакомства, в том числе в высших сферах. Как-то его с супругой пригласили на второй день рождественских праздников в гости к какому-то высокому иностранному дипломату. Мы собрались пойти, но мне требовалось сразу же после праздников отдать срочную работу, я рассчитала все не только до дня, но и по минутам и ещё не сделала своей нормы на тот день. Сидела, склонившись над доской, а муж топал ногами за моей спиной. Я время от времени отгоняла его, то ругаясь, то со слезами умоляя дать мне ещё минутку. В результате мы опоздали, муж решил вообще не идти, не желая скомпрометировать себя, а мне устроил грандиозный скандал.