Ваше благородие. Дилогия (СИ) - Северюхин Олег Васильевич. Страница 122

– А что если мы поживём в этой квартире? – спросила ААА. – Она такая уютная и пахнет тобой. Вернее, она вся пропитана твоим духом, ты у меня как Ангел и пахнешь как дух святой.

– Не богохульствуй, – и я шутя погрозил своей невесте пальцем. – Допрыгаешься, придёт к тебе ночью дух святой, а ты будешь думать, что это я и будет непорочное зачатие. Сначала убедись, что это я, а потом уже обоняние своё включай. Да и после бритья я не святой водой освежаюсь, а французским одеколоном О’Жён. Так что, оставляем эту квартиру за собой, благо ты с экономкой нашей нашла общий язык. И пойдём завтра распишемся в ЗАГСе, а венчание с гостями проведём потом.

– Ты знаешь, мне так страшно идти наперекор течению, но многие наши живут вместе со своими избранниками и небо на них не падает, – сказала ААА. – Я больше боюсь, что папа скажет по этому поводу.

– Да, генерал Алексеев мужчина серьёзный и строгий, а ты его спроси, каким он был, когда поручиком приехал поступать в академию Генерального штаба, – посоветовал я своей невесте, – и увидишь, как он отнесётся к твоему решению жить вместе со мной.

Никакого компромата на молодого генерала Алексеева у меня не было, но я знал, как отрываются пехотные офицеры после успешной сдачи экзаменов в академию.

Я проводил ААА до дома и вернулся в свою квартиру. С дороги нужно привести себя в порядок и приготовиться к завтрашним занятиям с цесаревичем.

Ночью я спал и мне все время снилось, что я еду в поезде, вагон раскачивает на рельсах, а перед глазами бежит дорога, посыпанная гравием и дорога впереди никак не кончается. Утром встал с чувством некоторой разбитости, как будто это я бегом бежал по железнодорожной насыпи, стараясь бежать наравне с моим вагоном.

Лёгкая физзарядка и умывание до пояса привели меня в нормальное состояние и в шесть часов двадцать пять я был уже к комнате цесаревича.

Глава 47

Когда цесаревич начинал свои занятия с преподавателями, я приступал к своей обыденной работе, причём начинал её с чтения свежих газет. Кто газет не читает, тот вообще ничего не знает, а если человек умеет читать сквозь строчку, то он знает всё. Каждый корреспондент, каким бы он ни был, старается втиснуть в текст то, что он считает наиболее важным, но редактором безжалостно вычёркивается как несущественное или как не имеющее отношение к теме, но хвостик или начало головы информации всё равно остаётся и потом эта информация в урезанном виде появляется в другой газете в результате обмена корреспондентской информацией.

Некоторую информацию я выписывал на карточки и откладывал в отдельную коробку. Кое‑что у меня начиналась вырисовываться, но не настолько, чтобы нужно было бить тревогу и ставить на ноги людей. Но всё равно.

Из имения графа Китченера я вызвал к себе Крысякова и имел с ним длительную беседу по особенностям работы в Государственной Думе и его мнении, что там происходит. Что он как бывший депутат Думы думает о политической ситуации в стране.

Оказалось, что ничего он не думает, а ведь был в составе коммунистической фракции правого толка товарища Троцкого. И был присяжным поверенным, адвокатом с юридическим образованием, но это в той жизни, а в этой жизни покатился по преступной дорожке и всё из головы выветрилось.

– Как же так, Вадим Петрович? – вопрошал я к нему. – Вы квалифицированный юрист, думский депутат и неужели всё это прахом пошло и быльём поросло? Кстати, девушка, с которой я вас видел в Думе, она участвовала в покушении на меня в городе Энске. Она дала сигнал на открытие огня по мне и этим спасла мне жизнь, но скрылась с места преступления.

– Крыся? Кристина, замечательная девушка и моя верная подруга, – как‑то задумчиво сказал Крысяков, – эсэрка, террористка, взорвалась во время экса. Прямо в руках динамит рванул. Пуля попала. Вдребезги, даже следов не нашли. И в постели террористкой была. Да. А сейчас эсэры все перевелись. Бьются за закон о защите каких‑то там сусликов и сами как суслики. Места в Думе продаются как семечки, должности тоже и там такая круговая порука, что почище всякой мафии будет.

Я чувствовал, что задел больную струну моего бывшего налётчика и нынешнего подельника. Раньше он был величина, генералы к нему с ручкой подходили, а сейчас он кто? Шпана, уголовник, по которому каторга плачет. А почему? Решил пойти по лёгкому пути. Урвал, посадили, в лагере будет начётчиком по уголовному праву и врагом администрации. Жизнь поломана.

– Давай‑ка, Вадим Петрович, подключайся к Думе, – сказал я, – что‑то нехорошее там творится, нутром чую, а фактуры мало. Заведи знакомства с думскими чиновниками. Ты по женской части мастак, а там женщины в основном незамужние и всё проходит через них. Жалование тебе увеличим и учти, что я рассчитываю на тебя как на будущего депутата Думы, всё‑таки вы работали тогда хорошо на общее дело, критикуя законы правительственной партии. Как твои подопечные себя ведут? Как Анастас Иванович с ними занимается? Есть успехи или нет?

– Братва в завязке, сами сказали, а если слово нарушат, то и разговор с ними будет короткий, – сказал Крысяков. – Объект охраняют, уроки выполняют добросовестно, потому что мало учились и сидят на уроке как дети малые, по прописям почерка свои исправляют.

– Что Анастас Иванович о политике говорит? – спросил я.

– В основном о патриотизме, – сказал моё источник, – говорит, что война всё равно будет, народу нужно воевать, чтобы развиваться вперёд, а когда все после ужина набок, то народ жиреет и все чаще у людей болезни сердца развиваются.

– Хорошо, передай Анастасу Ивановичу, чтобы заехал ко мне, – сказал я.

Анастас Иванович приехал ко мне на следующий день после обеда.

– Анастас Иванович, – торжественно сказал я, – от имени министра финансов поздравляю вас с чином коллежского секретаря по министерству просвещения. Граф Китченер лично говорил с министром вашего ведомства, – и я вручил своему бывшему наставнику новые петлицы с одним просветом и тремя звёздочками с арматурой (гербом) министерства просвещения. – Обмывать не будем, но петлицы вам сейчас пришьют.

Я вызвал горничную и попросил её перешить петлицы на вицмундире.

– Как ваши подопечные? – спросил я Анастаса Ивановича.

– Совершенно другие люди, – сказал наставник, – впитывают в себя знания как губки. На будущий год можно будет представлять на экзамены по курсу реального училища.

– Мы с вами в поезде как‑то неудачно поговорили о нашем правительстве, – сказал я. – Хотел поинтересоваться, чем вас так привлекает премьер‑министр, что вы готовы ему служить днём и ночью, хотя у нас есть монарх, который и является главой государства.

– Меня премьер ничем не привлекает, он не девица, чтобы привлекать к себе, но вы, как человек военный, прекрасно знаете, что сила армии состоит в том, что солдаты сплачиваются вокруг командира, любят они его или не любят, уважают или ненавидят, – сказал Анастас Иванович. – Поэтому и мы, как люди разумные и патриотично настроенные, должны во всём поддерживать премьер‑министра, который непосредственно решает все важные вопросы. А государь‑император – он номинальный глава государства.

– Я могу сделать скидку на то, что вы человек штатский, – сказал я, – но вы забыли упомянуть, что ЕИВ является Верховным главнокомандующим Вооружёнными силами страны, в его руках находится судьба страны и он вправе распустить парламент и уволить премьер‑министра. По‑вашему получается, что для того, чтобы обеспечить высокую руководящую роль премьера, мы должны уничтожить российскую монархию, оплот нашего государства и символ её единства?

– Я так не говорил, – побледнел Анастас Иванович, – я очень ценю ЕИВ и верно служу ему, похоже, что вы меня просто не так поняли или я не очень понятно высказался.

– Возможно, что я просто не дорос до понимания ваших идеологических взглядов, – сыронизировал я, – или вы просто проверяли меня, на чьей я стороне? Поэтому, я прошу вас более точно определиться в том, кто вы и с кем. Я слышал, что вы посещаете собрания ячейки союза Михаила Архангела, так там, как я знаю, в основном сторонники государя‑императора. Так вы, сударь, либо крестик снимите, либо трусы наденьте, как говорили в стародавние времена. Мне хотелось бы, чтобы вы держали руку на пульсе чёрной сотни и могли направить её в нужное русло в случае необходимости. Я доложу ЕИВ, что вы преданный и честный его подданный.