Это не любовь (СИ) - Шолохова Елена. Страница 5

10

Последние две недели августа пролетели как один день. Зря мама переживала, что Юлька будет от безделья маяться. Безделье порой бывает очень даже в радость. Она вот гуляла дни напролёт. С Лёшей ведь и города толком не видела. А ещё отважилась наконец остричь волосы – только за одно это мать бы её распяла. Впрочем, это ещё предстоит. Притом Юлька не просто избавилась от длинных кос, а сделала себе совершенно неформальную стрижку shag, и теперь чёрные вихры торчали во все стороны, но ей нравилось.

Насчёт Лёши мать, кстати, тоже напрасно беспокоилась. Юлька о нём вспоминала нечасто и уж точно не рвалась встречаться.

И вообще, хорошо, что она приехала пораньше. Сумела получить место в новом, секционном общежитии, а это удача. Оно ведь почти малосемейка: две комнаты на секцию, отдельный душ, отдельная кухня, ещё и балкон, а оплата за всё это счастье – сущие гроши. Туда желающих обычно – очередь, и половина остаётся с носом. А тут так подфартило.

Единственный минус – комендант. Роза Викторовна. Злобная, крикливая тётка, которая с одинаковым энтузиазмом шпыняла и студентов, и аспирантов, и вахтёров, и гостей. И все терпели. Правда, у Юльки эта Роза Викторовна особого трепета не вызвала после маминой-то школы.

Принимая у неё направление, Роза ощупала её цепким взглядом, затем деловито перечислила:

– Попойки в комнате не устраивать. Пьяной в общежитии не появляться. Музыку громко не слушать. Парней на ночь не оставлять. За госимущество отвечаешь лично. За любое нарушение – сразу выселяю без разговоров. Общежитие закрывается в двенадцать, придёшь позже хоть на минуту – останешься ночевать на улице. Ясно?

– Ясно, – буркнула Юлька, мысленно приказывая себе просто смолчать. Не огрызаться, не спорить, не возмущаться – смолчать, прикусив язык.

Не то чтобы она собиралась пьянствовать или портить госимущество, но эти рамки, запреты, ограничения всегда внушали желание поступить вопреки. Не назло кому-то, не ради эпатажа, а чтобы не чувствовать, что на твою личную свободу посягнули. Но с этими порывами она научилась справляться, а вот тон этой Розы, безапелляционный и пренебрежительный, так и провоцировал ответить в подобном духе, даже нагрубить, чтобы лицо её вытянулось… ну а там хоть потоп. Но эти несколько секунд удовольствия, с сожалением понимала Юлька, наверняка аукнулись бы ей немедленным выселением. Так что она молча взяла ключ и потащилась с сумками на второй этаж искать комнату №25.

Первые дни Юлька наслаждалась одиночеством. Соседка приехала буквально в последний день лета. Ввалилась в начале восьмого с многочисленными сумками. Ни тебе здрасьте, ни познакомиться. Топала, шелестела пакетами, хлопала дверцами шкафа, мешала спать. На Юльку, когда та недовольная и заспанная встала с кровати, посмотрела, как на вторженца, затем соизволила:

– Инна.

Юлька тоже представилась.

– Ты на каком курсе?

– На втором.

– А я на третьем, – сообщила важно, будто год разницы наделял её особой значимостью.

На правах старожила Инна пыталась навязать устоявшиеся правила: убираться по очереди, готовить по очереди, продукты в складчину.

– Ну уж нет, – не согласилась Юлька, смерив взглядом дородную соседку. – Я ем мало, готовить вообще не люблю. Так что каждый сам себя кормит.

Они спорили, раздражались, повышали голос. Инна на нервах то и дело снимала очки и протирала стёкла. Юлька говорила резкости, затем, чувствуя, что ещё немного и её совсем понесёт, села с ногами на кровать, упершись затылком в стену, воткнула наушники и, врубив на полную первый попавшийся трек, закрыла глаза. Не видеть, не слышать, успокоиться.

Остаток дня и следующее утро они демонстративно друг с другом не разговаривали. И в институт шли одной дорогой, но по отдельности.

Первой парой была вводная лекция для всего потока. Второй по расписанию – зарубежная литература. Девчонки-одногруппницы толпились у закрытых дверей аудитории, верещали, хихикали, показывали друг к другу что-то в телефонах.

Юлька встала от них поодаль. В группе за целый год она ни с кем не сдружилась. Ну хоть врагов не нажила со своим дурным характером – и то спасибо.

Особняком от остальных держалась ещё одна, Рубцова. Вот её Юлька всерьёз недолюбливала. Никогда не нравились ей такие: правильные девочки-припевочки, заучки, тоскливые настолько, что зубы сводит. А эта ещё и себе на уме. Одногруппницы к ней время от времени подкатывали, пытались зазвать туда-сюда, дуры. Но та чётко давала понять, кто она и кто они, и держала всех на расстоянии. Ну понятно, папа же там огого. Такие вот моменты Юльке тоже не нравились. Поэтому с Рубцовой она даже не здоровалась.

Сейчас вот тоже стали к ней липнуть:

– Мы тебя видели с Яковлевым!

– Вы что, теперь вместе?

– Когда успели? Расскажи!

Юльке стало противно. Ну кому может быть интересно, с кем эта заучка встречается или не встречается? В данный момент её вот больше волновало, где носит препода? Звонок с минуты на минуту. Какого чёрта он держит их под дверью? Или это она? В расписании сказано: к.ф.н. А.Д. Анварес. По фамилии не понять – он, она. В принципе, плевать.

А вот ждать, подпирать стенку, слушать глупый трёп надоело. Раздражение зашкаливало. Юлька резко оторвалась от стены и направилась к лестнице. Решила спуститься в столовую, выпить кофе. Ни от кого не убудет, если она задержится на несколько минут.

Но одним кофе она не ограничилась – напал вдруг голод. Взяла сосиску в тесте и овощной салат. Ела торопливо, но всё равно опоздала на четверть часа. Перед дверью приостановилась на миг, приняла независимое выражение и смело шагнула в аудиторию.

– Здравствуй… те.

Юлька замерла на пороге, ошарашено глядя на преподавателя. Вот уж чего она совсем никак не ожидала – так это увидеть на его месте того надменного брюнета-красавчика из клуба. И он, совершенно очевидно, тоже опешил…

11

Месяц назад

– Не вижу логики, – в дверях ванной возникла Лариса. – Ты не хочешь идти на этот мальчишник и всё же идёшь.

– Я часто делаю то, что делать не хочется, – не глядя на неё, сухо ответил Анварес. Плеснул в ладонь лосьон после бритья, нанёс на лицо.

Аккуратно отодвинув её, он прошёл в спальню, раздвинул дверцы шкафа-купе, снял с плечиков рубашку, белую в узкую серую полоску.

– Ну нам всем так иногда приходится поступать, – проследовала за ним Лариса. – Но я понимаю, когда дело касается долга, работы, каких-то обязанностей, от которых не отвертеться. А это всего лишь пьянка. Какая-то бессмысленная традиция.

Он никак не реагировал, сосредоточенно застёгивая пуговицы перед зеркалом.

– И ладно, если б ты сам хотел, – не дождавшись ответа, продолжила Лариса. – А то ведь…

Полностью одевшись, Анварес наконец повернулся к ней, бесстрастно посмотрел в глаза.

– Традиции, моя дорогая, это не просто часть культуры нашего общества, это связь поколений прошлого, настоящего и будущего. Даже те, что на твой взгляд, бессмысленны.

– Традиции, мой дорогой, это невежество мёртвых, которое довлеет над умами живых.

– Если уж обращаешься к авторитетам, то хотя бы не коверкай их. Довлеть – это удовлетворять. В значении «тяготеть» употреблять это слово безграмотно.

– Анварес! Ты несносен! – Лариса пошла пунцовыми пятнами. – Я всего лишь…

– Ты всего лишь не хочешь, чтобы я шёл на мальчишник. Я понял, – равнодушно произнёс он. Затем его губы тронула едва заметная усмешка. – По-твоему, это стриптиз, разврат и оргии, да? И ты всерьёз считаешь, что я стану в подобном участвовать?

– Нет, конечно, нет. Ты, Анварес, для этого слишком благоразумен и… брезглив.

– Так в чём же дело? – он вопросительно приподнял чёрные безупречной формы брови.

– Да ни в чём, – отмахнулась Лариса. – Иди уже.