Развлечение для магов (СИ) - Федорова Екатерина Владимировна "Екатерина Федорова-Павина". Страница 7

Но следом Веденея осознала, что на коленях лежит какая-то тяжесть. Дыхание у нее зачастило, и Олонецкий сразу заявил:

— Уже очнулась? Хватит притворяться, госпожа Ильинская.

Веденея открыла глаза. Вокруг поднимались стенки кареты, оббитые зеленым бархатом. Напротив сидел Сигвич, а Олонецкий держал ее за колени…

— Как вы смеете, — дрожащим голосом сказала Веденея.

И села прямо. Тут же попыталась столкнуть руку Олонецкого со своих колен.

— Сигвич, заткни ее, — велел волостарь, придавив ноги Веденеи еще сильней. — Скоро мой дом, а я не хочу, чтобы она визжала на всю улицу. Побеседуем с ней за закрытыми дверями.

Этот приказ был подсказкой — Веденея осознала, что надо звать на помощь. Сейчас, пока карета летит над улицами города.

Но на мгновенье она все-таки замялась. Кричать ей не позволяли с раннего детства, и теперь Веденея испугалась, что не сможет завопить достаточно громко. Что ей не хватит воздуха, что корсет слишком узок для глубокого вздоха…

А в следующий миг лицо Веденеи обметали частые капли. И стремительно покатились по коже, собираясь на губах влажной пеленой.

Она ощутила сладковатый привкус чистой воды. Во рту вдруг свернулась огромная капля — и придавила ей язык. Затем вспухла, рывком раздвинув Веденее губы. Тут же затвердела, засев во рту округлым комом.

Веденея, вжавшись в угол кареты, замотала головой. Выплюнуть ком не удалось. И выцарапать его она не смогла. Пальцы ее лишь скользнули по твердому боку, выступавшему меж губ. Привкус у кома был все тот же, сладковатый, как у чистой воды…

— Сидите спокойно, госпожа Ильинская, — равнодушно уронил Сигвич, наблюдая за ней с соседнего диванчика. — Иначе я дам вам подышать водой.

— Ничего, скоро наговоритесь, — пообещал Олонецкий, отпустив наконец ее колени. — Может, вы и на допросе дадите мне пару советов?

Веденея, глядя на него обезумевшими глазами, приподнялась над диванчиком. Уперлась плечом в стенку кареты и нащупала дверцу.

Но та не открывалась. Олонецкий с укором качнул головой.

— Кто же оставляет дверь открытой, когда в карете такая прелестная гостья? Сядьте и успокойтесь, госпожа Ильинская. Скоро мы с вами пообщаемся поближе. Разве не об этом вы мечтали, когда кидались ко мне и Сигвичу в бальной зале?

Веденея, слушая его, вжалась в стенку кареты с полусогнутыми ногами — нависая над диванчиком, но не решаясь снова сесть на него. Один из ногтей обломился, пока она цеплялась за обивку, по щекам уже текли слезы. Тяжелый прохладный ком во рту давил на язык, не давая сглотнуть…

Мара-Лада, умоляюще подумала Веденея. Мара-Лада, пусть твое прикосновение сработает прямо сейчас. Прежде, чем они начнут допрашивать.

Сигвич, не сводя с Веденеи глаз, закинул ногу на ногу. Откинулся назад — отвратительный в своей лощеной красоте без изъянов. Заявил:

— Предлагаю попробовать вдовушку до допроса, Ярмир. Если она начнет упираться, то от нее останутся ошметки. А я не люблю пристраиваться к мычащей скотине. Кстати, коньяк сначала предлагают гостю. Только потом наливают себе.

— Я не сторонник светских условностей, — насмешливо ответил Олонецкий.

После его слов карета внезапно пошла вниз. Как только она остановилась, дверца распахнулась — и Олонецкий, не вставая с диванчика, ухватил Веденею за юбку платья. Быстро дернул к себе.

Она полетела вперед, но упасть ей не позволили. Олонецкий поймал Веденею в воздухе, уже поднимаясь. Тут же зажал под мышкой, придавив ей локти, и выбрался наружу.

Из-под руки Олонецкого, дергаясь и обессилено пытаясь пнуть его через юбки, Веденея разглядела дом, куда ее привезли.

Фасад высокого особняка сплошь зарос вьющимися розами. Сквозь стену листвы с темно-алыми бутонами, подсвеченную парой настенных фонарей, проглядывали только черные ниши окон и входного проема.

Двери дома, узловатые, точно сплетенные из голых коричневых лоз, сами распахнулись перед Олонецким.

Прислуга навстречу хозяину не вышла. И волостарь протащил задыхавшуюся Веденею по безлюдному холлу с изящными диванчиками. Следом был коридор, в конце которого Олонецкий толкнул одну из дверей. Вошел и разжал руку.

Веденея тут же осела на пол, покрытый изумрудным ковром. Дышать было трудно из-за слез, ужаса — и кома во рту. Она, глядя на магов снизу вверх, отчаянно зашмыгала носом. Но сразу опомнилась. Отвернулась и заморгала, пытаясь остановить слезы.

— Вот это я называю светской выучкой, — заявил вдруг Олонецкий, стоявший рядом. — Она задыхается, но помнит, что даже плакать надо красиво. Что шмыгать носом при мужчинах неприлично.

Затем волостарь присел перед Веденеей. Стиснул ее подбородок, надавил, заставив посмотреть на него. Велел, не оборачиваясь к князю:

— Освободи вдове рот, Игорь. Итак, госпожа Ильинская. Ваше имя? Имя вашей семьи? Почему вы так рвались ко мне и Сигвичу? Зачем раззадорили меня, но не захотели подходить к государю? А тот почему-то не увидел отсветов магии из-под вашего платья. Хотя сила венценосца по-прежнему сияет над его головой, и в зале полно магов из его охраны. Подозреваю, что именно вы стали причиной частичной слепоты государя. Что вы с ним сделали? Отвечайте, иначе я займусь тем, о чем вы грезили в бальной зале — допросом.

Округлый ком во рту Веденеи вдруг лопнул. Струйки воды брызнули изо рта фонтаном. Она даже сквозь ужас ощутила стыд, и мотнула головой, уходя от руки Олонецкого, которую тоже обдало струйками воды.

Затем Веденея кое-как поднялась на ноги, не удержавшись от всхлипа. Подумала, глядя на встававшего Олонецкого — про Мару-Ладу говорить нельзя. Об этом предупреждала и Луша, и госпожа Любослава. Храм Мары-Лады дал приют, когда ей некуда было идти. Простая благодарность обязывает молчать.

А может, именно прикосновение Мары-Лады не дало государю увидеть отсветы зеленой магии? Но говорить о богине, которой нет в списках малых богов, нельзя. Их всех могут обвинить в чем угодно — в ереси, в колдовстве против государя. Ее, госпожу Любославу, послушниц в храме…

— Ваше имя, — рявкнул Олонецкий.

Следом ухватил Веденею за плечи. Прошелся по ним ладонями, сдвигая платье. Кружево тихо затрещало.

Из-под манжет Олонецкого тут же выбились несколько ростков. Стебли изогнулись, нацелившись острыми стрелками на обнаженную кожу — там, где ее не прикрывала ткань платья.

Я не хочу видеть, что будет дальше, жалко подумала Веденея, глядя на зеленые жала. И неприлично, как-то хрипяще вздохнула. Сил отбиваться не было.

— Я жду, — сказал Олонецкий.

По карим глазам снова расплескалась зелень. Одна из стрелок острой иглой уколола ей плечо.

— Веденея, — выдохнула она. — Но поклянитесь, что никому об этом не скажете.

Одно мгновенье оба мага молчали, как-то странно глядя на нее. Потом князь Сигвич, стоявший позади Олонецкого, заморожено улыбнулся. А волостарь коротко хохотнул. И потянулся к ней, пригибая голову. Прошептал на ухо:

— Мне бы не хотелось, чтобы запах твоего сиреневого мыла смешался с запахом крови. Хотя зелень обычно любит кровь. Говори, кто ты, вдовушка. Все равно я это из тебя вытащу.

— Вы не можете так обращаться с дамами, — дрожащим голосом возразила Веденея. — Даже магам высшего круга не позволено… если это дойдет до государя…

Она осеклась.

— Мы еще в бальной зале выяснили, что ты не желаешь подходить к государю, — бросил Олонецкий, вскидывая голову. — И причину этого я тоже хочу знать.

Вторая стрелка уколола ее там, где над вырезом выступала грудь. Правда, на этот раз боль была не такой сильной.

Веденея, содрогнувшись, скосила глаза. Посмотрела на ладони Олонецкого, так не похожие на дворянские, узловатые, поросшие темными волосками — и на зеленые ростки вокруг них. Такие тонкие и слабые с виду.

— Я не вдова, — запинаясь, проговорила она. — Я опозорила свою семью. Сама отдала свою девичью силу. И меня выгнали из дома.

Надо утаить хоть имя семьи, с отчаяньем подумала Веденея. Придумать любое другое.