Оборотень на щите (СИ) - Федорова Екатерина Владимировна "Екатерина Федорова-Павина". Страница 32
— Они не мочь меня терять, — не слишком уверенно сказала Свейта. — Не теперь, когда я нужен. Ты звереть, твой волк тоже под чары, а в кладовая нет окна. Они не знать, жив ли я?
— Если я и звереть, то не настолько, Свейта, — заметил Ульф.
Жена нахмурилась. Выпалила:
— С чары ты это не знать.
Потом она схватилась за очередной мешок с серебром. А Ульф неожиданно зевнул. Подумал устало — нынче четвертая ночь без сна. И камни, которые перекладывал прошлой ночью, дают о себе знать.
— Ты вроде говорила, что собираешься меня сторожить? — проворчал он.
Свейта, оторвавшись от рассыпания серебра, кивнула. На лице у нее была готовность и толика отчаяния.
— Тогда охраняй, рыжая стражница, — протяжно сказал Ульф. — А я немного посплю. Ингульф с остальными волками простоят возле кладовой до утра?
Свейта снова кивнула. Поспешно добавила:
— Утро их сменить Гудульф, еще оборотень…
Ульф немного сонно ухмыльнулся.
— Ты и вторую стражу назначила? Кстати, Ингульф заявил Сигвейн, что ты хотела получить свое вено, поэтому пришла сюда. Про вено вспомнила сама? А почему именно кладовая? Рассыпать серебро ты могла и в опочивальне.
— Толстые стены, — быстро ответила Свейта. — Нет окна. Альвийки не видеть, не слышать. И вено объяснять все. А тут серебро, оно надо для вено.
— Кто додумался сказать Сигвейн, что я разодрал на тебе одежду? — спросил Ульф. — Что ты кричала, но я не чуял твоего запаха?
Свейта неожиданно смутилась.
— Альвийка надо было пугать…
— Вспугнуть дичь? Рыжая волчица учится охоте, — пробормотал Ульф.
И пригнулся над полом. Велел:
— У двери не садись. Там Сигвейн грозилась привести моего отца с братом. Не думаю, что они придут… разве что их достанут чарами, которые ты углядела на ровном месте. Но мои родичи могут ворваться без стука. Если что, буди меня. Можешь покричать или швырнуть в меня серебром. И помни, Свейта — я еще с тобой.
Следом Ульф вытянулся под стеной. Коснулся головой каменного пола и мгновенно провалился в сон.
Последние мешки Света рассыпала осторожно, заваливая их на бок и выгребая монеты руками. Устилала пол серебром, стараясь поменьше шуметь, чтобы не разбудить мужа.
Но монеты все равно звенели. Громко, обвиняюще.
Потом она сложила пустые мешки в углу, справа от двери. И устроилась на них, глядя на спящего Ульфа. Лицо его сейчас было человеческим. Уменьшился нос, втянулись челюсти…
Он начинает мне верить, подумала Света с тревожной надеждой. Ведь не просто так Ульф предупредил, что на брата с отцом тоже могут наложить чары? Может, он уснул, потому что альвийки ослабили свое колдовство?
Неужели получилось?
Хорошо бы, тоскливо мелькнуло у Светы.
Затем она вспомнила о светловолосой красавице, сидевшей на коленях Ульфа в зале. Наверно, с нее Ингульф и стащил Ульфа. От нее он прибежал в одних штанах…
Света безрадостно вздохнула и прижалась затылком к неровному камню. Но тут же вскинулась, сев прямо.
Нельзя, мелькнуло у нее. Так можно задремать. Нельзя опираться, расслабляться…
Нужно сторожить его сон.
Ульфа разбудил скрип засова. Он, не шевельнувшись, приподнял веки. Чутьем понял, что снаружи, за стенами кладовой, в этот миг разгорается заря…
Из приоткрывшейся двери, скользнув над рассыпанным серебром, прилетел запах. Ульф, даже не принюхиваясь, узнал стоявшего за дверью. Гудульф, сын ярла Хеггульфа.
В следующий миг руки Гудульфа сунули в клеть поднос с едой. И поставили у порога ведро.
Сидевшая в углу Свейта встала — как-то замедленно, одеревенело. Прошептала осипшим голосом:
— Спасибо.
— Если что, зови нас, — тихо выдохнул Гудульф. — Родичи сюда не придут.
Это он сказал не ей, с иронией подумал Ульф. Гудульф уже принюхался и сообразил, что узник проснулся…
Створка захлопнулась, в петлях опять скрипнул засов. А Свейта, подхватив поднос с едой, шагнула от двери. Идти пыталась осторожно, не сдвигая монет — но серебро под ногой все-таки позвякивало.
Ульф лежал неподвижно, глядя на жену из-под опущенных ресниц.
Свейта шла к нему. Светло-карие глаза покраснели от бессонницы, из рыжих косиц, падавших на плечи, выбились остренькие прядки. Но Ульф уверенно подумал, что не видел никого прекрасней ее. В теле плескался странный покой, и желание уже не жгло. Лишь тепло ворочалось в животе.
Затем у него мелькнуло — выходит, Свейта была права? Альвы смогли что-то наколдовать, поэтому он уходит слишком быстро, гребя под себя всех, без роздыха и сна. А сейчас чары ослабли?
Мысль резанула ножом. Свейта тем временем ступила на камень, где не было серебра. Поставила на пол поднос…
И Ульф, перекатившись, стиснул ей щиколотку. Тут же сел, сдавив ноги жены своими коленями, как капканом. Уронил:
— Доброго утра.
Следом он уткнулся носом в складки одежды под ее грудью. Обнял бедра Свейты и замер, часто вдыхая.
— Нет, — напряженно объявила она. — Оставь, Ульф. А то.
Последнее "а то" заинтересовало Ульфа больше всего. И он вскинул голову.
Свейта стояла, занеся над его плечом правую руку. В побелевших пальцах поблескивала монета.
— Вооружилась? — выдохнул Ульф.
Потом вдавил подбородок ей под ребра — в мягкое тело, дрожавшее в кольце его рук. Сообщил негромко:
— Обнажив оружие, будь готова пустить его в ход. Готова?
— Прошу, Ульф, — ломким голосом сказала Свейта.
Рука ее немного опустилась. Ладонь вздрогнула, краешек монеты злорадно блеснул в желтом свете альвова огня.
Ульф улыбнулся, глядя на Свейту снизу вверх.
— Я тебя немного пообнимаю, — пообещал он. — Затем отпущу. И ты убежишь в свой угол, а я примусь за еду.
Свейта громко выдохнула. Бросила почти радостно:
— Еще ведро. Если хотеть, я приносить…
Она смутилась, Ульф бесстыже подсказал:
— Для нужда.
Затем он прижался к ней уже щекой. Пробурчал:
— Тебе тоже надо выспаться. Но не в этом каменном мешке. Скажи Гудульфу, пусть…
— Нет, — перебила его Свейта. — Альвы должен бояться за меня. Я здесь до конца. Я лечь у порог, раз родичи не прийти. Сторожить и немного дремать.
— Хорошо, — ровно согласился Ульф. — Отговаривать не стану. Сторожи меня. И посмотрим, что из этого выйдет.
Свейта вдруг коснулась его рукой — левой, в которой не было монеты. Прошлась ладонью по молочным волосам, собранным сзади. Заодно пригладила и прядки, выбившиеся из хвоста, пока он трудился над Сигвейн.
Ульф пригнул голову, вжав щеку в живот Свейты. В уме мелькнуло — смыть бы с себя запах альвийки, и забыть все, как плохой сон. Но не выйдет…
— Я еще здесь, Свейта, — глухо уронил он. — Похоже, ты была права. А я нет. Ты нашла нужную тропу, когда я заблудился. Что ж… мне с женой повезло.
Рядом звякнуло — Свейта отшвырнула монету. И обняла его уже двумя руками.
— Напрасно, — проворчал Ульф, радуясь ее прикосновеньям, но запихивая эту радость как можно глубже. — Ты не должна мне доверять, если я под чарами. Твоя задумка с серебряной монетой была хороша. Держи серебро при себе. Всегда, слышишь меня?
— Ага, — выдохнула Свейта над его головой.
Опять это словечко из ее мира, подумал Ульф.
Потом он снова вдохнул Свейтин запах. Малодушно порадовался тому, что в нем нет намека на других мужиков. И тому, что жена не чует, как сам он пропах запахом Сигвейн.
ГЛАВА 7
Хальстейн приплыл к вечеру следующего дня.
Ингульф, ворвавшись в кладовую, громыхнул засовом клети, в которой сидел Ульф. Крикнул из-за двери, окованной железом:
— В заливе драккары. Над первым знамя Хальстейна.
И Ульф, смотревший на Свейту, дремавшую у выхода, вскочил.
Сапог нет, пролетело у него в уме. Придется бежать в женский дом за обувью…
В следующий миг он схватил медвежью шкуру. В девять взмахов выгреб себе дорожку в серебре — до двери и до Свейты. Монеты разлетались со звоном, обжигая ему руки. Несколько штук с дымком прошлись по шее и скулам.