Контртеррор (СИ) - Валериев Игорь. Страница 22
Зять императора застыл с остановившимся взглядом. Не знаю, какую он себе представлял картину Апокалипсиса для адмирала Того, но я видевший фото с дирижаблями тридцатых годов эту картину представил в цвете.
– Чёрт побери, краба мне в клюз, да это же – как залп тех же пятисот-шестисот девятидюймовых береговых мортир!!! – оттаяв, импульсивно выразился Сандро. – Это же убийца броненосцев! Ему же нечего противопоставить на такой высоте?! Да и нет на корабле орудий, которые бы стреляли в зенит!
– А если ещё будет разработана методика бомбометания, разработаны прицелы, как на пушках, чтобы бомбы вываливать на головы не на глазок, а точно и по-научному? – произнося эти слова, я смотрел на Сергея Михайловича.
– Да, брат, это убийца не только броненосцев. Такой дирижабль одним махом полк, а то и дивизию на марше разнесёт. Да и крепости любой не поздоровится, если такой воздушный крейсер над ней появится, – великий князь опустил голову, как будто что-то обдумывая. Подняв на меня взгляд, он продолжил. – Вы правы, Тимофей Васильевич, это будет совершенно другая война. И это будет война моторов. Кто первым создаст более мощный двигатель при меньшем весе и габаритах, тот в этой войне будет побеждать.
Я от удивления настолько верным выводом Сергея Михайловича, чуть слюной не подавился, но справился с собой.
– Я тоже об этом думал, Сергей Михайлович, и пришёл к выводу, что если дирижабли и будут использованы в военных целях, то недолго. Слишком они большие и неповоротливые. А придумать орудия, стреляющие в зенит или зенитки, намного проще. Тем более водород и его горючесть. Можно найти, конечно, ещё какой-то газ легче воздуха, например, гелий. Но это очень дорого, сейчас. Поэтому в воздухе необходим небольшой и вёрткий аппарат, который было бы трудно сбить с земли. И это – самолёт, – я посмотрел на императора, который всё это время молчал, с каким-то задумчивым взглядом рассматривая меня.
– Как сказочный ковёр-самолёт на картине Васнецова? – улыбаясь, спросил Сандро, чем вызвал лёгкий смех окружающих.
– Нет, Александр Михайлович, не ковёр-самолёт. А самолёт – аппарат, который представляет из себя планер с двигателем, – я развернулся к императору. – Николай Александрович, разрешите воспользоваться несколькими чистыми листами бумаги на вашем столе. Мне надо сделать несколько моделей самолёта для наглядного показа. Это займёт несколько минут.
– Пожалуйста, Тимофей Васильевич, делайте свои модели. Мы подождём.
Пока я на столе императора, используя опыт детства, складывал несколько самолётов различной сборки, прислушивался к разговору между моими слушателями.
– Ники, я обязательно должен попасть в Париж, чтобы посмотреть полёт дирижабля, – это Сандро.
– Я бы тоже не отказался посмотреть на этот аппарат. Признаться, меня он также заинтересовал, – это Сергей Михайлович.
– Тимофей Васильевич, а когда состоится полёт вокруг Эйфелевой башни? – это император уже ко мне.
– Кажется, в октябре, Николай Александрович. Все данные по дирижаблям у меня в Гатчине, – ответил я, заканчивая связывать ниткой четыре обрезанные спички.
Это я решил ознакомить присутствующих в комнате со стабилизаторами для бомб. Кто из детей, выросших в советские семидесятые, не делал дротик из четырёх спичек, нитки, оперенья из бумаги и иголки. Помню, как меня семилетнего поставили в угол за то, что додумался кинуть сделанный дротик в дверцу гостиной стенки для посуды и отколоть немного полировки.
Разговор его величества с их высочествами продолжался. Ширинкин молчал, а я заканчивал свои поделки. Наконец, подойдя к столику, вокруг которого мы все сидели, я выложил на него четыре бумажных самолёта и дротик без иголки.
– И что это такое? – поинтересовался император, взяв в руки одну из моделей.
– Модель самолёта-моноплана, Николай Александрович. Но сначала немного истории. Разрешите?
– Слушаем Вас, Тимофей Васильевич, – ответил император, откинувшись на спинку стула, продолжая рассматривать бумажный самолёт, крутя его в руках.
– Первую привилегию на самолёт или воздухолетательный снаряд в восемьдесят первом году прошлого века была выдана Департаментом Торговли и Мануфактур Российской Империи капитану первого ранга Можайскому Александру Фёдоровичу, – начал я.
– Наш человек! Надо же не знал, – перебил меня Сандро. – Извините, не удержался. Продолжайте, Тимофей Васильевич.
– К сожалению, документов испытаний, практически, не сохранилось, но имеются сведения, что данный воздухолетательный снаряд с двумя паровыми двигателями смог оторваться от земли, но потом завалился на бок и упал. Тем не менее, это был первый аппарат тяжелее воздуха с двигателями, который смог оторваться от земли. К сожалению, дальнейшее финансирование было нашим Военным ведомством прекращено, а у Александра Фёдоровича не нашлось денежных средств на продолжение работ. Хотя, насколько мне удалось узнать, на эти исследования жертвовали деньги ваш дед, Николай Александрович, генерал Скобелев, граф Воронцов-Дашков и многие другие.
– Почему же прекратили финансирование, Тимофей Васильевич? – заинтересованно спросил император.
– Как мне кажется, покойный контр-адмирал Можайский со своей идеей опередил, как минимум на десятилетие, а то и на два, техническое развитие мира и такой науки, как аэродинамика. Не было нормальных двигателей и научной теории воздухоплавания, – ответил я.
– А сейчас это время пришло? – задал вопрос Сергей Михайлович.
– Думаю, да. Пришло. Пока сведения до конца не проверены, но первичная информация говорит о том, что в Питтсбурге в мае девяносто девятого года состоялся полёт моноплана с паровым двигателем, который пролетел почти версту на высоте двух-трех сажень. Автор этого аппарата – Густав Уайтхед. Кроме того, ещё два американца – братья Райт активно создают новый самолёт, пока проводя аэродинамические исследования планера и подбирая двигатель большой мощности с наименьшим удельным весом, – глубоко вздохнув, я продолжил. – Два месяца назад встречался с академиком и действительным статским советником Жуковским Николаем Егоровичем. Он преподаёт гидродинамику, при этом активно разрабатывает положения новой науки – аэродинамики. Ищет средства на создание при механическом кабинете Московского университета аэродинамической трубы. Довёл до него информацию об изысканиях американцев, а также представил бумажные модели самолётов. Он очень заинтересовался.
– Мы тоже заинтересовались, Тимофей Васильевич. Покажите же, наконец-то, для чего эти модели, – перебил меня Николай.
Я взял со стола один из самолётиков и запустил его. Модель, пролетев несколько метров, резко спикировала и упала на пол. Всё-таки бумага, которую я использовал, была плотной и тяжёлой. Следом запустил вторую модель, сложенную, как Ту-144. Этот самолётик пролетел весь кабинет и под восторженный выдох присутствующих вылетел в коридор.
Николай запустил модель, которую продолжал держать в руках. Та взмыла под потолок, потом устремилась вниз. На полпути к полу взмыла ещё раз и аккуратно приземлилась на пол. Император схватил со стола следующий самолёт и запустил его, тот на удивление полетел плавно, постепенно снижаясь, и почти вылетел в коридор.
Дальше началось веселье. Никогда не мог себе представить, что увижу такую картину, как император, два великих князя из дома Романовых и целый генерал-майор, самый старший из нас, будут, словно дети, носиться по кабинету, запуская бумажные самолётики.
Наигравшись, народ вернулся за стол.
– Тимофей Васильевич, для Александра и Алексея сделайте побольше таких самолётов. Сыновьям они будут в радость. Хорошо?! – произнёс император, усаживаясь на стул.
– Я лучше научу их делать эти модели. Только боюсь, очень скоро в Гатчинском дворце закончится вся бумага, – ответил я, чем вызвал у всех присутствующих задорный смех.
– Смех смехом, господа, но как Вы, Тимофей Васильевич, видите применение этих самолётов? – всё ещё улыбаясь, спросил император.