Корабль судьбы (Книга 2) - Хобб Робин. Страница 64

— Да нет же. — Кеннит видел, как она прилагала усилия, чтобы сформулировать свою мысль. — Ты ведешь себя как благородный человек. И ты ничуть не страшен на вид. Покамест я видела от тебя только добро и заботу. Но когда я хотела выйти, дверь оказалась заперта, и я…

— Погоди. Лучше сядь и поешь, а потом обсудим все не спеша.

Кеннит улыбнулся, с трудом удержавшись, чтобы не ощупать ее жадным взглядом с ног до головы. Она была одета в одежду Уинтроу, а волосы увязала по-матросски, хвостиком, и это еще больше подчеркивало ее сходство с племянником. У нее были те же скулы, те же темные глаза. Вот только рабская татуировка не замарала ее лица. Альтия воспользовалась платьем Уинтроу, вероятно полагая, что мужской наряд сделает ее в глазах Кеннита менее привлекательной, нежели его ночная рубашка. Вот тут она полностью просчиталась: эффект был ровно противоположный. Он видел движение ее груди под рубашкой Уинтроу, и кровь стучала у него в висках. Ее щеки слегка раскраснелись от волнения при попытке начать с ним непростой разговор, но в глазах еще сохранялся неестественный блеск: значит, она не вполне оправилась от дурмана, которым он ее опоил. Он снял крышку с подноса и поставил его перед ней. Точно так же когда-то юнга Кеннит прислуживал Игроту Страхолюду, пиратскому капитану. «Опять эти странные совпадения, — подумалось ему. — Многовато их что-то последнее время…»

Усилием воли он прогнал эту мысль и заставил себя говорить спокойно и ровно, продолжая начатую беседу.

— Я уже объяснял тебе, что мои действия объясняются лишь заботой о твоей безопасности. Боюсь, моя матросня начисто лишена той утонченности, среди которой ты, должно быть, воспитывалась. Так что позволить тебе свободно разгуливать по кораблю — значит навлечь возможность каких-то грубых выходок, если не прямого нападения. Среди наших ребят немало бывших рабов, причем кое-кто содержался на этом самом корабле — в темных трюмах, в цепях, в холоде и грязи. Сама понимаешь, после этого у них бо-ольшущий зуб на твое семейство. На всех, кто с Кайлом Хэвеном хоть в каком-то родстве. Да-да, знаю, ты говорила мне, что ни в коей мере не причастна ни к его грязным и жестоким делишкам, ни к подобному использованию фамильного живого корабля. Боюсь только, команде это трудновато будет втолковать. Да пожалуй, и самому кораблю. А ведь я знаю, что тебя так тянет наружу. Ты хочешь повидаться с Проказницей. — Он снисходительно улыбнулся. — Выпусти я тебя отсюда — ты прямиком бросишься к ней. Я же прекрасно понимаю: ты не поверила мне, когда я сказал, что Проказницы более нет. — Говоря так, он продолжал наблюдать за ней краем глаза и видел, как она сжала зубы, как вытянулся в линию ее рот. В точности как у Уинтроу, когда ему прекословили. Это рассмешило Кеннита, но он не подал виду и продолжал с прежним спокойствием, покачав головой: — Однако, веришь ты или нет, именно так все и произошло. Ту, что теперь одушевляет наш корабль, зовут Молния, и, боюсь, ничего хорошего ты от нее не дождешься. Насколько далеко простирается ее недоброжелательство? Ручаться не буду, но как бы и до физического насилия не дошло! Боюсь даже загадывать. И, знаешь, мне как-то не хочется это проверять!

Альтия прямо смотрела на него, глаза были словно два черных кремня. Ну до чего же черные… Кеннит выдал самую теплую улыбку, на какую только был способен:

— Ты ешь, ешь. Тебе надо набраться сил, глядишь — и здравые мысли придут.

По ее лицу пробежала легкая тень неуверенности. И это чувство тоже было знакомо ему. Игрот, сущее воплощение грубой жестокости, мордовал его подолгу и вполне бессердечно, но бывало, что маятник качался в другую сторону и свирепый пират становился добрым и ласковым. Хватало его обычно примерно на неделю, в течение которой он то внушал Кенниту правила хорошего тона, то сердечно хвалил за спорую и добросовестную работу и вообще вел себя с ним чуть ли не как отец с сыном. Но потом — без всякого предупреждения — наступал миг, когда он вдруг зверски хватал его за руку и рывком притягивал вплотную к себе, и Кеннит напрасно бился в его объятиях, пытаясь увернуться от колючей как проволока бороды, лезущей в лицо.

Воспоминание явилось совершенно не к месту. Кеннит почувствовал себя беззащитным. Неужели, связавшись с этой женщиной, он умудрился проморгать какую-то опасность? Улыбка куда-то делась с его лица, и он не смог заново ее вызвать. Лишь оценивающе смотрел на Альтию. Она отвечала ему тем же.

— Не хочу я ничего есть, — сказала она. — Ты туда кладешь что-то такое, отчего меня все время в сон клонит. Мне это не нравится! Такие сны… слишком яркие. Временами я хочу проснуться, но не могу!

Он весьма натурально изобразил искреннее удивление.

— Да ты, дорогая моя, видно, изнемогла в ледяной воде гораздо сильнее, чем нам обоим казалось! Зато теперь ты избавляешься не только от последствий холода и усталости. Сказываются многие месяцы сомнений и страхов, которые тебе довелось пережить. Зато теперь, когда ты попала на борт своего семейного корабля, твое тело наконец-то запросило какого следует отдыха. Впрочем, погоди. Хватит слов. Смотри на меня и приободрись!

Он поудобнее устроился на ее стуле и отведал по кусочку от всего, что стояло на подносе. И даже изобразил, будто отпивает вина. Промокнул губы салфеткой — и обернулся к Альтии с лучезарной улыбкой.

— Ну? Убедилась? Пища не отравлена! — И, наклонив голову, поднял бровь: — Да с чего ты решила, будто я вознамерился тебя отравить? Я что, чудовище какое-нибудь? Неужели ты настолько боишься и ненавидишь меня?

— Нет конечно. Не в том дело! Я… Я просто… Я знаю, ты был добр ко мне. Но… — Она замолчала, и он понял, что она сожалела о своей недавней резкости. — Я на самом деле и не говорила, будто ты меня травишь. Я просто сплю слишком крепко. И просыпаюсь какая-то чумовая. И голова все время такая тяжелая. Внимание трудно сосредоточить.

Кеннит отметил про себя, что, хотя ее ноги стояли вроде бы крепко, голова действительно неуверенно покачивалась. Он озабоченно нахмурился.

— Погоди, — сказал он, — ты, может, еще и головой ударилась, когда падала за борт? У тебя там нигде шишки нет?