Корабль судьбы (Книга 2) - Хобб Робин. Страница 98

Ну а его команде было в основном наплевать, что там он сделал с ней или не сделал. Он был, в конце концов, их капитаном. А его пираты, мягко говоря, отнюдь не являлись светочами нравственности. Да, были среди них те, кто водил с Эттой особо крепкую дружбу; но даже их больше беспокоило отсутствие Этты, нежели присутствие Альтии. Кое-кто, вероятно, полагал, что Кеннит обошелся с Эттой до некоторой степени некрасиво. Кажется, среди этих последних был и Уинтроу. Мальчишка ни о чем прямо не говорил, но время от времени Кеннит чувствовал на себе его до странности задумчивый взгляд. На счастье Уинтроу, происходило это нечасто, поскольку большую часть времени юноша проводил в бесплодных попытках завязать худо-бедно родственные отношения с теткой.

Эти попытки разбивались о полное нежелание Альтии иметь дело с племянником. Она раз за разом отталкивала его, Уинтроу стоически терпел — и почти все свое свободное время проводил где-нибудь поблизости от нее. Похоже, он все-таки надеялся на примирение. Чтобы этого не произошло, Кеннит принялся нагружать парня, все более передавая ему каждодневные заботы по командованию кораблем, благо мозгов у бывшего священника было определенно побольше, чем у Йолы. При других обстоятельствах Кеннит, пожалуй, даже сделал бы Уинтроу старпомом: парень знал, как управляться с людьми.

Короче, все шло более-менее благополучно. Единственное, что мешало Кенниту жить, — это то, что ему никак не удавалось улучить ни минутки наедине с Альтией. Та либо сидела в каюте вместо с Йек — либо торчала на баке около носового изваяния. Вот это было не только забавно, но еще и странно. Насколько пиратскому капитану было известно, Проказница не жалела сил, убеждая Альтию, что-де Кеннит ни в коем разе не мог так вероломно надругаться над ней. И эти разговоры в немалой степени подрывали веру Альтии в свою правоту.

Дошло до того, что, когда Кеннит выходил на бак для ежевечерней беседы с Проказницей, Альтия больше не удирала прочь, сопровождаемая (а как же!) Йек. Она просто отходила в сторонку и слушала, вернее подслушивала, о чем говорилось. Она пристально следила за каждым движением Кеннита, пытаясь найти в нем какие-то черты чудовища из своего «сна». И не находила. Его притворства ей было не одолеть.

А шлюпка подходила все ближе, и Кеннит уже видел, что везла она не только сатрапа, по-царски разодетого в наряды с чужого плеча, но и юную Сердечную Подругу. Монарх смотрел прямо вперед, видеть не видя змей, окруживших суденышко. Девушка же таращилась на близившийся корабль, и лицо у нее было белое. Даже на расстоянии ее глаза казались огромными и совсем черными. Ее голову венчал странноватого вида тюрбан — несомненно, последний писк джамелийской моды. Кеннит задумался о том, как выглядела бы в таком головном уборе Альтия…

Альтия же косилась на Уинтроу, следившего за продвижением шлюпки с «Пеструшки». Со времени их последней встречи в удачнинской гавани племянничек здорово вымахал и возмужал. Даже странно было глядеть на него вот так, в профиль. Альтия сознавала, что Уинтроу очень похож на нее; прямо-таки те же черты, только в мужской ипостаси. И это сходство делало мысль о его предательстве еще невыносимей. Никогда она не сможет простить его. Никогда.

Думая так, она держалась за поручни, и вот оттуда, из толщи диводрева, просочился бессловесный укор.

— Да знаю я, знаю. Отстань, — пробормотала она. Корабль без устали продолжал твердить ей, чтобы она изгнала из души гнев. Проказнице легко было говорить. Откажись она от своего гнева, все, что ей останется, — это безнадежность, горе и боль. Озлобление делало жизнь проще, поскольку было направлено вовне. А горе разъедало душу изнутри.

А еще она не могла не думать о Кенните и о том насилии, которое он над нею учинил. Все верно: его деяние было бессмысленно, никакой логикой не объяснимо. Альтия и не спорила. Речь шла о поступке сумасшедшего, а капитан Кеннит, обходительный, обаятельный, хитрый, отнюдь не был безумцем. Так что же все-таки произошло? И почему ее воспоминания о насилии были густо замешаны на образах Дейвона и Кефрии? Неужели все так, как ей внушают, и она всего лишь увидела дурной сон, навеянный маковым Дурманом? Корабль пытался заставить ее смягчиться, предположив, что ее обесчестил не Кеннит, а какой-то матрос. Альтия отказалась даже обсуждать такую возможность.

Она держалась за истину так же яростно, как и за свой здравый рассудок, ибо отречься от одного значило отречение и от другого. Внутренне кипя, она даже думала: на самом деле не то важно, изнасиловал ее Кеннит или нет. Важно то, что он убил Брэшена и затопил Совершенного. Вот и все. Нужны ли еще причины для ненависти к нему? Не говоря уж про то, что он украл у нее ее любимицу Проказницу, и под его началом бедняжка до такой степени переменилась, что обзавелась убеждениями и понятиями, Альтии абсолютно не свойственными. Она теперь рассуждала и выносила суждения, руководствуясь своей глубинной драконьей природой. Когда-то Альтия привычно полагала, что знает свое фамильное судно насквозь, точно близкого родственника. А теперь сквозь привычную — ну почти — внешность все чаще проглядывал лик незнакомки. Причем незнакомки, которая руководствовалась ценностями и заботами, мало похожими на человеческие, и Альтию это окончательно ставило в тупик. Например, то, что Проказница буквально убивалась по поводу несчастья, постигшего морских змей. Верность, некогда безраздельно принадлежавшая семейству Вестритов, была теперь отдана этим скользким чешуйчатым тварям.

И все-таки ее былая связь с кораблем восстановилась настолько, что Альтия услышала мысль Проказницы столь же четко, как если бы носовое изваяние высказало ее вслух.

Неужели ты ревнуешь и жалеешь, что я обрела свою подлинную личность? Неужели ты хотела бы, чтобы я стала притворяться ради тебя? Но ведь такое притворство было бы ложью. Неужели ты настолько не желаешь знать моей истинной природы, что удовольствовалась бы неправдой?

Конечно нет! — мысленно вскричала Альтия. — Ни за что!

И тем не менее корабль отдалился от нее, и Альтия чувствовала себя брошенной. Оттого, наверное, она так и цеплялась за весьма несимпатичную реальность, которую все остальные считали обычным ночным кошмаром. Кстати, случившееся наяву теперь действительно раз за разом возвращалось к ней во сне: вот и попробуй забудь. Не получится, даже если захочешь! Альтия уже счет потеряла, сколько раз Йек встряхивала ее за плечо, заставляя проснуться и вырывая из пут тягостного сновидения. Она то захлебывалась в воде вместе с Брэшеном, то силилась вдохнуть воздух, удушаемая на койке в каюте. В итоге Альтия почти не спала, и недостаток сна уже начал сказываться. Она чувствовала себя щепкой на волнах, былинкой на ветру, беззащитной перед любым дуновением. Она тосковала по Проказнице, какой та некогда была: зеркалом и оплотом ее души. Она тосковала по Брэшену — единственному мужчине, который целиком и полностью знал и понимал ее. Настал черед Альтии задаваться вопросом, когда-то мучившим Проказницу: «Так кто же я такая?» И ей не на кого было опереться.