Волшебный корабль - Хобб Робин. Страница 154

— Ага, они чокнутые, в смысле почитай каждая из этих треклятых семей безумно богата, — усмехнулся Мингслей. — А откуда у них такое богатство?

— Треклятая же монополия торговать первейшими на всем белом свете товарами, — в тон ему отвечал Ферс. — Мингслей, о деньгах, товарах и обогащении мы могли бы с тобой судачить в гостинице у огня, за кружечкой горячего сидра со специями. Я замерз, я до костей вымок в этом туманище, и у меня колено болит. Наверное, камень ядовитый попался. Хорош водить вокруг да около, давай, дело наконец говори!

— Камень не камень, а вот если на нем морской желудь сидел, в самом деле запросто можно отравиться, — зловеще прогудел Совершенный. — Скоро твое колено воспалится и страшно распухнет. Так что готовься страдать не меньше недели…

— Тихо, ты!.. — зашипел Мингслей.

— С какой это стати? — насмешливо отозвался корабль. — Ты что, так боишься, что тебя здесь застукают? За попыткой сварганить дело, которое тебя совсем не касается? За болтовней о том, чем тебе самому не овладеть никогда?

— А вот почему! — неожиданно объявил обозленный Мингслей. — Я сейчас все ему про тебя расскажу! В том числе и про ценнейший секрет твоего диводрева, которым вы нипочем не желаете поделиться. А все потому, что в таком случае старинным торговцам Удачного собственные крыши на головы упадут. Ты только подумай, Ферс: на чем в действительности держится этот хренов Удачный? Да уж не на какой-то незапамятной милости от одного из прежних сатрапов. Товары, идущие с реки Дождевых Чащоб, — вот где собака зарыта! Чащобы — вот где корень всему!

— Ты бы поосторожнее с этим мудозвоном, — громко предостерег Совершенный невидимого ему Ферса. — Есть секреты, в которые не стоило бы совать нос. А то как бы цена не оказалась выше, чем ты готов заплатить!

— Река Дождевых Чащоб, чьи холодные воды временами превращаются в кипяток и становятся то бурыми, то белыми, как молоко! Откуда она течет, эта река? Легенды мы с тобой слышали. Насчет огромного горячего озера, гнездилища огненных птиц. Земля там, говорят, непрестанно дрожит, а суша и вода покрыты туманом. Оттуда-то и течет наша река. Она белеет и становится горячей, когда земные содрогания делаются сильней. Белая вода разъедает корабельную обшивку лишь чуть медленнее, чем человеческие кости и плоть. Так что на корабле по реке не поднимешься. И по берегам не пройдешь. Потому что берега эти — сплошь смертоносная топь. Там лианы, с которых капает кипящая кислота, а сок любого растения вызывает на коже рубец, который неделями потом горит и гноится…

— Говорю тебе — к делу! — раздраженно перебил Ферс пространную речь Мингслея.

— Заткнись! — одновременно с ним взревел Совершенный. — Захлопни свою поганую пасть! И вообще, убирайся с моего берега! Прочь! Или подойди ближе, и я голову тебе оторву! Да, так даже лучше! Ну, иди сюда, человечишко! Иди сюда!

И он принялся размахивать ручищами, вслепую хватая пустой воздух.

— Только живому кораблю река нипочем, — продолжал Мингслей. — Кораблю с корпусом из диводрева не может нанести вред ни белая вода, ни тем более бурая. А еще этот корабль с момента своего оживления уже знает единственно верный фарватер, ведущий вверх по реке… Вот почему старые торговцы Удачного держат монополию на свою безумно выгодную торговлю! Без живого корабля никому не войти в долю! — и Мингслей выдержал театральную паузу. — Теперь понимаешь, чем именно я даю тебе шанс обзавестись?

— Ложь! — в отчаянии закричал Совершенный. — Ложь! Все далеко не так просто, как он говорит! И потом, даже если ты меня купишь, я и не подумаю плавать ради тебя. Я перевернусь и всех вас поубиваю. Я это уже делал! Или ты ничего про меня не слыхал? Не слыхал? Так поди расспроси по тавернам. Попроси их тебе рассказать про Совершенного, он же Отверженный, он же просто Корабль Смерти! О, они много чего тебе порасскажут! И доподлинно объяснят, что я тебя всенепременно убью…

— Его можно заставить служить, — со спокойной уверенностью продолжал Мингслей. — Или попросту снять с форштевня. Корпус — вот что всего важнее. А там любой опытный речник с лотом сможет провести нас по фарватеру. Подумай только, какие дела мы сможем проворачивать — на живом-то корабле! Там, в верховьях, живет какое-то племя, с которым торговцы Удачного ведут дела. Одно плавание туда — и мы озолотимся. Прикинь, Ферс, мы сможем заплатить дикарям вдвое против того, что предлагают здешние торговцы — и все равно внакладе не останемся! А заодно запустим руку в торговлю, до которой ни один чужак со времени Удачного ни разу не допускался. У меня достаточно связей среди перекупщиков: этим людям на все наплевать, окромя цены на товар. Денежная поддержка, чтобы развернуться — вот и все, что мне надо. Подумай, какое вложение для твоего капитала!

— Опять лжет! — проревел в темноту Совершенный. — Он тебя на гибель толкает! А то и хуже! Причем намного хуже! Есть вещи хуже смерти, слышишь ты, мразь калсидийская! Но вот об этом-то тебе только старинные торговцы рассказать могут. Только они одни знают, а больше никто!

— Интересно… до известной степени, — заметил Ферс невозмутимо. — Но не продолжить ли нам нашу беседу где-нибудь в более удобном местечке?

— Нет!!! — взвыл Совершенный. — Ты понятия не имеешь, что он хочет тебе втюрить за деньги, какое горе накликать! Понятия не имеешь!.. — Неожиданно его голос сорвался. — Я не пойду с тобой! Не пойду! Не пойду! Я не хочу! И ты не сможешь заставить меня, не сможешь! Потому что я убью тебя! Я всех вас убью!..

Его могучие руки снова пришли в лихорадочное движение. Если бы он мог достать ими до земли, в людей полетели бы камни, песок, водоросли — все что ни попадя. Но огромные ладони смыкались и размыкались впустую… И Совершенный замер, прислушиваясь. Шаги удалялись…

— …Никому не расскажет?

— Не стоит беспокоиться, — уверенно отвечал Мингслей. — Ты сам его слышал. Он же полностью свихнулся. Из ума выпрыгнул. Кто его станет слушать? Сюда вообще никто никогда не приходит. А если даже случайно кто-нибудь забредет — разве ему поверят?… Вот в этом-то, друг мой, смысл и красота нашего дельца. Оно просто недоступно их убогому воображению. Этот корабль валяется здесь уже годы! Долгие годы! И до сих пор никто не додумался…

Больше ничего нельзя было разобрать, только плеск волн. Все звуки поглотил густой, как вата, туман…

— Не-е-ет!!! — отчаянно закричал Совершенный. И, закинув руки за голову, принялся дубасить кулаками по собственной обшивке. — Не-е-ет!!! — закричал он вновь, громче прежнего. Все было в этом крике — яростный вызов, отчаяние и безнадежность. Его действительно никто не желал слушать. Никто никогда не слушал его… Сущее проклятие. Он говорил, но на его слова не обращали внимание. Они спустят его на воду, и ему придется убить их… опять…

— Змея!!!

Голос Альтии прозвенел так же ясно и холодно, как и ночь, окружавшая идущий корабль. Она держалась онемевшими пальцами за край «вороньего гнезда», упираясь ногами в стенки своего похожего на неглубокую бочку насеста. И напрягала зрение, стараясь не упустить из виду плывущую тварь. Снизу уже доносился грохот ног высыпавшей на палубу команды. Долетевшее с мачты предупреждение юнги Этта передавали из уст в уста. Распахивались люки, матрос за матросом выпрыгивали наверх. Надо было готовиться отражать нападение. Всеми силами, всеми подручными средствами…

— Где? — проорали с палубы.

— Право три румба! И крупная, зараза!

«Все они крупные», — подумала она, силясь устроиться как можно прочнее. Она вымокла, замерзла и смертельно устала. И подживающая рана на голове пульсировала немилосердно и непрестанно. В зябкую ночь, вроде нынешней, кожу еще и стягивало от холода, и рана уже не пульсировала, а донимала тупой ноющей болью на грани терпимого. Воспаление, впрочем, давно уже улеглось, и, когда шов стал невыносимо чесаться, Риллер разрезал и вытащил нитки. Он был весьма неуклюж и сыпал грубоватыми шуточками, высмеивая юнгу, вздрагивавшего от боли. Но это было куда лучше, чем затаенная нежность, которую она замечала в глазах Брэшена всякий раз, когда они с ним сталкивались. «Да чтоб ты провалился!» Да не один раз, а тридцать три раза. Ибо полюбуйтесь-ка на нее — сидит чуть не на клотике мачты и знай думает о мужике… Когда самая ее жизнь зависит от способности сосредоточиться на порученном деле. «Дьявол, где змея?… Только что была — и уже исчезла…»