Волшебный корабль - Хобб Робин. Страница 74

Покончив с этим делом, Альтия подняла повыше голову и как бы заново огляделась вокруг. Она, оказывается стояла на улице Дождевых Чащоб. Эту часть города они с отцом всегда очень любили… Всякий раз, бывая в Удачном, они с ним находили время под ручку прогуляться по этой улице, с восторгом разглядывая и показывая друг другу умопомрачительные товары, выставленные в витринах. Помнится, в свой последний приход сюда они забрались в лавку хрусталя — и провели там чуть не полдня… Торговец как раз выставлял новый набор ветряных колокольчиков. Любое дуновение воздуха вызывало к жизни нежную музыку. Колокольчики принимались звонить — и не абы как, нет, они вызванивали складную, неуловимую и нескончаемую мелодию. Уста смертного человека были бессильны ее воспроизвести, но в памяти она продолжала звучать. Папа тогда купил ей маленький полотняный мешочек с засахаренными фиалками и розовыми лепестками. И еще сережки в виде рыб-парусников. А она помогала ему выбирать ароматные камешки ко дню рождения мамы. И, выбрав, они вмести понесли их к серебряных дел мастеру — сделать перстни. Чудесный был день… Они ходили по самым странным лавчонкам, какие себе можно представить. И все эти лавочки торговали разными разностями с реки Дождевых Чащоб…

Говорят, в той реке сама вода несла волшебство. И, ужконечно, товары, которые привозили в город торговавшие там семейства, сплошь были отмечены соприкосновением с магией. Какие бы темные слухи ни ходили о первопоселенцах, так и оставшихся у реки, — привозимое оттудавыглядело чудесным и привлекательным. Семейство Верга торговало предметами, наводившими на мысли о древности: дивными коврами с изображенными на них не вполне человеческими существами с глазами цвета лаванды и топазов; невиданные драгоценности, сработанные из металла, природа и происхождение которого оставались никому не известными; глиняные вазы удивительного изящества формы, к тому же распространявшие аромат. Семейство Софронов привозило жемчуг, окрашенный в глубокие оранжевые, фиолетовые, синие тона, и сосуды из особого «холодного» стекла — они никогда не нагревались, и их использовали для охлаждения вина, фруктов, взбитых сливок. Еще другие продавали плоды квези: из их шкурки выдавливали масло, способное обезболить даже серьезную рану, а мякоть попросту опьяняла, причем на несколько дней…

Маленькую Альтию всегда с особой силой влекли магазины игрушек. Там можно было обнаружить, к примеру, кукол, чьи влажные глаза и ощутимо теплая кожа делали их превосходными подобиями настоящих живых младенцев. А еще там были заводные игрушки, сделанные так искусно, что одного завода хватало на несколько часов работы. А еще — подушечки, набитые травами, навевавшими чудесные сновидения, и что-то вырезанное из гладкого камня, прохладно светившегося изнутри: положи его рядом с собой на ночь — и можешь не бояться кошмаров.

Все это даже в Удачном продавалось по ценам совершенно заоблачным, а после перевозки в другие города цена на них взлетала уже вовсе до звезд. Но вовсе не из-за дороговизны Ефрон Вестрит этих игрушек не покупал никогда — даже Малте, безобразно избалованной внучке. Альтия однажды попыталась добиться от него, почему, но он только покачал головой: «Нельзя, — сказал он, — соприкоснуться с магией и ни в коей мере не запачкаться. Наши предки рассудили, что слишком велика будет плата, и покинули Дождевые Чащобы, чтобы поселиться в Удачном. И мы с Дождевыми Чащобами не торгуем…» Альтия тщетно пыталась выяснить у него, что это все значит. Он обещал обсудить это с нею, когда она подрастет.

Между прочим, несмотря на все свои рассуждения, он купил-таки жене ароматические камешки, о которых она очень мечтала.

«Когда я подрасту…»

Они откладывали и откладывали тот разговор… А теперь он уже никогда больше не состоится. Эта горькая мысль развеяла приятные воспоминания и вернула Альтию к невеселой яви позднего полудня. Покидая улицу Дождевых Чащоб, девушка не удержалась и украдкой бросила взгляд в витрину магазина Янтарь на углу. Она почти ждала, что Янтарь будет стоять там и таращиться на нее… Но нет. Внутри были лишь ее изделия, прихотливо разложенные на куске золотистой парчи. Дверь лавки была гостеприимно распахнута, люди входили и выходили. Стало быть, предприятие Янтарь действительно процветало… Альтия попробовала сообразить, с какими семьями из Дождевых Чащоб была связана Янтарь, и как вообще ей все это удалось. У нее ведь, в отличие от большинства других, на вывеске не значилось эмблемы какого-либо семейства торговцев.

Остановившись в тихом переулке, Альтия отвязала свои сумочки-карманы и просмотрела их содержимое. Все оказалось так, как она и предполагала. Сегодня можно было снять комнату и как следует поужинать. Либо, питаясь впроголодь, протянуть несколько дней. Можно было, конечно, попросту вернуться домой… но заставить себя сделать это Альтия не могла. По крайней мере до тех пор, покуда там Кайл. Вот позже, когда он отправится в плавание, а она подыщет себе какое-никакое жилье и работу… тогда, быть может, она и сходит домой — забрать свою одежду и кое-какие личные украшения. Уж это-то она сможет себе вытребовать, не потеряв достоинства.

Но пока там Кайл — нет. Ни в коем случае. Альтия сложила монеты и бумажные деньги назад в кошелек и покрепче завязала его, с горечью вспоминая все то, что вчера она так бездумно потратила на выпивку. Вернуть те деньги, конечно, было нельзя, сколько о том ни мечтай. Лучше попытаться с умом потратить те, что еще остались. Она убрала сумочки назад под одежду, покинула переулок и решительно двинулась вперед по улице.

Ей необходимо было где-то переночевать… и только одно место приходило на ум.

Помнится, папа сурово предостерегал ее против его общества, а после и вовсе запретил его навещать. Как давно она с ним последний раз разговаривала! Но пока она была ребенком и не начала еще плавать с отцом, она обыкновенно проводила с ним чуть не все летние вечера. И это при том, что прочая городская ребятня его боялась и ненавидела. Альтия поначалу тоже боялась, но быстро утратила весь свой страх. Честно сказать, ей было жалко его. Вид у него, это верно, был весьма страхолюдный… но, если на то пошло, страшно было сознавать, что нашлись люди, сделавшие с ним ТАКОЕ!..

С тех пор как она это поняла, между ними начала зарождаться робкая дружба…

Послеполуденное солнце начало явственно клониться к вечеру, когда Альтия покинула пределы Удачного и стала пробираться по каменистому берегу туда, где лежал на песке вытащенный на сушу Совершенный.

Глава 12

О кораблях брошенных и невольничьих

Поверхность воды осталась высоко наверху…

И не на мгновение, не потому, что захлестнула взметнувшаяся волна. Он висел глубоко в воде вниз головой, и течение развевало его волосы, и легкие вбирали воду — не воздух. «Значит, я утонул и умер, — подумалось ему. — Утонул и умер. Такое уже было со мной прежде…»

Перед ним простирался залитый зеленоватым светом мир рыб и воды, воды, воды… Он вытянул руки, потом уронил их и они, опустившись ниже его головы, заполоскались в глубине…

Он ждал смерти, но она все не наступала и не наступала.

Потому что все было обманом. Все и всегда. Он хотел перестать быть, но и этого ему не было позволено. И ему не давали покоя даже здесь, под водой, несмотря на то что на его палубах больше не раздавались команды и не слышен был топот матросов, а в трюмах, заполненных морской водой воцарилась мертвенная тишина. Здесь он познал скуку но не покой, нет, не покой. Хотя его избегали даже косяки рыб. Случалось, они подлетали к нему, точно стаи морских птиц… а потом чуяли неблагословенное диводрево — и отворачивали в сторону все разом, не смешивая рядов.

Так, в полном одиночестве, двигался он сквозь этот мир приглушенных звуков и смягченных цветов… Не дышащий, не умирающий и не спящий.

А потом появились морские змеи.

Что-то влекло их к нему. Насколько он мог судить, то была некая смесь отвращения и любопытства. Они дразнили его, разевая зубастые пасти и стремительно захлопывая их перед самым его лицом, возле рук. Он пытался отталкивать самых нахальных, но их было слишком много. Он что было мочи лупил их кулаками, но они даже не подавали виду, что чувствуют его отчаянные удары — как если бы он был безобидной и беспомощной рыбешкой. И они разговаривали друг с другом, обсуждая свою находку — его. Они трубили под водой… и он их почти понимал. Вот это-то его всего более и пугало — то, что он их почти понимал. Они вглядывались в его глаза, их гибкие тела обвивали и сдавливали его корпус, сжимая в угрожающе могучих объятиях, которые, тем не менее, напоминали ему… что? Темное воспоминание таилось в дальнем уголке его покалеченной памяти — подспудный намек на некое родство, намек слишком жуткий, чтобы решиться и вытащить его из потемок. Змеи обхватывали его и тащили вниз, в непроглядную пучину, все глубже и глубже, и груз, еще сохранявшийся в трюмах, бился о корпус, пытаясь разрушить его и всплыть. Змеи же гневались и свирепо требовали от него чего-то, как будто их ярость способна была заставить его в самом деле понять их язык…