Волшебный корабль - Хобб Робин. Страница 75

— Совершенный?…

Он вздрогнул и проснулся, вывалившись из мира ярких видений в мучительную тьму бодрствования. Попытался открыть глаза… Даже после всех лет, проведенных в темноте он еще пытался открывать глаза и смотреть на того, кто к нему обращался. Медленно он опустил воздетые руки и скрестил на груди, прикрывая постыдный шрам, там находившийся. Ему показалось, он почти узнал ее голос.

— Да? — отозвался он осторожно.

— Это я… Альтия.

— Смотри, не рассердился бы твой отец, застав тебя тут. Ох и наорет же он на тебя…

— Ты говоришь о давно прошедших временах, Совершенный. Я тогда была маленькой девочкой. Мы ведь уже встречались с тех пор, как я выросла, разве не помнишь?

— Ну… вроде бы. Хотя не очень-то часто ты меня навещаешь. И я в самом деле отчетливей всего помню то, как раскричался твой папа, когда однажды застукал тебя здесь со мной. Помнится, он обзывал меня «поганой развалиной» и «самым мерзким злосчастьем, которое может случиться»…

Она ответила едва ли не пристыженно:

— Да, я тоже это помню. И тоже очень отчетливо.

— Наверное, все же не так, как я. С другой стороны, у тебя выбор воспоминаний побольше, чем у меня. — И пожаловался: — Трудно, знаешь ли, обзавестись яркими воспоминаниями, валяясь на берегу…

— Зато, — предположила Альтия, — в свое время ты, наверное, пережил массу приключений?

— Все может быть. Если бы я еще и мог хоть что-нибудь вспомнить…

Она подошла ближе — он понял это по шагам. Прислушался к тому, как изменилось направление, с которого доносился ее голос, и рассудил, что она, должно быть, уселась на камень.

— Раньше, — сказала она, — ты часто делился со мной воспоминаниями. Когда я была маленькой девочкой и приходила к тебе, ты мне чего только не рассказывал…

— Больше врал, наверное. Я и этого толком не помню. А может, тогда я что-то еще помнил, но теперь позабыл. Мне кажется, у меня в голове все расплывается… больше и больше. Брэшен говорит, это, должно быть, оттого, что пропал мой судовой журнал. Он тоже считает, что раньшея лучше помнил собственное прошлое.

Она не смогла скрыть удивления:

— Брэшен?…

— Да, он тоже мой друг, — бросил Совершенный как бы между прочим. Почему-то ему доставило удовольствие ее изумление от известия, что у него, оказывается, есть еще друзья кроме нее. Люди, приходившие его навестить, почему-то полагали, что он должен страшно радоваться им, и каждый считал себя единственным, кто с ним знается. И вообще им казалось, будто он никогда не знал никого, кроме них… С какой стати они вообразили, что у старой развалины вроде него совсем не может быть друзей?

— Ну да… Брэшен, — проговорила Альтия после некоторой заминки. — А я ведь знаю его. Он служил на корабле у моего отца.

— Конечно. Как бишь ее… Проказница. Как она поживает? Уже пробудилась?

— Да… да. Всего два дня назад.

— В самом деле? Ну и что в таком случае ты тут делаешь? Тебе вроде со своим собственным кораблем следовало бы быть…

Он уже знал от Брэшена всю эту историю, но решил доставить себе удовольствие и послушать ее еще разок — от Альтии.

— Я бы там и была… если бы могла, — ответила девушка неохотно. — Мне очень не хватает ее. Я бы хотела оказаться с ней прямо сейчас…

Откровенность Альтии застала Совершенного врасплох. Он ведь привык видеть в людях лишь способность причинять боль — но не испытывать ее. Эти счастливые создания имели полную свободу передвигаться и могли по своему собственному желанию обрывать свою жизнь… Возможно ли, чтобы Альтия вправду чувствовала всю ту боль, которую он распознал в ее голосе?… В дальних лабиринтах его памяти на миг ожило воспоминание: мальчик, стосковавшийся по дому, горько плакал на своей койке. Совершенный заставил себя не думать об этом.

— Расскажи, — обратился он к Альтии. Не то чтобы очень уж хотелось выслушивать историю ее горестей, просто так легче было поменьше думать о своих собственных бедах.

Он несколько удивился, когда она вправду начала свои рассказ. Она говорила долго, не утаивая подробностей. Альтия поведала обо всем — и о том, как Кайл Хэвен по сути предал доверившуюся ему семью, и о своей безысходной скорби по поводу кончины отца. Совершенный слушал ее, чувствуя, как уходит последнее тепло послеполуденного солнца, сменяясь вечерним холодком. В какой-то момент Альтия покинула камень, на котором сидела, и прислонилась спиной к его серебристой деревянной обшивке. Вначале он предположил, что она поступила так в поисках тепла, еще сохранявшегося в деревянных досках, но потом ощутил, что прикосновение ее тела придало новый смысл ее словам, подарило сопричастность к тем чувствам, о которых она рассказывала… Все было почти так, как если бы они были родственниками. Интересно, понимала ли она, что тянется к нему за сочувствием, как если бы он был ее собственным живым кораблем?… «Скорее всего нет, — безжалостно оборвал он собственную надежду. — Просто я ей где-то как-то напоминаю Проказницу, вот она и пытается совершить такое же взаимопроникновение. И все. А вовсе не потому, что я — это я…»

Так-то. Собственно он сам — Совершенный — не нужен был никому.

Он постарался это запомнить. И оттого сумел остаться спокойным, когда, выложив ему все и помолчав немного, Альтия сказала:

— Знаешь… мне негде сегодня переночевать. Можно, я посплю у тебя на борту?

Он предупредил:

— Там, наверное, грязно и плохо пахнет… Хотя ты не думай, мой корпус пока еще не разваливается. Просто мне некуда деться от сырости, песка и насекомых…

— Да ладно, Совершенный, меня этим не запугаешь. Уж где-нибудь сухой уголок да найду.

— Тогда давай, — согласился он. И постарался спрятать в бороде проказливую ухмылку: — Если, конечно, тебя не смутит общество Брэшена. Он тут у меня, видишь ли все время ночует.

— Что?… — Судя по голосу, такая новость ее не слишком обрадовала.

— Он приходит ночевать почти всякий раз, когда его корабль останавливается в порту. И всякий раз по одной и той же причине. В самую первую ночь он обязательно напивается, а потом обнаруживает, что час слишком поздний. Ему делается неохота платить за несколько часов сна как за целую ночь, и вообще, здесь он, понимаете ли, чувствует себя в безопасности. Он обязательно рассказывает мне, что вот ужо начнет откладывать деньги из своих заработков: дескать, сегодня чуточку поиздержался, но это только сегодня, а когда-нибудь он точно накопит достаточно, чтобы изменить свою жизнь. — Совершенный помедлил, наслаждаясь потрясенным молчанием собеседницы — Ну и, конечно, ничего с этим у него не получается. Назавтра он опять является «на кочерге», с изрядно полегчавшими карманами… и так далее, пока деньги вовсе не кончатся. А как все в корень пропьет — идет наниматься на первый же корабль, где его соглашаются взять. И опять отправляется в плавание!

— Совершенный, — мягко поправила его Альтия. — Может, ты и прав, но это было давно. Брэшен с тех пор успел много лет проработать на «Проказнице». А когда мы приходили в Удачный, он во время стоянок так и жил на борту… или я не права?

— Ну… да, верно, конечно. Я имел в виду — раньше. В прежние времена. А теперь снова… — И, сам того не желая, сознался: — Время, знаешь ли, петляет и запутывается узлами, когда ты слепой и сидишь в одиночестве…

— Догадываюсь… — Альтия откинула голову, прислонившись затылком к его доскам, и глубоко вздохнула. — Пожалуй, пойду поищу себе уголок, пока совсем не стемнело.

— Пока совсем не стемнело… — медленно повторил Совершенный. — Значит, еще не вполне темно?

— Да. Ты же знаешь, какие долгие сумерки летом. Но вот у тебя внутри, наверное, уже как в погребе, так что не обращай внимания, если я вдруг споткнусь. — Она неловко помедлила, потом подошла прямо к нему. Накрененный корабль лежал зарывшись в песок, и она легко смогла дотянуться до его руки. Погладила ее, потом пожала: — Спокойной ночи, Совершенный. Спасибо тебе.

Он отозвался:

— Спокойной ночи. — И добавил: — Да, кстати. Брэшен спит в капитанской каюте.