Агония памяти моей (СИ) - "AdrianaDeimos". Страница 10

Я впиваюсь в его губы, обхватываю шею и увлекаю за собой, пытаясь всё же расслабиться и получить от Дойла что-то для себя, потому что истощение буквально выключает моё сознание. Только этого мне и не хватало сейчас — упасть в обморок, отдав ему всю свою оставшуюся силу. Я буквально каждой клеточкой ощущаю, как Коннор вытягивает из меня энергию. Она абсолютно незрима, но, прикрыв глаза, мне вдруг на секунду видится слабое свечение вокруг нас.

А Дойл, тем временем, не перестаёт меня удивлять. Внешне он обычно кажется таким неэмоциональным, как будто инеем примороженный, но сейчас его движения пальцев, скользящие по коже, одновременно стремительные и нежные… Он медленно оглаживает грудь, отчего я не могу сдержать слабый стон наслаждения и бессилия одновременно. Я отдаюсь полностью ему в этот момент, ощущая как он медленно склоняется к моей груди, скользя языком по соску. Я буквально таю и растворяюсь. И ощущаю всё чётче, что если не перейти к более решительным действиям, то точно потеряю сознание. А Коннор ещё недостаточно возбуждён, чтобы обмен энергией стал полноценным.

Поэтому моя очередь уложить его на спину, снять штаны и то, что под ними. Гортанный стон вырывается из Коннора, когда я начинаю освобождать его от одежды. В голове проносится абсолютно дурацкая мысль о том, что шнурки на спортивных брюках затянуты до предела и завязаны на несколько узлов. Хорошо, что не морских, но я всё равно чертыхаюсь в затянувшейся попытке их развязать. Всегда думала, что осиная талия это желание девушек, а не мужчин… Ему-то что скрывать? Военную выправку и подтянутый живот? Который сейчас скручивают спазмы, и шнурки лишь добавляют неприятных ощущений? Очень странно.

Я не могу удержаться и начинаю целовать каждый сантиметр той части тела, которая сейчас болит у Коннора настолько сильно, что практически лишает его рассудка. А меня сознания… Целую пресс, опускаясь ниже, ощущаю, что он взмок — все тело покрыто испариной. Но если уж идти, то до конца. Коннор стонет и комкает простынь руками, затем запускает пальцы в мои волосы, и его движения снова становятся нежными, медленными.

— Прошу тебя, не останавливайся, — умоляющим голосом произносит он, но я и не собираюсь. Я только прошу бога, чтобы мой любимый мужчина никогда не узнал об этом «взаимовыгодном обмене энергией». И о том, что моя жалость к Коннору сейчас задвинула всё остальные чувства, даже любовь…

— Так хорошо? — спрашиваю я и продолжаю целовать, спускаясь всё ниже. Что-то странное происходит со мной… Целуя его живот, я ощущаю, как наша энергия начинает смешиваться. Это удивляет меня, ведь обмен так не работает. Всё же Коннор Дойл удивительный человек во всех смыслах… Может и у него есть какие-то способности, о которых я не знаю? Подумаю об этом завтра.

— М-м-м, — в беспамятстве шепчет Коннор, путая мои волосы.

— Коннор, тебе правда легче?

Я продолжаю целовать его, опускаясь все ниже, мягко прикасаюсь губами к лобку, а рукой провожу вдоль члена, собирая пальцами капельки выделившейся смазки. Он стонет, поддаваясь бёдрами навстречу, но не отвечает на вопрос.

Вместо ответа он присаживается и снова притягивает меня к себе. Мне начинает нравиться этот рык, то и дело срывающийся с его губ. Сквозь чуть приоткрытые веки мне снова кажется, что нас охватывает искрящийся свет. Вихри, бушующие словно по спирали вокруг нас, превращаются в горячий белый огонь.

Коннор ласково гладит одной рукой моё лицо, а второй — бедра. Его нежные пальцы медленно, бережно пробираются всё дальше. Он опускает руку ниже, оттягивая моё белье, и проводит пальцем по клитору. Почти невесомо. Мой черед стонать и извиваться. Я буквально схожу с ума от его касаний, и уже чувствую, что энергия внутри превращается в лаву вулкана, наполняя меня силой и восстанавливая. Перестаю соображать, на каком свете нахожусь…

Переплетённые пальцы, нежные касания, поцелуи, чувственные ласки… Наконец, он приподнимает меня и входит. Аккуратно и мягко, словно боясь навредить. Я лишь теряюсь в волне ощущений. Ритм становится медленным, плавным, пьянящим… Мои глаза вспыхивают красным пламенем — я моментально оказываюсь на пике энергии. Коннор отрывает свои губы от моих, поднимая голову и снова рассматривая моё лицо. С его губ слетает моё имя. Значит, он всё же видит меня! Я замечаю красное свечение и в его зрачках. Отражение? Или…

Я расслабляюсь, совершенно теряясь в ощущениях, и позволяю забрать ему инициативу в свои руки. Движения становятся более хаотичными, рваными — он хрипло дышит, всё ещё сжимая бедра. Я слабо думаю, что там останутся синяки, но блаженство туманит разум, я утыкаясь носом в его шею, желая слиться с ним ещё сильнее.

Белые вихри превращаются в одно сплошное пламя, вырываясь откуда-то из глубины. Огонь под закрытыми веками полыхает, но внезапно его накрывает леденящий шторм. Вздрагиваю. Так уже было тогда, в больнице… Водяной поток пытался меня уничтожить, но сейчас я вижу лишь искры и брызги, чувствую их смешение и единение.

Сжимаю с силой плечи Коннора и прижимаюсь ближе. Сознание туманится, и я ничего больше не замечаю вокруг. Чувствую, как тандем двух энергий разрывает меня на части — чувство сравнимое с крышесносящим оргазмом. Это он и был. Сквозь своё тяжёлое дыхание и стоны, я слышу, как Коннор хрипло рычит и кончает следом за мной. Никто не решается пошевелиться первым.

***

— Ты жив? — шепчу я после того, как всё закончилось, и Коннор лежит на мне, отрывисто дыша.

— Впервые за все эти дни, — с наслаждением шепчет он, а затем резко поднимает голову, обеспокоенно спрашивая: — Адриана, мои восемьдесят килограмм не раздавили тебя? — он перекатывается на свою сторону дивана, пристально глядя мне в глаза.

— Вот я и узнала ответ на волнующий меня вопрос, — мы начинаем тихо смеяться, оба понимая, что это нервное. — Коннор, тебе правда легче?

Я повторяюсь, но нет сил искать другие слова.

— Мне не просто легче. Боюсь даже загадывать, но мне кажется, что этот кошмар наконец-то закончился, — он глубоко вдыхает и расслабленно выдыхает воздух, словно убеждаясь в прекращении спазмов внутри. — Не могу поверить, что меня наконец-то отпустило. Утром думал, что ещё несколько часов такой интенсивной боли, и я не смогу больше вынести это. А дальше я ничего не помню.

Я хочу удостовериться, что он говорит правду, поэтому снова кладу одну ладонь ему на живот, а вторую просовываю под поясницу. Коннор не лукавит: боль и спазмы отступили. Так, лишь какие-то слабые отголоски языков пламени, горящих внутри него какое-то время назад… Коннор мягко накрывает мою верхнюю ладонь своей, наши пальцы переплетаются. Укладываю голову ему на плечо, испытывая странное желание побыть с ним хоть ещё немного рядом.

— Теперь там порядок… — спокойно и расслабленно говорит Коннор. — Спасибо… За всё, что ты сделала для меня. И извини, что тебе пришлось столкнуться с тёмной стороной моей личности.

— Поясни, — спрашиваю с напряжением в голосе.

— Это сложно, — вздыхает Коннор, а я, сама не замечая, продолжаю гладить его живот, но уже не вкладывая в эти действия свои способности. — После Невады я долго восстанавливался, и мне казалось, что во мне проявилось две стороны личности. Одна сторона хотела ласки и любви, вторая — разрушения, агрессии и мести. Я очень часто крушил вокруг себя мебель, когда ещё не мог встать на ноги. Потом бил зеркала, один раз даже ударил Одри, а Адаму разбил голову, — Коннор вздрагивает. — Всякий раз даже вспоминать про это больно… Контроль полностью отключался, на передний план выходили лишь базовые потребности, — он замолкает, долго обдумывая что-то. — Я думал, что полностью поборол того Коннора, но сегодня, после экскурса в «Улей», он снова проснулся и взял верх.

Я лежу у него на плече, и мои мысли путаются. Но мне не по себе от того, что он говорит.

— Ты поэтому отправил Линдсей и Никки из квартиры?

— Я уверил её, что всё нормально и сказал, что хочу поспать. В одиночестве. С одной стороны, я не хотел, чтобы она видела, как меня выворачивает наизнанку раз за разом. С другой, я чувствовал, что тот монстр внутри просыпается… И я перестаю себя контролировать, — он осекается. — Я не мог допустить, чтобы Лин и Никки столкнулись с моей тёмной стороной, — переводит взгляд на меня. — Но как ты здесь оказалась и почему?