Агония памяти моей (СИ) - "AdrianaDeimos". Страница 8

— Так, Дойл, по лицу вижу, что легче тебе если и стало, то ненамного, поэтому расскажи, что происходит внутри и в голове сейчас, — я стараюсь говорить как можно мягче, но всё же так, чтобы у него не возникло желания отмахнуться от меня.

Коннор на секунду замирает, словно прислушиваясь к ощущениям.

— Голова почти прошла. Руки, ноги вроде тоже уже не так сильно выламывает… Но тут всё по-прежнему горит огнём, — он кривится, кладёт ладонь под рёбра и закрывает глаза.

Понятно… Прикрываю веки, ощущая, как вспышки мигрени становятся всё ярче с каждой секундой. Как же я устала. Не спрашивая разрешения, ложусь с Коннором рядом. Интересно, зачем пожилому Адаму двуспальный диван? Но, надо признаться, чертовски удобный диван. Хотя я, наверное, уснула бы сейчас даже стоя. Пусть и всего на полчаса… Перевожу взгляд с потолка на Дойла и вижу немой вопрос, застывший в его круглых глазах.

— Мне тоже нелегко пришлось, — устало говорю я. — Непросто удерживать мужчину, в котором… Кстати, сколько в тебе килограмм?

Он смущается и отводит в сторону взгляд.

— Я бы хотел остаться один сейчас, — закрыв глаза, произносит Коннор.

— А я бы хотела отдохнуть немного, если ты не против, — слегка недовольно бурчу я. — Пару минут полежу и уйду в другую комнату, не беспокойся. Но учти: одного я тебя больше не оставлю. Понадобится взять подлиннее отпуск — возьму. Хочу убедиться, что ты восстановишься и будешь не опасен для Николь… И для себя самого в том числе.

Пару недель назад я называла этого человека «профессор» и обращалась на «вы», а сейчас лежу рядом с ним и диктую условия, хотя… Я всегда диктую условия, даже если мои оппоненты этого не замечают.

Кажется, начинаю понимать, почему Коннор хотел остаться один. Вздрагивания становятся всё более частыми. Слышу, как стучат его зубы, и как он отчаянно пытается не застонать. Ох уж эти сильные мужчины… Мне кажется, что я даже без своих способностей и физического контакта могу сейчас ощущать его боль. Это связь так отражается внутри меня?.. Но попытки Коннора лежать ровно, вытянувшись в струну, и заставить себя молчать, я чувствую сильнее.

К чёрту всё! Трибунал или костёр «священной Инквизиции» — мне плевать. Я больше не могу смотреть, как он мучается. Я могу и, главное, хочу ему помочь. Резко сажусь, свешивая ноги с дивана, и кладу руку Коннору на живот. Начинаю очень аккуратно и нежно водить ладонью вокруг пупка, постепенно увеличивая радиус. В первые минуты это может вызывать усиление болевых ощущений, поэтому нужно действовать очень осторожно. Вижу снова расширенные глаза и отвисшую челюсть.

— Что ты делаешь? — он ошарашено смотрит на меня.

— Молчи! — ровно произношу я, прикрывая веки. — Пожалуйста, сделай сейчас, как я прошу. Закрой глаза и постарайся расслабиться.

— Адриана, убери руку! — он рычит на меня, но не делает никаких попыток убрать её сам. А может, понимает, что это то же запястье, которое уже пострадало от его рук?

— Заткнись и делай, как я сказала! Доверься мне… — он не даёт мне сконцентрироваться, поэтому эту фразу я говорю голосом, которым обычно отдаю приказы, тут же понимая, что он — не мой подчинённый, и так нельзя. Поэтому я меняю тембр и очень мягко, превозмогая себя, произношу: — Коннор, прошу тебя.

Наши глаза встречаются. Я вижу, как он борется с собой. Неужели я настолько ему неприятна?

— Там, в ванне, ты же мне поверил. Поверь и сейчас… Пожалуйста.

Позволяю моей энергии проникнуть в тело Коннора, одновременно усиливая связь и полностью открываясь навстречу его ощущениям. Я пока не до конца научилась пользоваться созданной мной по неосторожности связью на расстоянии, но через физический контакт запустить его энергию в себя куда проще. Я по пальцам могу пересчитать, сколько раз я так делала для других людей, а вот для Коннора уже второй раз за месяц. Но мне сейчас действительно важно знать и понимать, куда направить поток своей силы. Ещё одно движение, ещё один вдох… Пламя перед глазами разгорается сильнее, поглощая нити энергии Дойла.

Ох… Меня буквально перекашивает от интенсивности переживаемых им ощущений. Коннор действительно не лукавит и не преувеличивает — ему адски больно. Конечно, не так, как в больнице, когда я вытащила с того света и снова вдохнула жизнь. Так ведь Дерек говорил? Связь формируется лишь тогда, когда обычного человека или другого Посвящённого покидают остатки жизненных сил, а ты вдыхаешь в него свою энергию, наполняя тело ею до основания. И уже до конца жизни чувствуешь в себе того, кого привязал, так как в нём бурлит фонтан твоей силы. Чувствует ли тебя спасённый? Хороший вопрос! Дерека, который связал меня с собой, я не чувствую, но, возможно, он просто не позволяет мне этого. Но даже если бы я тогда знала, что Коннор умирает, поступила ли бы я иначе? Пошла бы я на осознанное создание этой привязанности? Но смысл сейчас думать об этом. Сделанного не вернёшь, и я должна сконцентрироваться на других ощущениях и другой ситуации.

Чувствую, как мышцы живота Коннора стягивает ещё больший спазм от моих прикосновений. Понимаю, ему неприятно. Я для него не то, что бы враг, но и не совсем друг. Но ничего, сейчас пройдёт пару минут, и он забудет об этом… Ускорим процесс. Второй рукой я поднимаю его байку, и ладонь уже касается голой кожи. Движения становятся более интенсивными: моя вторая рука также начинает гладить её сверху вниз. Взгляд Коннора с непонимающего становится откровенно злым. Он явно не хочет, чтобы я сейчас нарушала его границы.

— Адриана, что ты делаешь? — яростно рычит Дойл.

— Я сказала: молчи… Закрой глаза, сейчас сам всё поймёшь!

Вижу гнев в его зрачках и не думаю, что он позволит мне оставить руки там, где они лежат. Жду, что сейчас могу полететь с дивана или получить пощечину, понимая, что ему стало ещё хуже. Энергия словно притягивает его боль к моим ладоням. Сейчас, Коннор, потерпи всего минуту… И вот, кажется, даже без расслабления и закрытых век процесс начинается. Напряжённые, как струны, мышцы медленно расслабляются под ладонями, таят, как масло, а взгляд Коннора становится мутным. Дойл проваливается в блаженное состояние. Замечаю, как он начинает дрожать от того, что боль растворяется.

И тут я снова слышу в голове изводящий меня уже несколько дней голос Антона, который говорит, что организм строит новые связи, избавляясь от чужеродных клеток, и это провоцирует сильные боли, галлюцинации, расстройства систем органов. Да, понимаю, но это так бесчеловечно оставить Коннора с этим всем наедине, хотя что ещё здесь можно сделать, ведь препараты… Господи! Эхом слышу следующую реплику Хендрикса: «Сперви буквально большими буквами прописала, что в этот процесс нельзя вмешиваться: нельзя колоть обезболивающее или принимать какие-то препараты». Меня словно электричеством прошибает. Но я ведь… Я ведь тоже… Обезболивающее?! И если нельзя принимать таблетки, не наврежу ли я Коннору своей силой? Я резко отдёргиваю руку, а он, почувствовав прервавшийся контакт, протяжно и жалобно стонет, морщась. Он перехватывает моё запястье и кладёт ладонь обратно на живот.

— Я не знаю, как ты это делаешь, но прошу тебя… Я так устал от этого кошмара, — бормочет Коннор с закрытыми глазами. Кажется, он сейчас не совсем понимает, где находится и что с ним происходит: моя энергия его одурманила.

— Коннор, — я всё же аккуратно убираю руку, склоняюсь к его лицу и ласково провожу пальцами по щеке, словно желая вернуть его из забытья. — Я зря это сделала. Помнишь, что говорил Антон про таблетки? Это в какой-то мере то же самое. Я боюсь тебе навредить.

— Сложно представить что-то более вредоносное, чем навязчивое ощущение, будто твой живот разрывается изнутри, — Коннор распахивает веки, и его взгляд более ясный, чем буквально минут десять назад. — Он так болит, что я не могу спать, сидеть, лежать… А если и засыпаю ненадолго, то мне начинает казаться, что внутри меня снова растёт эта тварь. Или Невада, когда меня резали по живому. Я уже ни о чем другом думать не могу. Несколько раз порывался купить обезболивающее, но я помню, что сказал Антон. Можешь считать меня слабым…