Набор преисподней (СИ) - Рицнер Алекс "Ritsner". Страница 38

Кажется, Тим закончил исследовать. Ложится рядом, долго возится — забираясь под одеяло. Потом вертится и крутится, никак не может улечься удобно. Толкается острыми локтями. Стах думает «проснуться» и угомонить его, но все замирает…

III

Едва у Тима выравнивается дыхание, Стах переворачивается на другой бок, наблюдает, как он лежит, спрятав под подушку руки, умиротворенный. Разглядывает его в полумраке. Тим — он почти что…

Он открывает глаза, и Стах вздрагивает, как преступник. Тим прыскает в подушку. Стах ложится на спину. Пытается угомонить пульс. Тим спрашивает шепотом:

— Ты давно проснулся?

— Попробуй с тобой не проснись: ты как вошь, — усмехается.

Тим почему-то довольный. Интересуется:

— Тебе нормально в одежде?

Стах прислушивается к себе. Да нет: ненормально ему в джинсах. Он поднимается, преодолевает Тима как препятствие. Снимает мягкую клетчатую рубашку через голову. Освобождается от ремня и грубой ткани. Когда поднимает взгляд, Тим отводит свой.

Стах замирает у лампы и собирается ее погасить.

— Не выключай…

— Почему?..

Тим молчит. Стах не вникает и забирается обратно, под принесенный ему плед. Укладывается, более чем жизнью счастливый.

— Никогда тебя в джинсах не видел…

— Так форма же.

— А летом?.. Вышел в брюках, в рубашке, при галстуке… И волосы еще уложил…

— Летом?.. Ну да. День рождения был.

— У кого?

— У меня.

— У тебя?.. — теряется. — А почему ты не сказал?..

— Зачем?

— Это когда было, двадцать восьмого?.. — напряженно вспоминает. Осознает: — Подожди… Это получается, твои самолеты?..

— Нашел, что вспомнить.

— Арис…

— Ты меня пожалеть решил? Не нуждаюсь.

Тим поджимает губы. Подумав еще, отворачивается. Стах осознает, что с ним такое не прокатит: еще и конфликт создаст. А у него дома за жалость рожу начистить могут — и никто не обидится. Стах вздыхает, смотрит в чужой затылок выразительно.

— Тимофей?

Приподнимает руку, касается костяшками Тимовой лопатки.

— Тиша? Ну что ты опять обиделся? Уже сто лет прошло, это фигня какая-то, зачем ковырять.

Тим молчит. Стах обессиленно опускает руку.

— Мне не все равно, — произносит Тим.

Стах здорово вздрогнул. Всем нутром. Правда, не так очевидно, как Тим вздрагивал в первое время на его вопросы.

Стах заинтересованно уставляется, ложится набок. Осторожно одобряет:

— Ладно. Я понял. Принял к сведению.

Тим поворачивается обратно.

— Почему ты все обесцениваешь?

Стах опускает взгляд.

— Так получается. У меня нет такой задачи.

Тим затихает. Иногда проверяет, смотрит он или нет, и тушуется, если да. Начинает выковыривать из подушки перо. Стах замечает это дело и усмехается.

— Что?.. — смущается Тим.

— Что? — Стах копирует и обличительно щурится.

Тим поджимает губы в улыбке. Веселеет.

У Стаха закрываются глаза и болят, как будто под веками скребутся песчинки. Может, потому что он в линзах. За это тоже получит. От матери утром.

Стах чувствует: щекочет щеку. Понимает, что это Тимово перо — он все-таки вынул его.

— Котофей? Что тебе не спится?

— Не спится… — «отвечает» Тим и продолжает водить пером. — Арис?..

— Что?

Тим партизанит. Перо плавно скользит по лицу. Периодически Стах морщится, кривится и дует куда-то в сторону Тима, чтобы отстал. Тот радуется — и продолжает. Перо щекочет губы. Стах отгоняет его рукой, как назойливую мошку.

— Арис, — шепчет Тим совсем тихо.

— Мм?..

Перо проходит по скуле, вниз. Куда-то падает.

Тим пододвигается ближе, говорит чуть слышно:

— Ты очень красивый.

Стаха ошпарило кипятком. Он отворачивается к стене. Бубнит откуда-то оттуда:

— Тебе мерещится в темноте. Спи давай.

Не видно, как горят уши, не слышно, как безумствует пульс. Хотя кажется, что все это — очевидно и оглушительно.

Тим шебуршит на своей половине кровати и не может улечься, как надо. То у него что-нибудь зачешется, то ему неудобно, то жарко, то холодно. Минут десять без пауз. Это кранты.

— Котофей, да боже мой, — негодует Стах. — Что ты такой беспокойный?

Тим тяжело вздыхает и застывает в неудобной позе на целую минуту. Потом все начинается сначала. И он снова толкается локтями и задевает коленями, и ложится то на один бок, то на другой, и приподнимает подушку — потому что то просовывает под нее руки, то возвращает их обратно на воздух.

Вот он опять повернулся спиной, отодвигается к краю, пододвигается к Стаху, снова отодвигается… Стах не выдерживает, психует, сгребает Тима в охапку, командует ему:

— Спать.

Тим продолжает дергаться еще несколько секунд, но находит подходящее положение и замирает в нем. Пригревшись, переводит и выравнивает дыхание.

Зато у Стаха ни хрена не выравнивается, и там, где Тим прижимается, горит кровь и сердце колотится, как будто оно не одно, а их десять тысяч — на каждый гребаный миллиметр. А еще Тим пахнет севером от самой макушки — просто до мурашек пробирает. Бесит.

— Ты бесишь.

Тим заезжает Стаху локтем под ребра — это когда пытается выбраться, без злого умысла. Стах прогибается, хватает его за руки, отодвигает все выпирающие кости подальше. Снова застывает.

Не проходит и минуты, как Тимовы пальцы оживают и щекочут кожу на тыльной стороне ладони… Волна ударяет по телу такая, что чуть не сносит. Крышу.

— Да ты можешь не шевелиться?.. Котофей, блин.

Стах отпускает его с облегчением, отворачивается обратно к стене. Тим укладывается за ним следом, дует ему в затылок.

— Арис?..

— Отвали.

— Арис?..

— Ну что?

Тим молчит. Пододвигается ближе.

— Арис?

— Что ты хочешь?

Молчит. Стах поворачивается. Тим улыбается, чем-то тихо счастливый, то поднимает, то опускает взгляд. Глаза у него блестят, как обсидиан. То еще дьявольское зрелище. Пульс спятил окончательно, и Стах отворачивается обратно к стене.

— Тимофей, пожалуйста. Я очень хочу спать, — нагло врет он, потому что больше не хочет.

Тим обиженно крутится еще несколько минут и затихает на самом краю кровати. Стах оборачивается на него и точно знает, что задел. Опять. Но ложится обратно, пытается восстановить дыхание и снизить удары сердца хотя бы до восьмидесяти в минуту. Хотя бы… Оно не может угомониться — то и дело обжигает и заходит на новый круг.

Бесит. Тим бесит. Стах засыпает, только когда забывает — насколько.

Комментарий к Глава 28. Беспокойная возня и аномалии

Походу, аритмия, короче.

Проницательный читатель сомневается, а Стах даже на аритмию не думает — настолько он все отрицает.

========== Глава 29. Утром первого числа ==========

Утром Стах, едва проснувшись, понимает, что светло, а будильник не прозвенел. Такого не случается зимой, такого не случается с ним в принципе. Он пытается открыть глаза — и болезненно щурится, и вспоминает, где находится, и резко садится в кровати. Трет веки пальцами, оправляясь от ночной слепоты, и… роняет на кровать линзу. Утро не бывает добрым, называется.