Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Кларов Юрий Михайлович. Страница 119

— А ты что предлагаешь? Запретить женщинам после тридцати лет рожать или направлять их младенцев сразу же в исправдом?

Валентин побагровел и спустил ноги с дивана: он готовился к сокрушительному удару, который должен был стереть меня в порошок. Но нанести этот удар он не успел. В комнату вошел Фрейман. Илюше не потребовалось много времени, чтобы правильно оценить ситуацию. Мельком взглянув на раскрасневшегося Валентина, он сказал:

— Белецкий, быстро! Срочный выезд на место происшествия. Собирайся.

Валентин насторожился: спорщик мгновенно уступил место репортеру.

— А что за происшествие? — спросил он.

— Ничего для тебя интересного — обычная классово-однородная драка.

— Не врешь?

— Спи спокойно, гладиолус, — прочувствованно сказал Илюша, — даже на заметку не потянет. Только отдай Белецкому шинель. Тебя согреет твое горячее сердце. Давай, полноценное дитя юных родителей!

Я набросил шинель и вышел вместе с Фрейманом в коридор.

— Умучил тебя?

— Не говори.

— А я только сейчас освободился.

— Хоть с толком поработал?

— Черт его знает, сам еще не разберусь. В голове такой туман, как будто всю ночь с Вал. Индустриальным проспорил. Может, разговор до завтра отложим?

— А за что, спрашивается, я муки принимал?

— Тоже верно.

Мы прошли к Фрейману. Илюша подробно рассказал о посещении магазина Богоявленского.

— Значит, нюх Кемберовского все-таки не подвел?

— Не подвел, — согласился Илюша. — Убит Богоявленский. И убил его тот самый человек, который потом побывал у него на квартире.

— Это уже кое-что.

— Кое-что, но не так уж много.

По мнению Фреймана, отпечаток подошвы был малопригоден для идентификации. Следов пальцев рук он нигде не обнаружил.

— Судя по всему, профессионал? — спросил я.

— Наверняка. В этом мы с Мотылевым не расходимся. И отжим дверей, и взлом сейфа сделаны чисто, правда, грубовато, топорно, но со знанием дела: чувствуется, что не впервой. Надо будет потрясти медвежатников.

— За этим дело не станет. Завтра же поговорю с Савельевым. Ты квартиру опечатал?

— Опечатал.

Я посмотрел протоколы допросов и осмотра места происшествия и, уточнив некоторые детали, спросил:

— А почему ты отвергаешь версию Мотылева? Дуракам иногда тоже приходят в голову неглупые мысли. Старик вполне мог быть наводчиком. Мне в Петрограде пришлось столкнуться с похожим делом. Месяца два по малинам лазили, а оказалось зря: вор свой, домашний. Симпатичные старички — народ опасный. Что, если он в паре работал? Риск на одного — добыча на двоих…

— Вряд ли.

— Почему?

Фрейман не торопился с ответом.

— Нюх?

— Нет, не нюх. — Он улыбнулся. — Напрасно стараешься. Ни с ищейками, ни с оперативниками я не конкурирую. У меня, гладиолус, нюха нет.

— А что есть?

— Логика. Слышал про такую науку?

— Мельком.

— Ну так вот, я начисто отбрасываю свои личные впечатления, отзывы о старике как об исключительно честном человеке, его поведение на допросе — все это я отбрасываю. Пожалуйста. Пусть приказчик жулик из жуликов, пусть он жаждал ограбить Богоявленского и дал дело некому уголовнику. Хорошо. Но почему он тогда не объяснил исполнителю, где лежат деньги и ценности? Ведь это элементарно! Посуди сам. Касса магазина совершенно не тронута — все сходится до копеечки, ни одна вещь из магазина не исчезла… Как ты это объяснишь?

— Кто-то помешал, не успел забраться в магазин. Просто.

— Нет, не просто. Открыть дверь из коридора в магазин было намного легче, чем взламывать дверь в квартиру Богоявленского: там замок не на шурупах, а на соплях держится. А взломщик начал почему-то с квартиры… Богоявленский своему приказчику во всем доверял. Как я выяснил, старик хорошо знал, что хозяин держит деньги не в сейфе, а в бюро. И что же? Сейф взломан, а бюро нет. Дальше. Какого черта приказчику нужно было лезть в мокрое дело? Он мог ободрать хозяина, как липку, и без убийства. Логично?

— Логично-то логично. Но ведь курс логики на факультете слушал все-таки ты, а не приказчик…

— Тоже верно, — рассмеялся Фрейман, — поэтому Мотылев и производит сейчас у него обыск на квартире.

— А не маловато?

— Не возражаю против дальнейшего наблюдения. Удовлетворен?

— Вполне.

— Дополнений нет?

— Нет.

— Тогда у меня есть. Тебе ничего не кажется странным в действиях преступника?

— Не побывав на месте, трудно о чем-либо судить.

— У меня нет уверенности, что это был обычный грабеж. Мне что-то раньше не встречались бескорыстные грабители…

— Но у тебя написано, что исчезли золотые часы, папиросница, портмоне крокодиловой кожи, еще кое-какие вещицы…

— Верно. Но все это мелочи по сравнению с тем, чем он мог при желании поживиться… Не забывай, что в квартире работал не новичок, и работал длительное время. Кстати, вспомни, убив Богоявленского, он не потрудился снять с его пальца платиновое кольцо. Любопытный фактик?

— Пожалуй.

— Когда я осматривал квартиру, у меня создалось впечатление, что здесь производился обыск, тщательный обыск. И взломщик искал не деньги. Чтобы обнаружить деньги, большого труда не требовалось. Он искал что-то другое, а золотые вещи прихватил так, по привычке, что ли, или чтобы создать видимость грабежа…

— Но что он мог разыскивать?

— Приказчик показал на допросе, что Богоявленский вел какие-то записи, хранил письма. Стрельницкий пишет ему, что перешлет с оказией книжечку дневника и ожидает следующие книжечки. Я никаких записей не обнаружил…

— Они где находились?

— Старик говорит, что, кажется, в сейфе. Там Богоявленский держал свои документы.

— А как ты расцениваешь шантаж Богоявленского Таманским?

— Никак. И Таманский, и Борис Соловьев пока лишь одни фамилии… Посмотрим, что скажут Лохтина, Стрельницкий и этот седоватый господин. Три человека — три ниточки… Но как тебе нравятся знакомства скромного антиквара, который получал подарки от Распутина, дружил с Лохтиной и информировал Стрельницкого о последних днях Николая II.

— Тебе не кажется, что самое время передавать дело ГПУ?

— Нет, — покачал головой Илюша.

— Загорелся?

— Так же, как и ты, гладиолус. Я тебе при первом нашем знакомстве говорил: Фреймана не обманешь, я тебя насквозь вижу. Но ты до сих пор увиливаешь от двух существенных вопросов…

— Каких?

— Почему марсиане не справляют день рабоче-крестьянской милиции и что растет в пампасах…

Вопреки ехидному прогнозу Сухорукова относительно «сквознячка» дела группы шли неплохо. Даже скупой на похвалу Медведев и тот на одной из оперативок сослался на положительный опыт совместной работы Фреймана и Белецкого. Но Виктор, так мне по крайней мере казалось, относился к нам настороженно, считая, что за нами нужен глаз да глаз. Кажется, благодаря ему группу и решили заслушать на совещании.

Об этом совещании я узнал совершенно случайно от Сени Булаева.

Свой рабочий день Сеня обычно начинал с обхода кабинетов. Ему нужна была раскачка. Прежде всего он, конечно, заглядывал в приемную Медведева, к Шурочке.

— Первой красавице столичного уголовного розыска — привет! — жизнерадостно выкрикивал он.

Поболтав минут пять с секретаршей, он навещал Савельева.

— Как печень, Федор Алексеевич? Функционирует?

А затем, обойдя еще два-три кабинета, появлялся у меня. Не забыл он обо мне и на этот раз.

— Работаешь?

— Работаю.

— Это хорошо, — одобрил Сеня. — Пошли вечером в Политехнический? Суд над бациллой Коха. Семашко выступит… Идем?

— Некогда.

— Эх, Сашка, Сашка! Сгоришь на работе, и пепла не останется, — вздохнул Сеня.

— А ты меня не жалей.

— Да разве мне тебя, дурака, жалко? Я вдаль нацеливаюсь, в перспективу. Нагрянет, к примеру, мировая. Что тогда будет? Придет, опять же к примеру, в МУР негритянский пролетарий и скажет: «Где тут герой-сыщик нэпманского исторического отрезка А. Белецкий?» Что ему парттройка ответит? Нет Белецкого! И зальется горючими слезами негритянский пролетарий, и начнет рвать своей пролетарской рукой свои кучерявые пролетарские волосы. «Зазря, — скажет, — в Москву я через десять морей да океанов добирался. Нет, — скажет, — больше скромного Сашки-героя, лег заместо кирпичика в монолитный фундамент социализма!» Жалко мне пролетария негритянского, Сашка!