Южная трибуна - Хоффманн Клаус. Страница 6
Счастливчик снова бросил мяч. Калле пришлось подключить вратаря, тому бы тоже не справиться с мячом, тут неожиданно удалось передать мяч левому защитнику, Калле углядел просвет, и, прежде чем Счастливчик успел отреагировать, мяч оказался в его воротах. Счет ничейный.
Бодо в восторге.
– Отлично!
И Калле доволен. Он снова «свой».
Счастливчик пробует втянуть Калле в разговор.
– Скажи, а что там произошло у вас в школе? Бодо тут рассказывал про какую-то свастику, про надпись против турок. Сказал, что тех, кто это сделал, засекли. Верно, Бодо?
Счастливчик многозначительно подмигнул. Калле в недоумении.
– Но ведь Бодо тебе все рассказал. Вайц, наша классная, и правда сказала, что тех, кто это сделал, засекли. Но больше она ничего не говорила. А потом весь урок долдонила что-то про черномазых. О гостеприимстве, уважении, благодарности и прочей дребедени.
Грайфер ухмыльнулся.
– Просто душат слезы.
Но Счастливчик не отставал:
– И ты не знаешь, кого они засекли?
– Нет.
– И в классе об этом ничего не говорили?
– Нет.
– А эта Вайц не выспрашивала тебя про Бодо?
– Нет. А зачем тебе все это нужно?
– Да так, спортивный интерес.
Грайфер вертит в руках четвертый шарик, третий приземлился за это время в воротах Счастливчика.
– Так мы играем или нет?
– Конечно, давай!
Жесткая игра у ворот Калле, и Грайфер сравнивает счет. Два-два.
«Зачем все эти вопросы, – подумал Калле. – Может, троица и в самом деле имеет отношение к случившемуся? Тогда они должны считать меня доносчиком, подосланным Вайц».
Но эту мысль Калле тут же отбросил.
– Протри глаза, кретин!
Бодо в бешенстве, защита Калле отнюдь не на высоте.
Грайфер выходит вперед. Три-два.
– Ты спрашивал не только ради спортивного интереса, – неожиданно произнес Калле, обращаясь к Счастливчику. – Выходит, Бодо как-то замешан в этом деле?
Счастливчик скривился.
– Спроси у него.
– Ладно, допустим. Счастливчик, Грайфер и я позволили себе безобидную шутку, нас засек Козловски, он сообщил об этом Вайц, и она послала тебя шпионить за нами. Как тебе нравится такой вариант?
От бешенства Калле бросило в жар.
– Я шпионю за вами? Да ты совсем свихнулся! Сейчас же возьми свои слова назад, ублюдок!
Бросившись на Бодо, Калле нанес ему точный удар в живот. Но Бодо умеет драться, он оттеснил Калле к стене и дважды двинул прямо в лицо.
– Положи его на обе лопатки, Бодо! – в полном восторге заорал Грайфер.
Один Счастливчик сохранял спокойствие. В конце концов ему удалось разнять их. Из носа у Калле пошла кровь.
– Я никогда бы не стал выдавать друзей, – тихо произнес он.
– Да и организму твоему это сильно бы повредило.
Взгляд Бодо полон ненависти.
Калле достал носовой платок, высморкался, уставился на мгновение на кровавое пятно, потом сунул платок в карман и направился к выходу. Теперь он точно знает, кто разукрасил стену школы.
Вторник, половина восьмого утра, трамвай третий номер. На улице еще темно. Калле то и дело озирается по сторонам – контролера пока не видно. Значит, сэкономлено две марки. Хотя он и не выспался, настроение у Калле отличное: контролер на горизонте так и не появился, сегодня не нужно тащиться в школу, да и тоска как-то незаметно растворилась.
– Полицайпрезидиум, – объявляет остановку вожатый, и Калле мигом возвращается в реальность. Он выскакивает из трамвая и устремляется вместе с толпой к бирже труда.
Но прежде выкурить сигарету. С этого начиналось обычно утро у деда и, как ни странно, таким образом он справлялся с кашлем.
И вот прямо перед ним большое, светлое здание. Теснясь, люди молча протискиваются в двери. Калле сразу бросилось в глаза, что некоторые ведут себя как-то приниженно, словно боясь, что их здесь кто-то увидит.
«Профессиональная ориентация подростков, 3-й этаж», – написано на одном из указательных щитов.
Калле миновал длинный коридор с белыми стенами, нашел лифт и, уже втискиваясь в него, услышал громкий мужской голос:
– Как же я смогу на это прожить? Вы что, смеетесь надо мной?!
Чиновник, судя по всему, пытался успокоить говорившего. Но продолжения разговора Калле не услышал, двери лифта бесшумно закрылись. На третьем этаже у многочисленных дверей очереди. Иные, словно заговоренные, смотрят на выходящих. Другие переносят ожидание с равнодушием йогов.
Калле находит табличку «Консультации учащимся средней школы», пристраивается в очередь. Перед ним еще пятеро, обидно, можно проторчать тут долго. Усевшись прямо на пол, он принимается разглядывать ожидающих. Четверо парней, одна девчонка. И все примерно его возраста. Женщина в красных вельветовых джинсах и сине-красной клетчатой блузе входит в комнату без стука. Калле она показалась симпатичной. Мгновение спустя она вновь появляется в дверях:
– Кто первый?
Дремавший на скамейке парень быстро вскочил, энергично потянулся и размеренным шагом двинулся в кабинет.
Хорошо хоть началось. Калле еще раз проверил, все ли он взял с собой. Свидетельство, извещение.
– Ну и сколько ты их уже написал? – спросил парень, стоявший в очереди впереди. В первый момент Калле даже не понял, что тот имеет в виду.
– Пять, – ответил он. – Но это помимо биржи труда,
– Кем же ты собираешься стать?
– Автомехаником! А ты?
– Тоже. Но я уже написал восемнадцать предложений. И все впустую. Думаю, нам и сегодня ничего не улыбнется. В одном месте меня почти что уже взяли. Но у меня по математике за полугодие двойка. И они отказались.
– Чушь собачья! Зачем им математика, если ты просто собираешься чинить автомобили?
– Сам не знаю. Но факт.
– Следующий, пожалуйста, – произнесла симпатичная сотрудница, и собеседник Калле направился к двери. Через мгновение он вышел.
– Черт возьми, – негодует он, – оставил дома бумажник. Документы и все прочее. А эта бабка требует, чтоб я показал удостоверение.
Калле и не подумал посочувствовать, он рад, что настал его черед.
– Садитесь, – Пригласила женщина в вельветовых джинсах. – Моя фамилия Хойбнер.
– Шварц, – представился в свою очередь Калле, в глубине души сочтя процедуру идиотской. «Меня зовут Калле» – это было бы куда проще.
Пока сотрудница роется в бумагах, Калле размышляет, какое может быть у нее имя. Ей подходит Петра, а вообще скорее всего…
– Как, вы сказали, ваша фамилия?
– Шварц, Карл-Хайнц Шварц, – повторил он.
– Сожалею, но вторая половина алфавита в 246-й комнате. У нас только до буквы «Р».
– Это как же? Я ведь в очереди отстоял.
– Пройдите, пожалуйста, в 246-ю комнату. Ничем не могу вам помочь.
Это прозвучало вежливо, но четко, так обычно говорят люди, стремящиеся побыстрее от тебя отделаться. Калле хотел сказать что-то еще, но понял, что не имеет смысла.
– До свиданья, – буркнул он уже почти из-за двери. Выходит, надо начинать все сначала.
«Скорее всего ее зовут Ингеборг», – подумал он, пристраиваясь седьмым в соседнюю очередь. «Ингеборг» – так в их компании называют недотрог.
Какое все-таки свинство. А может, они вообще не дают консультаций, гоняют просто людей туда-сюда, ведь работы для всех все равно нет. Калле вспомнил парня, с которым только что разговаривал. Восемнадцать предложений, и никакого успеха.
– Отправляйся лучше сразу на биржу. Что я скажу соседям, если ты окажешься совсем без работы – так напутствовала его мать.
«Должно быть, у нее свои проблемы», – подумал Калле.
Когда-то давно безработица была такой же большой, Калле знает это из истории. Примерно в тридцатом году. Потом пришел Гитлер и всем дал работу. Калле подумал о Грайфере. У того всегда загораются глаза, стоят только заговорить о нацистах.
«Вообще-то Гитлер был порядочным дерьмом, – размышляет Калле, – он начал войну». А Калле совсем не хочет войны. Какая-нибудь небольшая стычка, куда ни шло. Но война, ну уж нет.