Молиться за Рэйн (ЛП) - Истон Б. Б.. Страница 32

Неудивительно, что, когда я встретил Рэйн, она была одета в черную толстовку с капюшоном.

Она — гребаный пятый всадник Апокалипсиса.

Дом позади меня сгорает в огне, обжигая спину, но я не могу отойти от Уэса. Пока не могу.

Две ночи назад мне приснился кошмар о «Бургер Паласе», а на следующее утро на меня там напали. Прошлой ночью мне приснилось, что мы сгорели в огне, и это чуть не произошло несколькими часами позже. А что, если это не просто совпадение? Что, если эти кошмары сбываются?

Я вспоминаю, как Уэс говорил о том, что ночью ему приснилось, будто меня забрали у него, и мои руки сильнее сжимают его рубашку. Вдруг взрыв позади нас сотрясает воздух, и из меня вырывается крик. Я зарываюсь лицом в его грудь и чувствую, как рука накрывает мой затылок. Я пытаюсь расслабиться, но его хватка слишком сильна. Его поза слишком напряженная.

— Что это было? — спрашиваю я, не поднимая головы, надеясь, что это просто взорвалась плита или обвалилась крыша.

Когда Уэс сразу не отвечает, я поднимаю глаза и вижу, как сжимается его челюсть, как его взгляд прожигает мой, и чувствую, как сильно его грудь вздымается под моей щекой.

Выдыхая через ноздри, он, наконец, отвечает:

— Мой байк.

Мы обходим вокруг горящего дома Картера, и, конечно же, Уэс оказывается прав. Он припарковал свой мотоцикл возле дома, рядом с задней дверью, и когда огонь добрался до наружных стен, бензобак так раскалился, что взорвался.

Когда мы проходим мимо обломков горящего дома, на пути нам встречается руль, крыло и другие запчасти байка, и единственное, что мне приходит в голову, это:

— Мне очень жаль.

— Все в порядке, — отвечает он, не глядя на меня. — Все равно он мне больше не нужен. — От его резкого ответа по мне пробегает дрожь. Он говорит отстраненно и на автомате, как будто произносил подобные слова миллион раз, чтобы оправдать миллион разных потерь.

Все равно он мне больше не нужен.

Почувствует ли он то же самое, когда всадники заберут и меня?

Утром все было иначе. Утром он сказал, что кошмар, в котором меня забрали, напугал его, как и то, что он проснулся без меня. Но сейчас я в этом не уверена. Как будто настоящий Уэс погиб в том пожаре, и все, что я получила взамен — его внешняя оболочка.

Мы молча доходим до леса и начинаем свой путь вниз по тропе, сосредоточившись на том, чтобы обойти грязные лужи и упавшие ветки деревьев.

— Наверное, к лучшему, что мы не на байке, — говорю я, переступая через ствол упавшей сосны. — Эта дорога — сплошное месиво.

— Да, — невозмутимо отвечает Уэс, преодолевая препятствие, даже не смотря под ноги.

Его взгляд прикован к чему-то впереди. Я следую за ним и чувствую, как на моем и без того тревожном сердце становится еще тяжелее. Уэс смотрит в сторону моего домика на дереве.

— Ты ходила к своей маме прошлой ночью?

— Эмм… нет, — заикаясь, бормочу я, переступая через очередное упавшее дерево. — Я… сходила к ней рано утром, пока ты еще спал.

Уэс медленно кивает, сжимая губы в жесткую линию, и его взгляд падает на мои ботинки. Ботинки, которые, вероятно, он видел, стоящими на полу спальни Картера, когда проснулся.

Прямо там, где я оставила их прошлой ночью.

Мое замирающее сердце падает вниз, когда я понимаю, что Уэс догадался о том, что я лгу. Это единственное ощущение, которое наркотики позволяют мне чувствовать. Когда мы проходим мимо моего дома, я вообще не смотрю на него. Я представляю, что его там нет, что его просто не существует. Нет ничего, кроме моих ног, идущих по этой тропе. Никакого прошлого. Никакого будущего. Никаких чувств и никакого страха. Только хлюпанье грязи под моими ботинками и щебетание птиц, восстанавливающих свои гнезда после бури.

Я глубоко вдыхаю прохладный влажный воздух. Над головой проплывают серые облака, а лес окутан запахом горящей древесины, поэтому складывается ощущение, что сейчас осень, а не весна.

Но весной люди не сжигают листву.

Оглядевшись, я замечаю столб дыма, поднимающийся над деревьями впереди нас. Странно, может быть, мы каким-то образом развернулись и теперь возвращаемся к дому Картера? Но здесь не пахнет плавящимся пластиком или горящим лаком для древесины, как у его дома. Этот огонь пахнет вкусно и уютно.

Уэс, похоже, не так оценивает этот запах, как я. Когда мы подходим ближе, он начинает снова кашлять. Думаю, что для его отравленных легких достаточно на сегодня дыма. Натянув рубашку на нос, он позволяет ткани с нарисованным желтым гибискусом фильтровать кислород, пока мы продвигаемся вперед и выходим из леса позади бушующего ада, на месте которого когда-то была публичная библиотека Франклин Спрингс.

— Кажется, оргия немного вышла из-под контроля, — размышляет Уэс между приступами кашля, пока мы огибаем здание.

Когда понимаю, что приятный запах, которым я наслаждалась, на самом деле является запахом горящих книг, что-то вроде печали начинает обволакивать меня, но гидрокодон отбрасывает это чувство, как ненужное одеяло.

Мы переходим улицу, и Уэса настигает еще более сильный приступ кашля. Он отхаркивается и выплевывает яд из своих легких на грязный асфальт. Уэс такой бледный. Его губы посинели, и болезненный пот снова покрывает лицо.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, как только мы выходим на парковку перед «Бургер Паласом», но он, кажется, меня даже не слышит.

Его взгляд прикован к тридцатифутовому цифровому рекламному банеру, висящему над нашими головами.

— Как, черт возьми, эта вывеска горит, если электричество отключено? — бормочет он.

— Наверное, у них есть запасной генератор, — предполагаю я, закатывая глаза. — Не дай Бог, чтобы хотя бы один день мы не могли величать этого дурацкого Короля Бургеров на его дурацкой чертовой лошади.

Я смотрю на сверкающее разноцветное изображение Короля Бургеров верхом на своем верном скакуне — мистере Наггете, когда мы проходим мимо. Он поднимает свой посох с жареной картошкой в воздух, как меч, булаву, косу или пылающий факел, и ноющее чувство дежавю вспыхивает на краю моего затуманенного сознания.

Звук выстрелов, доносящихся из ресторана, прогоняет это чувство прочь.

Уэс хватает меня за руку и начинает бежать в сторону леса, когда из всех дверей «Бургер Паласа», вопя и выкрикивая имена своих близких, выбегают люди.

Некоторых из них я знаю с самого детства.

«Да пошли они», — слышится голос Уэса в моей голове, когда под моими ногами снова появляются брызги грязи.

«Да пошли они», — повторяю я на этот раз своим собственным голосом.

Я не оглядываюсь назад и не отпускаю его руку. Убегая через лес с этим прекрасным незнакомцем, я чувствую себя более живой, чем когда-либо.

А вот Уэс с другой стороны…

Когда мы, наконец, добираемся до места, где предположительно спрятано бомбоубежище, он сгибается пополам, кладя руки на колени, и начинает кашлять, его лицо из пепельного цвета превращается в багровое.

Я с трудом стягиваю рюкзак с его упрямых, сгорбленных плеч и сажаю его на лежащее на земле бревно. Достаю из сумки бутылку воды и протягиваю ему. Он выпивает почти всю воду на одном дыхании.

Сунув руку в вырез рубашки, достаю из лифчика оранжевый пузырек и откупориваю крышку.

— Вот, — вздыхаю я, вытряхивая на ладонь одну таблетку из немногих оставшихся обезболивающих. — Это поможет тебе почувствовать себя лучше.

— Я ни хрена не хочу чувствовать себя лучше, — огрызается Уэс, отталкивая мою руку.

Из моих легких выбивает весь воздух, когда крошечная, драгоценная таблетка отлетает на несколько футов, исчезая в толстом покрове из мокрых сосновых иголок.

— Я хочу найти это проклятое бомбоубежище!

Не обращая внимания на мое потрясенное выражение лица, он засовывает руку в находящийся рядом со мной рюкзак и роется в нем, пока на самом дне не находит самодельные металлоискатели.