Молиться за Рэйн (ЛП) - Истон Б. Б.. Страница 37

— Я с вами разговариваю! — Земля дрожит под моими ногами, когда Король Бургеров указывает на меня своим посохом с картошкой фри. Он становится трехмерным и в тысячу раз больше, когда вытягивается из экрана и останавливается в нескольких дюймах от моего лица.

— Мне… мне очень жаль, — отвечаю я, выглядывая из-за картофеля фри на разъяренного короля.

— Я не потерплю сквернословия в своем королевстве!

Я открываю рот, чтобы еще раз извиниться, но как только это делаю, Король Бургеров пихает свой посох прямо мне в горло.

— Избавь свой рот от этих грязных слов, — рявкает он, пока я давлюсь, кашляю и хватаю ртом воздух.

И только тогда, когда меня начинает тошнить прямо на тротуар, он, наконец, останавливается.

— Вот и все, — теперь его голос звучит добрее. Мягче. — Пускай все выйдет.

Меня снова тошнит, но на этот раз, когда я открываю глаза, то замечаю, что нависаю над унитазом в какой-то темной комнате. Кто-то гладит меня по спине и говорит что-то вроде: «Мне очень жаль» и «Вот это моя девочка».

Голос напоминает мне Уэса, но прежде чем я успеваю обернуться, чтобы взглянуть на него, он засовывает два пальца мне в рот, и меня снова тошнит.

Я пытаюсь отбиться, но мои руки ничего не ударяют. Уэс испаряется, словно дым, оставляя меня одну, стоящую на коленях. Я больше не обнимаю унитаз. Я в лесу, стою на коленях на мокрой земле, покрытой сосновыми иголками, и смотрю вниз, в открытый люк затопленного бомбоубежища. Когда происходит очередной рвотный позыв, я засовываю пальцы в рот и начинаю вытаскивать длинный кусок какой-то ткани из глубины своего желудка. Ткань продолжает тянуться, ярд за ярдом. Как только я наконец-то вытаскиваю ее целиком, то расстилаю на земле, чтобы посмотреть, что это такое.

Но я уже знаю ответ.

Черно-красное знамя, в центре которого изображен силуэт всадника.

А на самом верху — дата.

Сегодняшняя.

Я оглядываюсь по сторонам, прислушиваясь к стуку копыт, и высматриваю Уэса. Я нигде не могу его найти, но, когда снова смотрю на свое отражение, то вместо него вижу Уэса.

«Разве я так выгляжу?» — удивляюсь я, протягивая руку, чтобы коснуться своей щетинистой челюсти, но мое отражение не копирует меня.

Вместо этого оно бьет кулаком по поверхности мутной воды, глаза широко раскрыты и полны паники.

— Уэс!

Я опускаю руку в воду, чтобы коснуться его лица, но поверхность оказывается гладкая и твердая, как стекло. Я колочу по ней обеими руками, но мне не удается ее разбить.

В глазах Уэса застывает мольба. Большие пузыри выходят из его рта и лопаются о преграду, стоящую между нами, когда он пытается мне что-то сказать.

— Уэс! Держись!

Я обматываю знамя вокруг своего кулака и бью изо всех сил, но мои удары оказываются подобно ударам подушки об бетонную стену.

Когда я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, то понимаю, что Уэс больше не борется. Его лицо выглядит спокойным, а глаза полны раскаяния и смирения.

— Нет! — кричу я, снова колотя по поверхности. — Нет, Уэс! Борись!

Он прижимает руку к стеклу и начинает отворачиваться от меня. Его взгляд падает на что-то позади моего плеча, прежде чем исчезнуть в темноте.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, на что он смотрел. Я ощущаю на своей шее горячее дыхание адского скакуна. Я склоняю голову, готовая принять свою судьбу, и чувствую, как ветер от раскачивающейся булавы треплет мои волосы. Я крепко зажмуриваюсь и готовлюсь к удару, но оружие с шипами не вонзается в мой череп.

Оно разбивает стекло под моими руками.

Не раздумывая, я ныряю в холодную, мутную воду, и пытаюсь найти Уэса. Но его нигде нет. Я ныряю еще глубже, но не могу достичь дна. Я начинаю плавать из стороны в сторону, но нигде не нахожу стены. Я не поднимаюсь на поверхность, пока мои легкие не начинают гореть. Отчаянно толкаясь ногами, я стискиваю зубы и зажимаю свой нос, стараясь не заглотнуть воду, но как раз в тот момент, когда собираюсь оказаться на поверхности, я ударяюсь об нее головой.

Нет!

Подняв голову, я колочу по стеклу, набирая полные легкие воды, пока всадник с булавой наблюдает за тем, как я тону. С этого ракурса я вижу, что под этим капюшоном у него все-таки есть лицо.

Красивое, с нежными зелеными глазами и пухлыми, ухмыляющимися губами.

Я резко выпрямляюсь, сжимая свою грудь и хватая ртом воздух. От каждого вдоха у меня саднит горло. Когда открываю глаза, то обнаруживаю, что смотрю на унитаз. На свой унитаз. Я поворачиваю голову и замечаю на полу у двери подушку, которая по краям пропускает немного дневного света. На раковине стоят несколько зажжённых свечей, которые обеспечивают остальное освещение. Эти свечи тоже мои.

Я потираю свои стучащие виски, пытаясь понять, как я оказалась на полу в своей ванной.

Запах рвоты, смешанный с ванильными ароматическими свечами — моя первая подсказка.

Мужчина, наблюдающий за мной из ванны — вторая.

В ней лежит полностью одетый Уэс. Его грязные ботинки свисают с одного края, а голова лежит в противоположной стороне. Его веки тяжелеют, как будто я только что его разбудила, но расширенные зрачки настороженно смотрят на меня.

Он молчит, и я тоже. Мы просто смотрим друг на друга в ожидании нужного момента, и когда мы наконец говорим, это происходит в одно и то же время.

— Ты проспала почти весь день, — говорит Уэс.

— Ты действительно здесь, — выпаливаю я.

Он кивает, но выражение его лица не становится счастливее.

Вместо этого оно грустное и сочувствующее.

Реальность обволакивает мой пустой желудок и сминает его, как алюминиевую банку, когда до меня доходит смысл его печального взгляда.

— Ты видел, — шепчу я.

Уэс снова кивает, сжимая губы в жесткую линию.

— Мне очень жаль, Рэйн. На счет всего, и… бл*дь, я просто… просто не имел ни малейшего понятия.

«Мне очень жаль». Его слова ударяют меня реальностью, как ушат ледяной воды.

Мой подбородок дергается, а взгляд скользит к одной из свечей. Я смотрю на пламя до тех пор, пока не убеждаю себя, что именно поэтому у меня горят глаза.

«Мне очень жаль» делает это все реальным. То, как он прямо сейчас смотрит на меня, делает это реальным. Тот факт, что он тоже это видел, делает его реальным.

Я тянусь к вороту своей фланелевой рубашки, отчаянно пытаясь хоть как-то заглушить боль, но рубашка оказывается разорвана посередине, и таблеток там больше нет.

Потому что я приняла их все.

А он заставил меня их выплюнуть.

Горе, стыд и безрассудная ярость затуманивают мое зрение и вынуждают сжать руки в кулаки. Я собиралась умереть, даже не почувствовав этого. Не почувствовав того, как сильно по ним скучаю. Я собиралась оставаться без чувств до 23 апреля, чтобы всадники забрали меня туда, куда попали мои родители, и мы снова были бы вместе, как будто ничего этого никогда не происходило. У меня был план, но потом появился Уэс и все испортил. А теперь он говорит, что ему очень жаль, и смотрит на меня так, будто мои родители действительно умерли. Мои обезболивающие закончились, и все это чертовски больно и…

— Я ненавижу тебя! — кричу я. Слова эхом отражаются от стен, и слезы застилают мне глаза, поэтому я зажмуриваюсь и снова кричу. — Я ненавижу тебя!

Я хватаю расческу и изо всех сил швыряю ее в Уэса. Он ловит ее как раз перед тем, как она чуть не попадает ему в лицо.

— Ты все испортил! Ненавижу тебя! Ненавижу тебя! Ненавижу тебя!

— Я знаю, — говорит он, уклоняясь от стаканчика для зубных щёток и бутылочки жидкого мыла. — Мне очень жаль, Рэйн.

— Перестань это говорить!

Я бросаюсь к ванне, надеясь выцарапать его дурацкие зеленые глаза. Те самые, которые смотрели, как я тону в своем кошмаре. Те самые, которые наблюдают за тем, как я тону прямо сейчас. Но когда я достигаю края ванны, Уэс хватает меня за запястья и притягивает к себе.

Я падаю в ванную, приземляясь ему на грудь, его сильные руки крепко держат меня.