Капитуляция - Джойс Бренда. Страница 10
Если бы только Анри забрал золото перед смертью! Но он оставил эту трудную задачу ей, Эвелин. И теперь она молилась, чтобы ей было по силам с этим справиться.
Эвелин поклялась, что Эме никогда не окажется в таком бедственном финансовом положении, в каком её саму бросили в детстве. Отец любил Эвелин — или ей просто хотелось верить в это, — но совершенно не справлялся со своими родительскими обязанностями. Он был прав, оставив дочь с Робертом, потому что был слишком безрассудным и легкомысленным, чтобы заботиться о ней. Но он поступил безответственно, не оставив ей ни гроша. И она, Эвелин, ни за что не должна подобным образом подвести свою дочь.
— Мама, ты плачешь?
Слабый, испуганный голос Эме вторгся в её мысли. Эвелин вдруг осознала, что борется с подступающими слезами, готовыми вот-вот хлынуть из глаз от мощного нервного напряжения, во власти которого она находилась.
Эвелин обернулась к дочери, успев быстро смахнуть слезы кончиками пальцев.
— Милая! Я проспала?
Эвелин притянула дочь к себе, крепко стиснув в объятиях.
— Ты никогда не встаешь позже обычного, — прошептала Эме. — Неужели ты не устала?
— Я очень устала, милая, но теперь снова пришла в себя. — Эвелин поцеловала Эме и тихо произнесла: — Мне всегда будет не хватать твоего отца. Он был хорошим человеком, хорошим мужем, хорошим отцом.
Но почему за прошедшие пять лет он так и не забрал золото? Почему оставил эту сложнейшую задачу ей? Почему он так поступил, ведь при жизни никогда не взваливал на неё иные обязанности, кроме как быть матерью и женой? Если бы ей в свое время предоставлялось больше самостоятельности, она не чувствовала бы себя сейчас столь потерянной.
Эвелин отстранилась от Эме, понимая, что должна собраться с духом и найти в себе столько сил, сколько прежде у неё никогда не было.
— Папа наблюдает за нами с небес? — спросила Эме.
Эвелин облизнула пересохшие губы и через силу улыбнулась:
— Разумеется, папа по-прежнему с нами, он всегда будет с нами. Даже уйдя на небеса, он останется в наших сердцах и наших воспоминаниях.
Эвелин продолжала недоумевать, почему Анри хотя бы не попытался предпринять необходимые меры, чтобы привезти им из Франции золото. Ведь он был в здравом рассудке до самого конца.
Что же, теперь она злится на Анри? Эвелин не могла в это поверить. Муж только что умер, и она не должна сердиться на него! Он был сильно болен, он любил её и Эме, и, если бы у него была возможность забрать золото и привезти богатство им, он обязательно сделал бы это!
Но раз Анри оказался не в состоянии вернуть золото, не сошла ли она с ума, считая, что может справиться с этим сама?
Собираясь сделать это, будучи лишь слабой женщиной, да вдобавок изнеженной аристократкой?
Но она, ни за что, не отправилась бы во Францию в одиночку. Эвелин надеялась поехать туда с Джеком Грейстоуном, который, несомненно, способен достичь любой цели, на которой бы ни сосредоточился.
Образ бравого капитана вновь предстал перед её мысленным взором. Эвелин явственно видела, как Грейстоун стоит у штурвала своего судна, как ветер треплет его рубашку и развевает волосы, пока корабль несется по волнам.
Эме мрачно взглянула на неё:
— Я хочу, чтобы теперь папа был счастлив.
Эвелин обняла дочь. Эме видела, каким ожесточенным и угрюмым стал её отец за последние годы. Обмануть ребенка нельзя… Девочка тонко чувствовала его тоску, боль и гнев.
— Твой папа, несомненно, уже покоится с миром, Эме, потому что он на небесах, с ангелами, — ласково сказала Эвелин.
Эме грустно кивнула:
— Он может видеть нас, мама? С небес?
— Думаю, может, — улыбнулась Эвелин. — И именно так он всегда будет охранять нас. Ну а теперь ты не могла бы оставить меня ненадолго, чтобы я оделась? А потом мы можем вместе позавтракать.
Эме кивнула, улыбаясь, и Эвелин проводила её взглядом. Как только дочь ушла, Эвелин вновь погрузилась в раздумья о Джеке Грейстоуне. В груди снова что-то предательски сжалось. И Эвелин, вне всякого сомнения, знала почему, но совершенно не ожидала от себя такой глупой реакции на всего лишь мысль о нем. Только не после всех этих лет…
И всё же Эвелин тщательно перебирала в памяти подробности давнего побега.
Во время пересечения Ла-Манша Анри проспал большую часть времени, а Бетт читала Эме, пока море не убаюкало девочку и она снова не заснула.
Сама Эвелин стояла у иллюминатора, наблюдая за восходом, отмечая, как пробуждающееся солнце делает море розово-золотистым, и восхищаясь этим невероятным приключением — пересечением Ла-Манша на стремительном судне с черными парусами. Но Эвелин не могла спокойно ждать. Ей не хотелось оставаться в каюте Грейстоуна, пока он был на палубе. И как только Эме уснула, в тот самый момент, когда солнце едва показалось на небе, Эвелин поднялась на палубу.
Образ Джека Грейстоуна, стоящего у штурвала, был из тех, что никогда не забываются. Какое-то мгновение Эвелин наблюдала за капитаном, твердо стоящим на ветру, отмечая его широко расставленные ноги, крепкое, мощное телосложение. Его разметавшиеся, не убранные в косу волосы трепал ветер. А потом Грейстоун обернулся и увидел Эвелин.
Она прекрасно помнила, как обжигал его пристальный взгляд, даже через внушительное расстояние палубы. Впрочем, Эвелин это, должно быть, почудилось. Похоже, Грейстоун лишь отметил для себя её присутствие и тут же опять повернулся к носу корабля, а она ещё долго стояла у каюты, наблюдая, как капитан управляет судном.
В конце концов, Грейстоун оставил штурвал и через всю палубу направился к Эвелин.
Какой-то корабль на горизонте. Мы всего в часе пути от Дувра — вам следует пойти вниз.
Она задрожала, их взгляды слились.
— За нами гонятся?
— Пока не знаю, а даже если и так, у них нет ни малейшего шанса догнать нас до того, как мы пристанем к берегу. Тем не менее, мы можем наткнуться на другие корабли, ведь Великобритания уже близко. Идите вниз, леди Леклер.
Это была не просьба. И Эвелин молча удалилась в его каюту.
А потом, когда они достигли причала, высадившись точно к югу от Лондона, возможность поблагодарить капитана, ей так и не представилась.
Двое его моряков в кителях с матросскими полосатыми воротниками и в косынках на головах в маленькой шлюпке доставили Эвелин и её семью на сушу. Грейстоуну каким-то чудом удалось раздобыть для них повозку, которая и привезла их в город. Когда они сели в экипаж, Эвелин заметила Грейстоуна в отдалении, верхом на вороном коне, наблюдающего за ними. Она хотела помахать капитану рукой на прощание, но почему-то не сделала этого.
Теперь же, надевая выбранное на сегодня серое с голубоватым отливом атласное платье, Эвелин напряженно размышляла. В то время образ Джека Грейстоуна настойчиво преследовал её несколько дней, возможно, даже несколько недель. Она даже написала капитану письмо, поблагодарив за помощь. Но она не знала, куда отослать его, и в конце концов просто убрала его куда-то с глаз долой.
Теперь Эвелин была старше и мудрее. Грейстоун спас её мужа и их дочь, и она была в некоторой степени очарована им — не потому, что он обладал несомненной привлекательностью, а из-за глубочайшей признательности. Несмотря на то, что Эвелин заплатила ему за услуги, она обязана Грейстоуну своей жизнью и жизнью своих близких.
И это в представлении Эвелин делало его героем.
Дрожа, она застегнула фермуар своего жемчужного ожерелья и посмотрела на себя в зеркало, удивившись, что не выглядит даже наполовину такой изможденной, какой была вчера. Её глаза сияли новым светом, почти искрились, а щеки горели.
Что ж, её определенно ждала весьма нелегкая работа. Эвелин понятия не имела, как искать Джека Грейстоуна, но сейчас, думая об этом, она была полна решимости. Эвелин доверила ему свою жизнь и теперь была готова даже доверить ему, быть может, по глупости, золото Анри. Грейстоун казался ей идеальным человеком для выполнения поставленной задачи.