Капитуляция - Джойс Бренда. Страница 68

Джек не улыбнулся в ответ.

Эвелин резко опустилась на край кровати с расческой в руках, совершенно изнуренная. Тревельян уехал задолго до темноты, несколько часов назад, и Эвелин нашла в себе силы примчаться вниз, чтобы поблагодарить его за беспокойство и попрощаться.

Трев был мрачнее тучи и на прощание посоветовал ей покинуть Розелинд как можно быстрее.

Что ж, теперь Трев знал, что она любит Джека, и даже догадался, что они были любовниками, — Эвелин не сомневалась, что верно поняла его замечание. Ей было так жаль, если она сделала Треву больно… Однако его беспокойство только усилило её тревогу.

А ещё Эвелин по-прежнему была поражена тем, что двое мужчин сговорились против неё подобным образом, пусть даже оба хотели защитить её.

К большому облегчению Эвелин, ближе к вечеру Джек уснул. Она заглядывала к нему несколько раз, но он лежал не двигаясь. Отдых поможет ему как можно быстрее поправиться.

Потом Эвелин легко поужинала с Эме и слугами на кухне, у большой печи. И, пока Бетт готовила Эме ко сну, Эвелин с Лораном заперли каждую дверь и каждое окно, защитив дом так надежно, как только было можно.

Сейчас было поздно — почти одиннадцать. Но Эвелин никак не могла успокоиться, ей было не до сна. Неужели над ними с Эме нависла угроза? А Джеку? Ах, если бы она только знала, почему напали на Джека! Если бы она только знала, какая именно опасность грозит ему!

Джек и Тревельян были правы. Ей не стоило жить одной с Эме и тремя слугами в Бодмин-Мур — только не теперь, после смерти Анри. Даже если бы она не подслушала тот разговор на острове, ни одной вдове не стоило жить вот так, в одиночестве. Эвелин опасалась возвращаться к дяде, но сомневалась, что найдет кого-то ещё, чтобы попросить о помощи. Даже если бы ей удалось занять денег, съемные комнаты в Лондоне стоят чрезвычайно дорого.

Из коридора, у её двери, послышались шаги, скрипнули половицы.

Эвелин вскочила и схватила пистолет, наведя его на открытый дверной проем. Сердце отчаянно колотилось, рука дрожала, и она выругалась про себя, потому что держать оружие прямо никак не получалось.

Показавшийся в проеме Джек застыл на пороге.

Оба вытаращили друг на друга глаза.

— Опусти пистолет, — быстро сказал он.

Эвелин подчинилась, чувствуя, как подгибаются колени.

— Ты напугал меня!

— У меня и мысли такой не было. — Его серые глаза вспыхнули. А потом он прямо, откровенно посмотрел на её хлопковую ночную рубашку с кружевами и распущенные, струящиеся по плечам волосы.

Ощутив, как всё внутри у него внезапно напряглось, Эвелин опустилась на край кровати. Джек был в её спальне…

Было уже очень поздно, они остались наедине, Джек был одет в мешковатые бриджи и одолженную рубашку, распахнутую до самого низа. Под бинтами вырисовывался живот, плоский и твердый. Эвелин не осмеливалась скользнуть взглядом ниже.

— Почему ты не спишь? — с усилием произнесла она, еле ворочая языком в пересохшем рту.

Джек прислонился к косяку, задержав на Эвелин глубокий, тяжелый взгляд.

— А почему ты не спишь?

И его серые глаза медленно скользнули по её лицу и ночной рубашке, типично по-мужски, с явным сексуальным подтекстом, оценивая Эвелин.

Необузданное желание вмиг овладело ею, пронеслось сквозь неё, подобно разрушительному урагану. Затаив дыхание, Эвелин медленно встала.

— Ну как я могу спать?

— А как я могу? — Ресницы Джека опустились, скрывая бушующее в его глазах пламя.

Неужели он собирался заняться с ней любовью? Он едва мог ходить! Но с чего бы ещё ему тогда заглядывать сюда?

— Я не могу уснуть, потому что волнуюсь о тебе. — Эвелин нервно облизнула губы.

Ресницы Джека взлетели вверх.

— Я не хочу, чтобы ты волновалась обо мне, — тихо сказал он. — Не хочу, чтобы ты спала с пистолетом.

Она замялась.

— Я начала спать с оружием ещё до того, как на тебя напали, Джек. Я всегда осознавала, в каком отдалении стоит этот дом. — Конечно же Эвелин исказила правду. Теперь она спала с пистолетом из-за Леклера и угроз его дружка, проникшего в дом.

— Я уеду завтра, — резко, не допускающим возражений тоном произнес Джек. — А ты отправишься к своему дяде.

— Это звучит как приказ, который ты отдаешь своим морякам.

— Черт побери, — бросил он тихо, но так же резко. — Ну вот, ещё одна независимая мыслительница на мою голову — совсем как Джулианна и Амелия! Но неужели сейчас, хотя бы один-единственный раз, ты не можешь просто выслушать приказ и подчиниться ему?

Эвелин поспешила уклониться от прямого обсуждения этой темы.

— Ты ещё не оправился после нападения. Ты не можешь окончательно выздороветь всего через три дня! И вряд ли сможешь поехать куда-либо уже завтра!

Джек серьезно произнес:

— Теперь ты в опасности — из-за меня.

Эвелин мгновенно встревожилась:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мне не стоило брать тебя на свой остров. Не стоило затаскивать в свою постель. У меня слишком много врагов, Эвелин. И ты только посмотри, чем всё обернулось… Ты подслушала мой разговор с Леклером, поставив себя тем самым в ужасное положение. А потом на меня напали мои враги, я приехал сюда — и, вероятно, привлек их в Розелинд.

Ошеломленная, Эвелин буквально подскочила:

— Ты жалеешь о времени, которое мы провели на Лоо-Айленде?

— А разве ты не жалеешь?

— Нет! — вскричала она, чувствуя, как сильнее заколотилось сердце. — Нет, я не жалею!

Он медленно покачал головой:

— Я эгоистичный мерзавец, но не настолько эгоистичный, как может показаться. Я не могу по-прежнему подвергать опасности тебя и твою дочь. Просто не могу.

Эвелин не верила своим ушам. Так Джек с ней прощался? Неужели он действительно собирается завтра уезжать?

— Нельзя сказать, что нам грозит какая-то великая опасность, — начала уверять Эвелин, но вдруг смолкла. Джек ведь был прав, не так ли? В этом единственном вопросе он был прав, и она не могла отрицать это. Да, она находилась в опасности, потому что побывала на его острове, и враги Джека могли последовать за ним в Розелинд.

— Я вижу, ты наконец-то осознала, что я прав.

Эвелин ответила не сразу:

— Ты не в состоянии куда-то ехать уже завтра, ты не можешь.

— Я могу — и поеду, — отрезал Джек.

Если он уедет завтра, то будет испытывать сильные физические страдания, и это наверняка отсрочит процесс его выздоровления. И что потом? Как Эвелин сможет жить спокойно, не зная степени грозящей Джеку опасности? Она будет волноваться каждый божий день!

— Джек! Чего они хотели? Почему они напали на тебя? Пожалуйста, ответь! Я должна знать!

— Это было лишь предостережение, — безрадостно улыбнулся он. — Если бы они хотели меня убить, я был бы сейчас мертв, Эвелин. Они застигли меня врасплох, и я не смог защититься.

Она сжалась от страха.

— Тогда я благодарна, что это было предостережение!

Теперь Джек смотрел на неё очень серьезно.

— А я благодарен, что тебе не навредили. Не знаю, как смог бы жить, если бы тебе пришлось страдать больше, чем ты уже страдаешь, причем по моей вине.

Эвелин напряженно замерла, думая о проникшем в дом злоумышленнике, который угрожал ей.

Так Джек пришел сюда, потому что искренне беспокоится о ней? Несомненно, он вел себя как человек, который действительно тревожился.

И как Эвелин могла рассказать ему о непрошеном госте теперь? Это взволновало бы его ещё больше.

— Раз это было лишь предостережение, почему ты считаешь, что должен спешно срываться отсюда завтра, ведь ты едва можешь ходить?

— Потому что у меня слишком много врагов, — категорично бросил он. — Один из которых может начать меня преследовать. Наше общение подвергает тебя серьезной опасности.

Эвелин почувствовала, как екнуло сердце — со страхом, смятением.

— Твои слова меня тревожат, — помолчав, сказала она. — Мы имеем полное право быть друзьями. Это звучит почти так, словно ты хочешь полностью прекратить наши отношения.