Капитуляция - Джойс Бренда. Страница 78

Джек взглянул в глаза брату, который всё так же пристально смотрел на него. На их лицах застыло одинаковое выражение смятения и страха. И Джек знал, что на то есть все основания.

— Да, — вдруг тихо произнес он. — Отвечаю на твой вопрос: я влюблен.

Глава 16

Все действительно было кончено.

Эвелин остановилась перед открытой дверью кабинета. Она находилась в Лондоне всего три дня, но время тянулось бесконечно долго. Граф сказал ей, что Джек благополучно ступил на борт своего корабля через день после её приезда в столицу, но Эвелин не знала никаких подробностей — ни малейшей детали.

Ей не было известно, как чувствует себя Джек, где он сейчас находится, чем занимается. И возможно, это было даже к лучшему. И всё-таки Эвелин ждала весточки от него. Она не могла поверить, что Джек не захочет связаться с ней, пусть даже их отношения и были закончены.

Но Джек не дал ей о себе знать, он явно собирается держаться от неё на почтительном расстоянии. Эвелин понимала, что это — к лучшему. В сложившейся ситуации она не могла оставаться его любовницей. Но одно дело — понимать, и совсем другое — принять это сердцем.

Как она могла перестать любить его?…

Как трудно быть сильной! Как бы убедительно ни пыталась уговаривать себя Эвелин, что нужно двигаться вперед, продолжать жить своей жизнью — без него, — это казалось невозможным. Как бы рьяно ни втолковывала она себе, что должна перестать любить его, это тоже представлялось безнадежной задачей.

И всё же именно это Эвелин и следовало теперь делать — она должна была сосредоточиться на своей жизни в городе, на воспитании Эме, на будущем своей дочери.

Эме между тем была в восторге от их новой жизни. В городе ей нравилось. Она занималась учебой с тремя пасынками Амелии в Ламберт-Холл, а после уроков начинались поездки верхом на пони, которых Гренвилл держал для своих детей, и пикники в саду за домом. Старший сын Гренвилла был ровесником Эме, и они быстро подружились. Да и все дети превосходно ладили друг с другом. Амелия встретила Эме в своем доме с распростертыми объятиями, словно та была её близкой родственницей. Впрочем, больше всего на свете Амелия обожала быть этакой наседкой с внушительным выводком цыплят.

И всё же Эвелин не могла спать спокойно с тех пор, как покинула Розелинд, — с тех пор, как они с Джеком решили положить конец своим отношениям. Её изводили глубокая печаль, любовь и беспокойство за него. Разумеется, окончание их романа не исключало минимального общения.

Ведь, несмотря на всё, что произошло, они стали друзьями. Они могли не быть любовниками, но беспокоились друг о друге и уважали друг друга. Джек просто обязан был связаться с ней, дать ей знать, что с ним всё в порядке! Конечно же он понимал, как она сейчас волнуется.

Эвелин не могла не терзать себя мыслями о том, оправился ли Джек от ран. Мог ли он защититься в случае нового нападения врагов?

Где же он сейчас был — во Франции? Плавал во французских водах? Выполнил ли он приказы Леклера? Неужели действительно раскрыл дату вторжения в бухту Киберон, передал эту информацию врагам? А в результате британские и эмигрантские войска оказались в опасности? И теперь их операция по вторжению натолкнется на засаду и закончится кровавой резней?

Эвелин становилось дурно всякий раз, когда она думала о том, что Джек предал её и её страну. Но в то же самое время её сердце протестующе кричало — душа просто отказывалась верить в то, что Джек способен пойти на государственную измену. И всё-таки подобная мысль постепенно начинала утверждаться в её сознании. Все-таки ей были известны сведения, которые могли повлиять на ход войны…

Доминик Педжет сидел за своим огромным письменным столом в дальнем углу кабинета. Как всегда, его крупная, внушительная фигура внушала Эвелин что-то вроде благоговейного страха. Заметив её, он отложил бумаги, с которыми работал.

— Леди д’Орсе? — улыбнулся Педжет.

Никогда прежде Эвелин не искала возможности переговорить с ним с глазу на глаз. И как же ей не хотелось делать это теперь… Но она не могла держать в тайне такую информацию. Власти должны были знать, что собирался совершить Джек, чем он занимался. Эвелин не могла допустить, чтобы тысячи жизней оказались под угрозой.

— Милорд, надеюсь, я не помешала, — нервно произнесла Эвелин, чувствуя себя как никогда удрученной.

Педжет поднялся из-за стола, улыбаясь:

— Входите, графиня. По всей видимости, вы хотите поговорить.

Эвелин закрыла за собой дверь и повернулась, осознавая всю чудовищность того, что собирается сделать. И всё же иного выбора у неё не было.

— Не слышно ли чего-нибудь о Джеке? — осторожно спросила она, отчаянно желая узнать хоть что-то.

— Боюсь, не слышно, но в этом нет ничего необычного. Он редко задерживается где-то надолго.

Эвелин стиснула руки:

— Я не нахожу себе места от беспокойства за него, но меня тревожит и разговор, который я подслушала, когда была на его острове.

Педжет молча показал ей на стул перед письменным столом. Эвелин села, поблагодарив графа. Её сердце оглушительно колотилось. Она решила рассказать Доминику всё, что знает, потому что он был не только истинным патриотом, но и зятем Джека. Эвелин не сомневалась, что граф обязательно защитит Джека, но в то же время она была уверена в том, что Педжет ни за что не допустит любой угрозы вторжению во Францию.

— Джек пребывает в состоянии опасности большую часть своей жизни. Я понимаю, почему вы полюбили его: он — брат моей жены, и я тоже искренне к нему привязан. Но ещё я абсолютно уверен в том, что если кто-то и сможет пережить все злоключения нынешней войны, так это Джек.

Хотелось бы ей ощущать хоть каплю уверенности графа!

— Его разыскивают по обвинению в государственной измене! - воскликнула Эвелин. — Как же он сможет уцелеть — в свете таких обвинений? Даже если война закончится, он останется преступником.

— Обвинения могут быть сняты, — сдержанно заметил Доминик.

Эвелин застыла на месте, гадая, что же он на самом деле имеет в виду.

— Я знаю, что не могу убедить вас не волноваться за Джека, но мне хотелось бы, чтобы вы попробовали успокоиться. Вы явно изматываете себя, а ведь вам нужно думать о дочери.

— Она всегда была для меня на первом месте, именно поэтому я здесь, — ответила Эвелин.

Неужели однажды Джек может стать свободным человеком? Нет, ей стоило оставить эту надежду. Он был шпионом, да ещё и в военное время. Столько всего страшного могло произойти с ним…

Эвелин подумала о нападении и жестоких побоях, которые он вынес, вспомнила о Леклере и его угрозах, безумных обвинениях и казнях во Франции во время революционной резни.

— Как я понимаю, вы хотите обсудить со мной что-то ещё? — прорвался спокойный тон Педжета сквозь пелену её беспокойных мыслей.

— Сэр, никто, похоже, не встревожился, когда я раскрыла характер беседы, которую подслушала на Лоо-Айленде.

Он скривил рот.

— Как вы знаете — как весь мир уже знает, — когда-то я был одним из агентов Питта. Мы с женой оказались втянуты во множество интриг, леди д’Орсе, так что, возможно, сейчас мы стали чуть менее восприимчивы к подобным вещам.

— Планируется вторжение в бухту Киберон, милорд, в операции участвуют войска британцев и эмигрантов. Именно это Джек сказал Леклеру, не раскрыв при этом дату вторжения. Леклер приказал ему узнать эту дату.

Педжет пристально взглянул на неё:

— И к чему же вы клоните?

Собравшись с духом, Эвелин выпалила:

— Если Джек откроет врагам дату этого вторжения, операция может провалиться. Или, ещё хуже, тысячи прекрасных британских солдат и эмигрантов могут погибнуть!

— Да, если Джек предаст нас, вторжение наверняка провалится, и множество англичан и эмигрантов погибнут. Я так понимаю, вы считаете, что он нас предаст?

Ее удивляло, что Доминик остается таким спокойным. Естественно, он прекрасно понял смысл всего, что она сказала!