Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд. Страница 110

Только один раз, на второй день плавания, речь зашла о более чем мрачном предмете, полностью занимавшем мысли всех путников.

— Бинабик, — спросил Саймон, когда они расположились для дневной трапезы на залитой солнцем лесной поляне. — Ты действительно думаешь, что мы отделались от этих людей? Могут ведь быть еще и другие, которые тоже охотятся за нами.

Тролль выплюнул яблочное семечко.

— Я ничего не могу знать с очень большой уверенностью, друг Саймон, как я уже говаривал. Имею уверенность, что мы с благополучностью проскочили мимо них и не последовало незамедлительной погони, но абсолютно не знаю, зачем они предпринимают эти поиски, как и не знаю, могут ли они нас отыскивать. Знают ли они, что мы следуем в направлении Наглимунда? Нетрудно выдвинуть такую гипотезу. Но мы имеем на своей стороне трех очень важных факторов.

— Какие факторы? — спросила Мария, слегка поморщившись.

— Во-первых, в лесу очень легче спрятываться, чем отыскивать. — Он назидательно поднял корявый палец. — Во-вторых, мы идем в Наглимунд таким путем, который забывался вот уже сто лет. — Еще один палец. — И последнее. Чтобы разъяснить наш маршрут, эти люди имеют должность просить оказания помощи у валады Джулой, — выпрямился третий палец. — А это, как надо полагать, не принесет им очень большого успеха.

Саймона втайне беспокоило именно это.

— Они не причинят ей вреда? Бинабик, то были люди с мечами и пиками. Если они подумают, что она нам помогала, никакие совы их не остановят.

Мрачный кивок. Тролль нервно сплел короткие пальцы.

— Я не испытывают равнодушия к этой проблеме, Саймон. Дочь Гор, это не так! Но ты очень плохо знаешь Джулой. Ты будешь ошибаться, если подумаешь о ней только как об умной деревенской женщине. Такую ошибку могут сделать люди Хеаферта, и они будут понимать, что это была ошибка, если только не обратятся с ней очень уважительно. Долгое время валада Джулой ходила среди Светлого Арда, долгое время она была в лесу, и долгое время среди риммеров. А еще раньше она с юга приходила в Наббан, и никто не знает, где она путешествовала до этого. Можно иметь очень большую уверенность, что она сможет сама оказывать себе помощь — очень лучше, чем я, и даже, что с большой печальностью подтверждается, лучше, чем этот замечательный человек, доктор Моргенс. — Он достал со дна мешка последнее яблоко. — Но теперь уже не надо еще больше воспоминаний о тревоге. Река в ожидании нас, и наши сердца имеют должность быть легкими, чтобы мы могли путешествовать очень быстрее.

Позже, когда тени деревьев стали сливаться в огромное темное пятно, перекинувшееся через реку, Саймон узнал кое-что о тайнах Эльфевента.

Он рылся в мешке, в поисках тряпицы, чтобы перевязать руки, стертые до пузырей усердной греблей. Нащупав нечто подходящее, он вытащил находку на свет.

Это оказалась Белая стрела, завернутая в рваную тряпку. Саймон испытывал удивительное чувство, снова зажав ее в руке. Стрела казалась легким перышком, которое может унести любой порыв весеннего ветерка. Он осторожно развернул ткань.

— Посмотри-ка! — окликнул он Марию, протягивая через Кантаку, покоящуюся на своем тряпичном одеяле, стрелу. — Это Белая стрела ситхи. Я спас жизнь одному ситхи, и он дал ее мне. То есть, я хотел сказать, выстрелил, — быстро поправился Саймон.

Это была действительно прекрасная вещь. В сумеречном свете она почти светилась, как мерцающая грудь лебедя. Мария посмотрела на нее, потом осторожно прикоснулась одним пальцем.

— Она красивая, — сказала девушка, но в ее тоне не было и тени того восхищения, на которое надеялся Саймон.

— Конечно, она красивая. Она священная. Она означает неоплаченный долг, спроси Бинабика, он скажет.

— Саймон очень прав, — отозвался Бинабик с носа лодки. — Это все происходило как раз перед нашей встречей.

Мария продолжала спокойно рассматривать стрелу, как будто ей не было дела до всех этих незначительных подробностей.

— Это прелестная вещь, — выговорила она наконец, но немного убеждения прибавилось в ее голосе. — Тебе очень повезло, Саймон.

Он понятия не имел почему, но слова девушки заставили его рассвирепеть. Ни капли уважения ко всем ужасам, через которые он прошел! Кладбище, ситхи в западне, собаки, ненависть Верховного короля? Кто она такая, чтобы говорить с ним, как какая-нибудь горничная, утешавшая его, когда он обдирал коленку?

— Конечно, — сказал он, повернув стрелу так, что она поймала луч клонящегося к горизонту солнца. Проплывавшие мимо берега казались движущимся гобеленом. — Конечно, если припомнить всю ту удачу, которую она приносила мне до сих пор, — преследуемый, израненный, голодный, почти без надежды на спасение — лучше мне было бы и вовсе не получать ее. — Он сердито смотрел на стрелу, пытаясь проследить затейливые линии резьбы, которая могла бы быть олицетворением его жизни с тех пор, как он покинул Хейхолт бессмысленная путаница.

— На самом деле я спокойно могу ее вообще выбросить, — небрежно проронил он. Конечно, Саймон ни за что не сделал бы этого, но он мог притвориться, что действительно может, и это приносило ему какое-то странное удовлетворение. — Я хочу сказать, не больно-то много хорошего я от нее имею…

Предостерегающий крик Бинабика не дал ему закончить фразы. К тому времени как Саймон, наконец, сообразил, что к чему, было уже поздно — они наткнулись на невидимый камень. Лодка накренилась, корма хлебнула воды со страшным сосущим всплеском. Стрела вылетела из рук Саймона, мелькнула в воздухе и упала в воду, кружась вокруг бесконечных камней. Когда лодка выровнялась, Саймон обернулся, поискать стрелу, через секунду суденышко врезалось в очередной камень, и юноша понял, что он падает, падает… Вода оказалась изумительно холодной. В какой-то момент ему показалось, что он провалился в одну из дыр мироздания — прямо в вечную ночь. Потом он задыхался и рвался к поверхности, бешено барахтаясь в бурлящей воде. Он ударился о камень, отплыл в сторону и снова ушел в глубину, которая ледяной хваткой выдавливала последние капли воздуха из его легких. С невероятным усилием Саймон вытолкнул голову на поверхность, а бурлящее течение несло его дальше, швыряя от камня к камню. Наконец, почти разрываясь от кашля, он сумел сделать вдох, благодаря Узирису он получил глоток спасительного воздуха. Внезапно каменная преграда оказалась позади, и юноша теперь плыл свободно, изо всех сил колотя по воде ногами, чтобы держаться на поверхности. К его удивлению, лодка вдруг оказалась позади него, она как раз проскальзывала мимо последних горбатых камней. Бинабик и Мария гребли, выбиваясь из сил, с крутыми от страха глазами, но Саймон видел, что расстояние между ним и лодкой постепенно увеличивается. Течение уносило его все дальше и дальше. Дико вертя головой он увидел, что берега пугающе далеки. Юноша постарался набрать побольше воздуха.

— Саймон! — закричал Бинабик. — Плыви в направлении нас! Мы не имеем возможности грести очень достаточно быстро!

Вняв доброму совету, Саймон действительно попытался по вернуться и плыть обратно к ним, но река тащила его вперед тысячами невидимых рук. Он безуспешно плескался, стараясь придать непослушным рукам форму весел, как Рейчел — или Моргенс — однажды показывали ему на песчаных отмелях Кинслага, но все его усилия оказывались смехотворными в борьбе с всеохватывающей мощью течения. Он быстро терял силы, заставляя ноги снова и снова бить по воде, он теперь не чувствовал ничего, кроме холодной пустоты. Вода залила ему глаза, и перед тем, как снова уйти в глубину, он успел заметить, как странно вытянулись ветки деревьев. Что-то плеснуло около его уха, и он снова забил по воде руками и ногами, чтобы выплыть еще один, последний раз. Это было весло Марии. Она могла протянуть его дальше, чем тролль, поэтому перебралась на его место и тянулась вперед. Плоский кусок дерева оказался в нескольких вершках от руки Саймона. Кантака стояла рядом с Марией и с лаем тянулась к Саймону, почти в точности повторяя движения девушки, лодка с такой тяжестью на носу опасно накренилась. Саймон послал суровый мысленный приказ назад, туда, где должны были находиться его ноги, повелев им бить по воде, если они вообще еще способны шевелиться, и резким движением выбросил вперед руку. Сжимая онемевшие пальцы, он едва ощущал весло, но оно было на месте, как раз там, где нужно.