Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд. Страница 112

Но каким-то образом от этого Да'ай Чикиза стал еще красивее, как будто лес, неутомимый и неосуществленный, из недр своих вырастил этот город.

Тихий голос Бинабика нарушил молчание, торжественный, как само мгновение, в которое он прозвучал; эхо, едва отозвавшись, исчезло без следа.

— Дерево Поющих Ветров, — называли они его. Да'ай Чикиза. Очень давно, если вы можете представить себе такое, он был полон музыки и жизни. Все окна были освещенные, и по реке плавали прекрасные корабли. — Тролль откинул голову. Они прошли под последним каменным мостом, узким, как перышко, украшенным изображением стройного, увенчанного рогами оленя. — Дерево Поющих Ветров, — повторил он, ни к кому не обращаясь, как человек, погрузившийся в далекие, счастливые воспоминания.

Саймон молча направил их маленькое судно к каменным ступеням, завершавшимся ровной площадкой у самой реки. Они выбрались из лодки, привязав ее к корню, торчавшему из трещины в белом камне. Взобравшись наверх, они остановились, молча глядя на увитые диким виноградом стены и заросшие мхом коридоры. Сам воздух древнего города, казалось, чуть дрожит, как настроенная, но не потревоженная струна. Даже Кантака, видимо, чувствовала это; опустив хвост, она нюхала воздух. Потом она насторожила уши и заскулила.

Едва уловимый свист, полоска тени пронеслась мимо лица Саймона и с сухим треском ударилась в один из тонких переходов. Блестящие осколки зеленого камня разлетелись во все стороны. Саймон мгновенно обернулся.

Менее чем в ста метрах от них, на той стороне реки, стоял человек, одетый в черное. В руках у него был большой лук. Дюжина других, в черно-голубых накидках, взбиралась по тропинке, торопясь нагнать его. Один из них нес факел.

Человек поднес руку ко рту, под черным капюшоном мелькнула светлая борода.

— Вам некуда деться! — голос Ингена Джеггера был почти заглушен шумом реки. — Сдавайтесь, именем короля!

— Лодка! — крикнул Бинабик, но не успели они сделать и шага к ступеням, Инген достал из складок одежды какой-то тонкий предмет и протянул его державшему факел, одновременно натягивая тетиву. Когда путники достигли нижней ступеньки, огненный шар перелетел через реку и взорвался на борту лодки.

Дрожавшая стрела мгновенно подожгла суденышко. Бинабик только успел схватить один из мешков и под напором огня был вынужден отступить. Скрытые на миг от преследователей языками ревущего пламени, Саймон и Мария бросились вверх по ступенькам, Бинабик устремился за ними. Наверху металась Кантака с недовольным хриплым лаем.

— Теперь побегите! — рявкнул Бинабик. На том берегу реки еще два лучника встали рядом с Ингеном. Бросившись под прикрытие ближайшей башни, Саймон услышал гудение новой страшной стрелы и увидел, как она ударилась в каменную плиту в двадцати локтях от него. Еще две попали в стену далекой башни. Сзади раздался крик боли и испуганный оклик Марии:

— Саймон!

Он повернулся и увидел Бинабика, бесформенной грудой оседавшего у ног девушки. Где-то выл волк.

Глава 14. ЛЕДЯНЫЕ БАРАБАНЫ

Утреннее солнце двадцать четвертого дня месяца майа озарило Эрнисадарк, превратив золотой диск самой высокой из башен Тайга в кольцо ослепительного пламени. Небо было чистым и синим, как эмалевая тарелка, как будто Небесный Бриниох выгнал тучи своим ореховым посохом, предоставив им сердито толпиться вокруг пиков туманного Грианспога.

Внезапное возвращение весны должно было смягчить тревогу сердца Мегвин. По всему Эрнистиру не вовремя пришедшие дожди и жестокие морозы повергали в уныние и оцепенение земли и людей ее отца Ллута. Цветы замерзли, даже не появившись из земли. В садах осыпались маленькие кислые яблоки, им не суждено было созреть.

Овцы и коровы, которых выгнали пастись в холодные, размокшие поля, возвращались в хлева голодные, измученные градом и порывистым ветром.

Нахальный черный дрозд, сидевший на пути Мегвин до самого последнего момента, прыгнул наконец в обнаженные ветви вишни, где и разразился возмущенной трелью. Мегвин не обратила на его возмущение внимания и, подобрав полы длинного платья, поспешила к тронному залу своего отца.

Сперва она не хотела откликаться на голос, настойчиво звавший ее по имени, потому что боялась, что кто-нибудь помешает ее миссии, но, неохотно обернувшись, увидела своего сводного брата Гвитина, бегущего к ней. Она остановилась и, скрестив руки, подождала его.

Белый камзол Гвитина был в полном беспорядке, а золотое крученое ожерелье наполовину съехало на спину, как будто он был малым ребенком, а не юношей в возрасте воина. Он подбежал и остановился перед ней, тяжело дыша. Мегвин недовольно фыркнула и стала поправлять его украшение. Принц ухмыльнулся, но терпеливо стоял, не двигаясь, пока ожерелье не оказалось на своем месте. Грива его каштановых волос совсем растрепалась, красная повязка, стягивавшая их в небрежный конский хвост, сползла вниз. Когда Мегвин потянулась завязать ее, глаза ее оказались на уровне глаз принца, хотя про него никак нельзя было сказать, что он мал ростом. Мегвин нахмурилась.

— Стада Багбы, Гвитин, посмотри только на себя! Так нельзя все-таки. Ты же когда-нибудь будешь королем!

— А какое отношение к этому может иметь моя прическа? Вообще-то все было в порядке, когда я вышел из дома, но мне пришлось бежать быстрее ветра, чтобы догнать тебя, сестрица, тебя и твои длинные ноги.

Мегвин вспыхнула и отвернулась. Она никогда не смирится с этим проклятием!

Девушка не может быть такого роста.

— Ну хорошо, теперь ты меня поймал. Ты идешь в зал?

— Ну разумеется, — лицо Гвитина приняло суровое выражение, он потянул себя за усы. — У меня есть что сказать отцу.

— Как и у меня, — кивнула Мегвин. Теперь они шли рядом. Их шаг и рост так совпадали и каштановые волосы были так похожи, будто они были спицами одного колеса. Всякий посторонний принял бы их за близнецов, хотя Мегвин была на пять лет старше и родилась от другой матери.

— Наша лучшая племенная свинья Игонвай пала прошлым вечером. Что происходит, Гвитин? Это что, новая чума, как в Абенгейте?

— Если так, — мрачно сказал ее брат, ощупывая обтянутую кожей рукоять меча, — то не надо искать того, кто принес ее нам. Этот человек, это новая боль в ногах! — он хлопнул по эфесу и сплюнул. — Я только молюсь, чтобы он сегодня снова встрял в чужой разговор. Бриниох! Как бы я хотел скрестить с ним мечи!

Мегвин сузила глаза.

— Не будь дураком! — сказала она сердито. — Гутвульф убил сотни людей! А кроме того, как это ни странно, он гость в Тайге.

— Гость, который оскорбляет отца! — рявкнул Гвитин, вырывая локоть из нежной, но твердой руки сестры. — Гость, который привозит угрозы от Верховного короля, не могущего удержаться на плаву даже в своем собственном несчастном королевстве! Этот король только на то и способен, что задираться да с напыщенным видом тратить золотые монеты, словно это простые камешки, а потом поворачиваться к Эрнистиру и просить помощи! — Гвитин повысил голос, и его сестра беспокойно огляделась вокруг, боясь, что кто-то посторонний может услышать безрассудную речь принца. Никого не было видно, кроме, разве что, бледных силуэтов стражи, стоящей у входа во дворец, за сто шагов от них. — Где был король Элиас, когда мы потеряли дорогу на Наарвед и Элвритсхолл? Когда разбойники и только боги знают, кто еще, заняли Фростмарш? — он снова вспыхнул и, обернувшись, обнаружил, что Мегвин больше нет рядом. Она молча стояла в десяти шагах от него.

— Ты кончил, Гвитин? — спросила она. Принц кивнул, но губы его были плотно сжаты. — Что ж, хорошо. Разница между нашим отцом и тобой, братец, больше, чем тридцать с чем-то лет. За эти годы он научился разбираться, когда надо говорить и когда — держать свои мысли при себе. Именно благодаря этому в один прекрасный день ты станешь королем Гвитином, а не просто герцогом Эрнистира.

Гвитин долго молчал.

— Я знаю, — сказал он наконец. — Ты хотела бы, чтобы я умел кланяться и расшаркиваться перед собаками Эркинланда так же хорошо, как это делает Эолер. Я знаю, что ты считаешь его солнцем и луной, и тебе совершенно наплевать, что он при этом о тебе думает, хотя ты и дочь короля. Но я не таков. Мы эрнистири, и мы ни перед кем не ползаем!