Летописец 2 (СИ) - Буров Егор. Страница 25

Преодолеть пятиметровый частокол с заостренными бревнами, раз плюнуть, была бы веревка да сноровка, а остальное дело техники. Вскоре я скользил во тьме двора, словно призрак, потихоньку приближаясь к главному зданию. Свет горел только в одном окне и как ни странно в небольшом храме, но мне пока туда не нужно, так что я решил навестить воеводу. Наверняка этот убеленный сединами воин знает много интересных фактов, которыми обязательно со мной поделится. Я замер на мгновение и задумался, а откуда у меня такая уверенность? Как заставить волевого мужчину рассказать то, что считается тайной? Пытать? Но как? Не скажу, что в жизни мухи не обидел, но издеваться над слабым человеком не смогу, ибо считаю это недостойным занятием. Хотя ведун показал мне способы экспресс-допроса, однако, я кривил лицо, и одноглазый старик махнул рукой на эдакого чистоплюя. Сейчас что-то изменилось в моем мировосприятии и я четко понимал, что для того чтобы спасти Баратию и нашего не рожденного ребенка из плена, мне придется переступить через себя. Я готов убить любого, кто попытается мне помешать. Смогу ли я пытать? Пока не знаю, но задумываться об этом рано. Я пока не проник в помещение, где находится воевода, так что будем решать проблемы по мере их поступления.

Я пробирался по двору и прошел мимо казармы. Остановился, прислушался и перевел зрение в магический спектр. Через стены так смотреть не получится, но если заглянуть в окошко и не увидеть ни одной ауры, можно предположить, что Данька забрал с собой почти всех дружинников. На смотровых площадках в угловых башнях стояли три человека. Четвертый, вероятнее всего просто присел на пол и спал сном младенца. Профессиональный диверсант должен начинать зачистку именно с таких наблюдателей, но я любитель и резать спящих людей не обучен. Я приблизился к главному зданию и заглянул в щелочку между ставнями. Оказывается, я слегка погорячился, когда думал, что свет горит лишь в одной комнате. На первом этаже трехэтажного терема располагался лазарет, где лежали пять человек – те трое, кому я подрубил ноги, воин, которому я попал тренировочным копьем в спину и тот неразумный конюх, кому досталось от копыт Бурана. Если посчитать, то во время побега я убил пятерых человек – двоих насильников, конюха и пару стражников у ворот. Не так чтобы много, но и нимало. Мне стало интересно, а сколько сейчас привратников и сложно ли будет выйти отсюда с боем? Конечно, я могу спрыгнуть с пятиметровой стены, но зачем утруждаться, если можно выйти как цивилизованный человек через ворота. Меня словно магнитом тянуло в ту сторону, однако я решил сдержать неожиданно проявившуюся кровожадность. Я вновь обошел все имеющиеся строения и, заглядывая в окна, считал ауры.

Как я и предполагал, в крепости остались только семь женщин, двое детей – Лиська и Микаська и пять калек в лазарете. Меня насторожило, что в доме с детьми я не заметил ауры Саньки. А вообще странно, почему так мало женщин? На толпу здоровых мужиков всего семь или восемь представительниц слабого пола. Я пока не заглядывал в окна главного терема, наверняка там хоть какая-то охрана имелась. Ну и старался обходить храм, так как огонек свечи, виднеющийся через щель в ставнях, давал понять, что там тоже есть люди.

Я аккуратно забрался на крышу пристройки и по наклонной поверхности приблизился к окну из которого лился тусклый свет. В помещении находился воевода. Он стонал и охал, а рядом с ним сидела Санька и какая-то женщина. Как допрашивать человека в присутствии посторонних? Стоит мне появиться в комнате, и они поднимут визг. А уходить без информации нельзя, так что нужно что-то придумать. Как бы выманить женщин из комнаты? Не убивать же их в самом деле. Я, конечно, умею лишать людей жизни, но только когда сражаюсь в бою или если кого-нибудь защищаю, а резать маму детишек, это дурной тон.

Осознав, что проникновение через окно вызовет много шума, я прошел по крыше вдоль стены и посмотрел в другую комнату. Там никого не было и я забрался внутрь. Приблизившись к двери, я ее приоткрыл и увидел пустой коридор, освещенный одинокой свечой, где-то в районе лестницы. Никакой стражи не наблюдалось, и я подошел к комнате, где находился раненный воевода. Прислушавшись, я услышал стоны и женские голоса. Они обсуждали возможность выздоровления больного. Одна из женщин властным тоном требовала излечить хромоту, а обладательница нежного голоса оправдывалась и утверждала, что колено полностью разбито и, должно случиться чудо, чтобы не пришлось отнимать ногу.

Воевода снова застонал и потребовал воды. Санька налила чашу и, забрав пустой кувшин, сказала что сходит до колодца. Она говорила, что ей надо проверить, как там другие раненые. Обладательница властного голоса буркнула что-то невразумительное и приказала скорей возвращаться. Подруга Даньки вышла в коридор и не заметила меня. Женщина сделала несколько шагов в сторону лестницы и замерла, так как почувствовала, что она не одна. Я аккуратно зажал ей рот и, слегка надавив на сонную артерию, перенес безвольное тело в пустую комнату. Помня о том, что в руках Саньки глиняный кувшин, я сделал все возможное, чтобы не уронить его на пол. Уложив маму Лиськи и Микаськи на лавку, я вернулся к двери в покои воеводы. Специально громко потопал и распахнул дверь. Женщина мельком взглянула на меня и когда осознала, что я не Санька, попыталась раскрыть рот. Я действовал быстро, но не жестко, так что легкий хлопок основанием ладони под ухо и дородная женщина потеряла сознание и упала. Я связал ее шалью, которую она накидывала на плечи, и затолкал в рот какую-то тряпку. После этого закрыл ставни и, приставив кинжал к горлу воеводы, потряс его за плечо. Он снова застонал и, раскрыв глаза, начал хлопать редкими ресницами. Видимо он пытался понять, не снится ли ему кошмар?

– Узнаешь? Хорошо. Ответишь на мои вопросы и останешься жить. Начнешь юлить, ну ты сам понимаешь, – прошептал я, пытаясь придать голосу зловещие нотки.

Уж не знаю, насколько хорошо получилось, но он сразу спросил:

– Улиля и Санька живы?

– Одна в соседней комнате, а другая тут без сознания лежит, – ответил я.

– Улиле кляп нормальный повяжи, а то она здоровая, как лошадь, быстро очнется и вой поднимет, – распорядился воевода. Вот наглец, ставит мне условия, несмотря на то, что находится в незавидном положении. – Да не боись, не сбегу я. Куда ж с такой ногой. Знаю я Улилю. Эта точно вой поднимет. Хоть дружинников на заставе немного, но воины божьи почти все тут остались. А оно мне надо, чтобы ты меня по горлышку чикнул. Откинь одеяло, убедись, что нет у меня ни самострела, ни меча. Свяжи ее, а то точно очухается.

– Да связанная она, – отмахнулся я. – И кляп есть. А начнет чудить, я ее опять по темечку приголублю. А теперь рассказывай.

– Что рассказывать?

– Начни с того момента, когда амазонку, сопровождавшую дочку барона в подвал посадили, – дал я ему ориентир и временные рамки.

– А я почем знаю, когда и куда ее посадили? – воскликнул воевода.

– А скажи-ка мне мил человек, что ты обо мне знаешь? – поинтересовался я.

– Что воин знатный, любитель потехи ратной. Ученик какого-то одноглазого ведуна, – перечислил воевода. – Вроде все.

– А зачем меня ловят?

– А я почем знаю? – воскликнул он.

– Давай так, я тебе кое-то расскажу, а ты подтверждай или отрицай, если что будет неправильно. Но учти, я способность имею, видеть, когда мне лгут.

– Как Данька, что ли?

– Вроде того, – кивнул я. – Значит, дело было так: Даньку сослали сюда пару лет назад за то, что он соблазнил племянницу князя. Первый год он честно исполнял обязанности стража и отразил несколько набегов ваннов. Зимой вернулся домой и снова там что-то учудил. Верно я говорю? Значит, в этом он не солгал. Продолжаем. В этом году он снова появился тут и начал скучать. Совершенно случайно летом на него вышли дочка барона и амазонка. Данька захотел развлечься и провел бой с Баратией. Уж не знаю, кто победил…

– Данька, но с большим трудом, – вставил замечание воевода.