Бельканто на крови (СИ) - Володина Таня. Страница 32

— Я говорю о Дьяволе! — вскричала Хелен. — Он искушал вас денно и нощно, он преследовал вас и склонял к противоестественному соитию. Вы пали первой безвинной жертвой, ваша милость! Он и меня искушал, затмив разум и заставив полюбить себя. И я пала перед ним, а он смеялся и топтал меня, пока я корчилась от греховной страсти!

— Прекрати, Хелен. С чего ты взяла, что он меня преследовал и склонял? Он сам жертва.

— Ха-ха-ха! Вы ещё не сбросили дьявольские чары, вы его любите, но, поверьте, придёт время, когда чары рассеются, и вы увидите отметины дьявола на своей шее, под мышками и в срамном месте! А врач скажет, что это чума, потому что чума — это и есть метка дьявола! Я принесла эту метку в свою деревню, а вы — заразите ваш чистенький Верхний город! Мы оба помечены! Мы оба навечно прокляты из-за нашей любви к Дьяволу! Отрекитесь от любви! — взвыла обезумевшая девушка.

— Хорошо. Держи мою руку, я отведу тебя в дом.

Когда он прикоснулся к ней, то почувствовал сильный жар и озноб.

Вскоре Маттео арестовали по обвинению в ереси и содомии.

41

Старый ратман Клее, представлявший калинскую судебную власть вот уже двадцать четыре года, на музыкальные концерты не ходил и о синьоре Форти знал понаслышке. Из-за подагры он вообще ходил только по самым неотложным делам. Однако получив анонимное письмо о том, что кастрат Маттео Форти, прибывший из Италии, устроил в Калине папское капище, Клее был вынужден подняться с одра болезни и отправиться на Главную улицу. Письмо содержало столь ужасающие подробности о причастии через задний проход, что он на всякий случай взял троих солдат. Обвинение в проведении чёрных месс во время войны и чумы — веский повод для ареста и досконального расследования.

Хозяйка, узнав, по какому поводу в её честный дом пожаловал ратман, с облегчением рассмеялась:

— Ах, это совершенно невозможно, герр Клее! Маттео сейчас спустится и развеет ваши вздорные опасения.

— Я буду только рад, уважаемая фрау Майер. Мне хватило фальшивомонетчика в прошлом месяце. Трудно выносить смертные приговоры, стоя одной ногой в могиле, — проскрипел ратман и послал солдат во двор, чтобы те нашли сатанинское место, подробно описанное в письме.

Маттео спустился в сопровождении обеспокоенного Мазини. Он внимательно выслушал судейского и предательски побледнел. Он знал, что католики могут свободно жить в лютеранском Калине, но ни разу не задумался, законно ли проводить католические богослужения, пусть даже для двух человек.

Пришёл солдат, что-то прошептал ратману на ухо, и тот пригласил всю компанию следовать за ним. Он шёл так осторожно, словно ступал босыми ногами по битому стеклу, но Маттео угадывал в этой старческой походке неотвратимую поступь судьбы. Он догадался, куда они идут. Вся процессия — Маттео и удивлённый Мазини, пока ещё спокойная фрау Майер и скорбящая Хелен, несколько слуг и солдат — скрылась под землёй. Горящие факелы чадили и воняли маслом, но хорошо освещали алтарь, на котором сияла фигурка Девы Марии и лежал латинский молитвенник, завёрнутый в кружевную тряпицу, оказавшуюся грязными мужскими кальсонами.

Катарина вскрикнула и закрыла рот руками, Мазини перекрестился, а Хелен, казалось, онемела от ужаса. Клее деловито спросил:

— Эти вещи принадлежат вам, синьор Форти?

Маттео зашатался. Мазини обнял его и прикрыл собой, словно желая увести подальше, но стражи стояли на пороге, загораживая выход. Маттео шевельнул пересохшими губами:

— Да.

— Вы арестованы.

Бургомистру Улофу Карлсону Маттео нравился. Несмотря на непреодолимые противоречия из-за складочного права, он ходил слушать его пение к графу Стромбергу и остался глубоко впечатлён. Вернее сказать, его милая супруга настояла на посещении концерта. С тех пор она безостановочно напевала итальянские песни и уговаривала мужа организовать выступление нежноголосого певца в Ратуше. К её досаде, синьор Форти был связан кабальным контрактом и не имел права петь нигде и ни для кого, кроме как для губернатора.

О том, что синьора Форти арестовали по тяжкому обвинению и разместили в тюрьме по соседству с Ратушей, бургомистр Карлсон узнал только вечером, когда на площади начал собираться и шуметь народ. Ратман Клее, несмотря на старость и немощность, проявил несвойственную ему прыть, и это несколько озадачило Карлсона. Он вызвал ратмана к себе и попросил изложить обстоятельства дела. Клее кратко рассказал о доносе и найденных в монастыре уликах. Всё говорило о том, что итальянец действительно служил мессы. Насколько чёрные — ещё предстояло выяснить. В честность и непредвзятость Клее бургомистр верил безоговорочно.

— Что ж, проводите следствие, уважаемый. Если итальянец виновен в том, что ему приписывают, он должен понести наказание. Что гласит закон на сей счёт?

— За проведение католических обрядов — высылка из города. За поклонение сатане, чёрные мессы и содомию — смерть. — Он переступил с одной ноги на другую, морщась от невыносимой боли. — Конечно, смерть.

— Хорошо. Держите меня в курсе, Клее. Если вам что-то понадобится, не стесняйтесь обращаться. Это будет громкое дело, вы понимаете? Богатый иностранец, знаменитый певец и протеже графа.

— Перед законом все равны, — напомнил ратман.

— Разумеется, разумеется… Чего хотят люди на площади?

— Они требуют скорейшей казни, бургомистр.

— Почему?

— Они думают, что господь поразил их чумой за грехи синьора Форти.

Сам Клее не верил в такие прямолинейные связи. Он прожил слишком долго и знал, что не всегда расплата идёт вслед за прегрешением. Иногда она шла впереди, а иногда не наступала вовсе. Он похромал домой, стараясь ступать на пятки, чтобы не тревожить ноющие пальцы. Расследование подождёт до завтра.

А маэстро Мазини ждать не мог. Он взлетел в Верхний город по крутой чёрной лестнице и бросился за помощью к графу. Тот незамедлительно его принял и внимательно выслушал. Ответил, тщательно выбирая слова:

— Нижним городом управляет Калинский магистрат, который избирается горожанами каждые два года. Герра Клее выбирают больше двадцати лет — он безупречный ратман. Я понимаю и целиком разделяю ваше беспокойство, но, поверьте, если синьор Форти невиновен, герр Клее обязательно это выяснит и оправдает вашего мальчика.

— Ох, ваша светлость! — Мазини едва не плакал. — А если Маттео виновен? Если он и в самом деле устроил молельню в старых развалинах?

— Какая неосмотрительность.

— Он так нуждался в поддержке веры!

— В Калине много прекрасных храмов, — жёстко сказал граф, умалчивая, что все они протестантские.

Мазини в расстройстве покинул графский дворец и, не помня себя от горя, побежал к барону Линдхольму.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍42

Барон с надменным лицом вышел к маэстро. Когда они разговаривали в последний раз, Мазини угрожал ему острым клинком. Но, увидев, в каком плачевном состоянии пребывает маэстро, Эрик отбросил гордость и взволнованно спросил:

— Что-то с Маттео?

— Ох, ваша милость! Его арестовали и посадили в тюрьму!

— За что?!

Мазини не ведал, какие обвинения предъявили Маттео, и предъявили ли вообще.

— На заднем дворе фрау Майер, в подвале монастыря, ратман Клее нашёл католический алтарь. Ещё там была Дева Мария, свечи и молитвенник. Маттео не стал отрицать, что это его вещи, и Клее увёл его в тюрьму.

— Вы не знали о крипте?

— А вы знали, да?! О, почему вы не предупредили его об опасности?!

— Я молился вместе с ним.

Мазини потрясённо уставился на барона. Это уже не мелкий личный проступок, это — проведение мессы! А учитывая, какие отношения связывали Маттео и барона — это…

— Святая Дева Мария, — обморочно прошептал Мазини. — Если всё вскроется, его казнят. Его казнят у Южных ворот, как того несчастного фальшивомонетчика…