Сны Персефоны (СИ) - Белая Яся. Страница 12

Её сгребли в охапку, с силой прижимая к себе:

— Ты не умрешь. Ты богиня. Ты вернёшься к корням и солнцу, о, Весна…

Потом её унесли в спальню, оставили одну, и торопливые шаги удалились прочь…

А потом пришёл мальчик — худенький, некрасивый, юркий… Он держал в руке крупный красный плод.

— Вот, — протянул её дольку, и Кора замерла от красоты: словно драгоценные камни поблёскивали внутри плотной корки пурпурные семена. — Не бойся, — ласково сказал он, — я Аскалаф, здешний садовник. А это гранаты. Они растут в моём саду. Попробуй. Они очень вкусные. Ты точно на земле такого не пробовала.

И Кора соблазнилась: протянула руку, выбрала четыре крупных зёрнышка и бросила их в рот. Раскусила, брызнул сок — терпко-кисло-сладкий.

— Невероятно! — восхищённо прошептала она. — Я действительно не ела ничего подобного.

Парень улыбнулся:

— Здорово, что тебе понравилось, царица.

Она не обратила внимания на оговорочку, всё ещё смакуя необычный вкус фрукта, а юный садовник ушёл крайне довольный собой.

А потом… всё завертелось.

Явился Гермес, провозгласив:

— Радуйся, Кора. Ибо ты увидишь свою мать. Аид, Богатый и Щедрый, отпускает тебя.

Она не поверила, но Гермес повторил, что Владыка сам послал за ним:

— Да, и лучше тебе пойти. Твоя мать там такое творит! Ещё немного — и земля вымрет. Не будет твоих любимых цветов.

Он принёс ей нарядные одежды, присланные матерью. Она отвыкла здесь от таких оттенков — яблочная зелень, небесная лазурь, золотые отблески солнца в вышивке…

Местные бледные и зеленокожие нимфы помогли ей совершить омовение, умастили тело душистыми маслами, уложили волосы. Как приятно было ощущать прикосновение к коже мягкой струящейся ткани, после того грубого рубища, в которое она заворачивалась здесь. Как чудесно было чувствовать, что волосы тяжёлой шелковой волной падают на плечи и спину. А ступни — с удовольствием погружаются в сандалии.

Когда она вышла из спальни, бывшей ей тюрьмой так долго, Гермес даже присвистнул:

— Если бы Аид уже не похитил тебя, это сделал бы я.

Кора нежно улыбнулась, кокетливо опустила ресницы и зарделась. Она действительно в этот момент излучала чистую прелесть юной весны.

Но вдруг — оглянулась и поёжилась: ей снова почудился тяжёлый горячий взгляд. Она ощутила его, а ещё — голод, тоску, покинутость, которые буквально наполняли пространство.

От этих неприятных ощущений хотелось поскорее избавиться.

— Идём, — сказала она Гремесу-Душеводителю, протягивая ему ладошку.

Он посмотрел на неё удивлённо:

— Разве ты даже не простишься с Аидом?

Кора покачала головой — Владыка Подземного мира был последним, кого ей хотелось видеть. За последнее время он сделался смутным смазанным воспоминанием. И она не собиралась воплощать этот смутный образ.

— Когда мне говорили, что весна бывает жестокой, я не верил. Теперь же — лицезрю её! Он призвал меня и велел увести тебя, потому что ты погибаешь без солнца. А ведь ты — его законная жена. Он мог бы оставить тебя в своём мире навсегда.

Вместе с жизнью к Коре начала возвращаться и дерзость:

— Ты полагаешь, я должна быть благодарна? Если бы он не схватил меня и не унёс сюда, не пришлось бы сейчас играть в благородство и возвращать. Идём, я не останусь здесь ни мгновеньем больше!

И вот тут — выступил из-за стены недавний знакомец, Аскалаф.

Гордо вскинув голову — и куда девался прежний задорный мальчишка? — он заявил:

— Эта женщина не может уйти — она съела зёрна граната.

— Что?

Появился и ещё один участник представления — Аид, оказывается, всё это время стоял рядом, скрытый своим шлемом-невидимкой. (Вот почему она чувствовала его взгляды!)

Он надвигался на парня грозно — ещё немного и раздавит:

— Что ты сказал?

— Она съела зёрна граната, Владыка, — глаза у Аскалафа сделались совершенно круглыми, но взгляд оставался прямым и честным.

— Откуда она взяла гранат?

Кора вспыхнула оттого, что о ней говорили в третьем лице, будто её здесь не было.

— Я принес, — юноша вжался в стену и весь дрожал, казалась, ещё немного, и начнёт трястись дворцовый мрамор, с которым бедняга пытался слиться. — Я старался для вас, Владыка, — поспешно заявил садовник, понимая, что сделал глупость.

Аид сощурился, недобро так, у него ходили желваки, а губы превратились в узкую линию. От одного вида Подземного Владыки все присутствующие замерли. Аскалаф же и вовсе — много раз попрощался с жизнью.

Но Владыка Аид умел карать по-особенному.

Буквально отодрав мальчишку от стены, он швырнул его к ногам Гермеса, рявкнув:

— Заберешь с собой. Пусть Деметре свои мотивы объяснит. Она оценит.

И Аскалаф тихо заскулил: все знали, как лютовала Богиня Плодородия, узнав, кому в жёны отдали её кровинку. А если ей станет известно, что какой-то «умелец» привязал её дочь к Подземному миру, кому-то ой как худо придётся. Легче сразу — под двузубец Владыки.

— Тебя не зря называют Безжалостным, — почти с восхищением проговорил Гермес, хватая норовившего улизнуть Аскалафа за шиворот и подавая руку Коре. Та уже вложила в сильную смуглую ладонь Душеводителя свои тонкие пальчики, когда раздался усталый голос:

— А ты, Весна, забудь о зёрнах граната. Возвращайся, когда захочешь, — и совсем глухо, с осознанием невозможности и затаённой надеждой: — … если захочешь.

Она не смотрела на него, но была уверена: он не сводит глаз — таким тяжёлым ощущался его взгляд.

Кора сжала руку Гермеса, словно набираясь у него силы, и произнесла:

— Я не захочу.

И всё-таки вскинула на Аида взгляд — словно метнула изумрудные кинжалы. Но они разлетелись в осколки, ударившись о глухую чёрную стену отчаяния.

«Я знаю», — прочла она в его глазах.

И покачнулась.

Гермес подхватил её и понёс к выходу из аида, но она нарушила правила этого мира, оглянулась и увидела согбенную фигуру. Он стоял на коленях, закрыв лицо руками, — побеждённый, брошенный, бесконечно одинокий. И вокруг него — каплями крови — рассыпались зёрна граната.

Она поспешно отвернулась, потому что увиденное укором давило на сердце.

Наверху мать расцеловала её. Они обе плакали, обнявшись. Кора не могла нарадоваться солнцу, свету, цветам. Настоящим, с корнями.

Материнским ласкам, свежим запахам.

Мать крепко обнимала её, давая понять, что никогда не отпустит. Деметра и вправду расспросила Аскалафа, кто он и зачем здесь? Марает её благостный мир своим уродством, как «этот»… Выслушала дрожащего парня спокойно, почти буднично. И также буднично превратила в ящерицу.

И поскорее увела свою дочь подальше от этого проклятого места. Чтобы та позабыла весь ужас, что ей пришлось пережить здесь.

Но Подземный мир не желал забываться. А особенно — его Владыка. Он являлся ей каждую ночь во снах и горячечно шептал, скользя кончиками пальцев по её волосам: «Богиня… Я раньше не знал, как это — преклоняться»…

И постепенно приходило осознание.

Кора спрашивала мать:

— Тебя мужчина называл когда-либо богиней? Преклонялся перед тобой?

Деметра хохотала:

— Сотни мужчин зовут меня богиней и преклоняются. Только все они — смертные.

— Я говорю о боге.

Деметра замерла, потом тряхнула золотыми локонами и ещё раз хохотнула, но уже не так уверено:

— Ну и выдумщица ты у меня, Кора.

Только она не выдумывала.

А потом были Арес и Аполлон. Они и до похищения сватались к ней, но получили тогда решительный отворот поворот из уст Деметры. Теперь же — явились попытать счастья вновь.