100 оттенков ванили (СИ) - Гриин Эппле. Страница 58
— Нет! — прошипела я.
— Но вы ведь не хотите, чтобы ваша бабушка однажды по дороге домой… вдруг попала под машину? — уточнил елейным тоном мой мучитель.
— Вы не сделаете этого! — истерично выплюнула я.
— Хотите проверить? — усмехнулся мужчина.
— А если я откажусь? — тихо спросила я, потому что представить себе не могла, как буду смотреть бабушке в глаза, лишив ее на старости лет всего, а самое главное — дома, в котором она прожила всю свою жизнь. И при этом еще не смогу ей объяснить истинную причину, почему я так поступила. Кем я стану в ее глазах? Разве такое она сможет мне простить?
Вот тут я и оценила месть Бельского по достоинству: он не просто забирал у меня деньги, недвижимость и всё, что было нажито мной и ба — он забирал у меня уважение и любовь человека, который безоговорочно всю жизнь оставался на моей стороне. Человека, который беззаветно любил меня без всяких причин и следствий. Просто потому, что я — любимая внученька Мила.
— Я бы не советовал вам отказываться, Мила, — уже с неприкрытой угрозой, едко произнес мужчина. — Даже если вам плевать на свою жизнь, с вашей бабушкой всё еще может произойти… печальный несчастный случай.
— Тварь! — выплюнула я, со всей дури рванув вперед. — Мразь! И ты, и твой чертов клиент! Я разрушила его жизнь, я?! Конечно, проще обвинить девчонку-блогершу, чем признаться себе, что сам виноват! Твой клиент — просто высокомерный ублюдок, который плевать хотел на всех и вся! Дешевая публикация в желтом журнальчике сломала ему жизнь? А, может, он сам ее сломал, когда годами изменял своей жене, таскался с малолетками по ночным клубам и просаживал бабки в закрытых казино? И типа жена ничего не знала? Да ладно! Может, ей просто нужен был повод наконец-то показать своему муженьку, что праздник не вечен, а?
— Не понимаю, о чем и о ком вы, Мила, — нарочито весело рассмеялся мужчина.
— Хах, да, конечно, — язвительно бросила я. — Даже мне хватило смелости признать свою вину и публично принести извинения, а всё, на что способен ваш клиент, прятаться за чужими спинами и подло вымогать деньги!
— Вы поступили не смело, а глупо, Мила, за что и расплачиваетесь, — спокойно произнес мой мучитель, которого, конечно же, даже по касательной не задели мои слова. Да и с чего бы? Наверняка с этого дела он получит неплохой гонорар. — И у вас есть ровно сутки, чтобы принять правильное решение. А пока полежите здесь и подумайте о вашем будущем. Если вы хотите, чтобы оно у вас было.
— И вы меня даже не развяжете? — ужаснулась я, понимая, что в таком положении моей силы воли вряд ли хватит надолго.
— Нет, — отрезал мужчина. — Я буду заходить к вам каждый час за ответом.
И он вышел, демонстративно хлопнув дверью.
Я прикрыла глаза и сжала кулаки, больно впившись ногтями в ладони. Четко понимая, что сдамся. Бабушкиной жизнью я не буду рисковать.
Неужели я заслужила всё это?
«Никто не будет вас искать, Мила».
По моим щекам покатились горькие слезы безысходности и тотального отчаяния. И достигнув дна этой пропасти, я, тихо всхлипывая, жалобно, по-детски доверчиво, с наивной мольбой мысленно обратилась к единственному человеку, в силу и возможности которого верила слепо:
— Петя… Пожалуйста… Спаси меня.
#надне
#безысходность
#спасименя
Мой мучитель заходил уже несколько раз, но я тянула с ответом — молчала как партизан и закрывала глаза, когда он входил в помещение. Тянула время. Не знаю зачем — рассудком понимала, что это бесполезно. В итоге я всё равно подпишу эти бумаги, но меня грело осознание, что хоть так я помотаю Бельскому и его цепным собачкам нервы.
Ох уж эти врожденные упрямство и гордость! Но если терять лицо окончательно и проигрывать с треском, так сделаю это хотя бы с остатками дурацкого достоинства. Ну, и по правде говоря, в глубине души у меня теплилась слабая надежда, что бабушка или Алина заподозрят неладное и поднимут тревогу.
Но с каждой минутой надежда умирала, а мое малодушие росло. Я всем телом чувствовала боль — может, я и отделалась парой ушибов, но ныли они знатно. Словно по мне катком проехались. Плюс голова, которая по ощущениям вот-вот развалится на арбузные корки. При этом я очень хотела пить, да и некоторые другие потребности организма давали о себе знать. Но в этом и заключался метод давления — мне не дадут ни воды, ни еды, не отвяжут от стола, пока я не сдамся.
После пятого визита этого типа я почувствовала, что уплываю сознанием — я периодически отключалась, проваливаясь в тяжкое, но зыбкое забытье. И теряла счет времени. Сколько я уже здесь? Пять, шесть, семь часов? Больше? К тому же, неизвестно, сколько я была без сознания, когда меня привезли сюда. Сейчас там, на свободе, ночь, утро или уже день? И есть ли вообще разница?
В какой-то момент мне показалось, что время вообще остановилось, что я застряла в каком-то странном Лимбо, из которого нет выхода.
— Я больше не могу… — прошептала я, принимая поражение. — Прости меня, ба. Я…
Но договорить про то, что «я так виновата перед тобой» не вышло — внезапно где-то снаружи, явно за пределами здания, где находилась моя «темница», раздались гул вертолета, вой полицейских сирен, шорох многочисленных ног, мужские крики и громогласное через мегафон: «Здание окружено! Всем оставаться на местах!» И в то же мгновение внутри строения всё пришло в движение: топот ног, хлопанье дверей, отрывистые команды, звуки борьбы.
Я вжалась в стол, усиленно прислушиваясь к происходящему снаружи.
Это… Это за мной? Это… меня пришли спасать?
Неужели?..
Что «неужели», я додумать не успела — услышала злой рычащий Петин голос, раскатившийся громом по всем коридорам здания: «Где она?!»
Петя! Он пришел за мной!
Я беспомощно задергалась на столе, пытаясь безуспешно высвободиться, но включив мозг и вспомнив, что это бесполезно, проорала во всё горло:
— Петя, я здесь!
— Мила? Мила! — встревоженное, но с явным облегчением в голосе. И в ту же секунду дверь под мощным ударом вынесло с петель — в помещение влетел Петр: взъерошенный, сверкающий глазами, с жестким, непримиримым выражением на лице и в бронежилете!
— Петя… — пробормотала я, глядя на него — реального, во плоти, всхлипнула и в голос разрыдалась. — Ты пришел… Я тебя… так ждала… Петя…
— Девочка моя… Хорошая моя… — тут же сменив тон и утратив воинственный вид, запричитал Петя, рванув ко мне. — Сейчас… Сейчас… — бормотал он, высвобождая меня из мерзких пут. — Детка… Любимая… Родная… — повторял почти бессознательно, осматривая и судорожно ощупывая мое тело. — Ты жива, слава богу, ты жива.
И он прижался к моим губам в самом головокружительном, самом трепетном и самом искреннем поцелуе, на который я ответила с глубоким чувством любви, что стало уже неотъемлемой частью меня.
Петя подхватил меня на руки, прижав к себе, как бесценное хрупкое сокровище. Я обняла его за шею, уткнувшись лицом в его грудь, вдохнула такой знакомый и родной запах и с наконец-то осознала полностью: всё закончилось. Я в безопасности.
С ним — я в безопасности.
— Как ты меня нашел? — спросила я.
— Не сейчас, — ласково улыбнулся Петр и вынес меня из ненавистной камеры моего заключения. Он стремительно зашагал по сумрачным, грязным коридорам наружу — я лишь успевала цеплять краем глаза людей из спецназа, продолжающих производить зачистку в здании. Я так и не поняла, где находилась всё это время, но место похоже было на какое-то заброшенное офисное строение, какие бывают при фабриках или заводах.
И на дворе стояла глубокая ночь, раскинувшаяся черным куполом звездного неба.
Петр, как только вышел из здания, раскатисто рявкнул: «Врача! Срочно!» К нам подскочили два парня в форме медицинских работников «скорой помощи», технично перехватили меня из рук Петра и уложили на носилки.