Враг рода человеческого - Хольбайн Вольфганг. Страница 46

— Боюсь, что я действительно этого не понимал, — сокрушенно признался Бреннер. — Мне очень жаль, поверьте. Но я почувствовал себя достаточно окрепшим для того, чтобы…

— Еще бы вы этого не почувствовали! — снова перебил его Шнайдер. — Вас же по завязку напичкали лекарствами! — и он снова показал на приборы, стоявшие возле кровати. — Эти штуковины не только следят за вашим состоянием, но и избавляют вас от сильных болей и других неприятных ощущений.

У Бреннера слишком болела голова, и он не смог проследить за жестом Шнайдера, но чувствовал, что его во время обморока снова подключили к медицинским приборам, стоявшим у его кровати. Эта мысль вселила в его душу тревогу. Ведь в течение этих последних дней он никогда не чувствовал себя так хорошо, как в тот момент, когда отсоединил провода и датчики, с помощью которых был подключен к этим аппаратам, а также выдернул трубочку, по которой через иглу ему в вену вливали черт знает что.

— Я могу видеть, — сказал он ни с того ни с сего.

— Что вы сказали? — удивленно заморгал Шнайдер.

— Мои глаза стали лучше видеть, — ответил Бреннер. — И хотя зрение вернулось ко мне еще не в полной мере, все же я вижу намного лучше, чем вчера. Это произошло внезапно: я проснулся и понял, что снова стал видеть. Поэтому я и встал.

Реакция Шнайдера привела его в замешательство. Врач несколько секунд пристально глядел на Бреннера — причем впервые не просто в лицо, а прямо в глаза, — а затем стремительно отошел на шаг назад, поднял руку и спросил:

— Сколько пальцев вы видите?

— Четыре, — ответил Бреннер. Честно говоря, он сказал это почти наугад. Рука Шнайдера находилась на границе того пространства, которое он мог видеть своим еще неокрепшим зрением, и поэтому Бреннер затруднялся ответить, показывал ли ему доктор два, три или четыре пальца. Однако тридцать процентов было за то, что он попадет в точку. Шнайдер, по всей видимости, был поражен. Бреннеру не надо было видеть его лицо для того, чтобы почувствовать изумление врача. Ошеломленный Шнайдер не стал повторять свой эксперимент, а подошел ближе к пациенту и снова несколько секунд молча разглядывал его. Бреннер прочел в глазах доктора всю возможную гамму чувств: изумление, растерянность, профессиональное любопытство и отчасти сомнение, которое свойственно людям, подобным Шнайдеру. В его глазах не было только одного — радости.

— Похоже, вы не очень-то рады моему сообщению, — заметил Бреннер. — Во всяком случае, вы довольно сдержанно реагируете на него.

Шнайдер еле заметно вздрогнул и изобразил на своем лице неестественную улыбку.

— Нет, нет, — поспешно сказал он. — Вы несправедливы ко мне. Я всегда искренне радуюсь, видя, что моя работа увенчалась успехом. Просто все произошло… слишком неожиданно.

— Правда? — в свою очередь удивился Бреннер. Он заметил, как доктор и медсестра обменялись многозначительными взглядами. — А мне показалось, что подобное улучшение вы сами предсказали всего несколько часов назад.

— Да, конечно, — поспешно сказал Шнайдер. Его улыбка стала еще более натянутой. — Порой сам поражаешься, когда твои предсказания вдруг сбываются. Так вы говорите, что это произошло внезапно?

Бреннер хотел кивнуть, но вовремя одумался и не стал делать этого — иначе его голова просто разорвалась бы от боли.

— Я открыл глаза и понял, что вижу. Но так ведь это и должно было произойти, не правда ли?

Теперь уже Бреннер окончательно понял, что Шнайдер чувствует не облегчение, а крайнюю озабоченность, если не сказать страх.

— Да, конечно. Но, на мой взгляд, радоваться еще рановато. Вы можете столь же внезапно пережить рецидив болезни. Сестра, что случилось с этим прибором?

Бреннер задумался, а затем, сжав зубы, попробовал повернуть голову, утонувшую в подушках. Боль была не такой сильной, как он ожидал, но то, что он увидел, не понравилось ему. Возможно, у доктора были свои причины реагировать тем или иным образом на его сообщение, но в глазах сестры Бреннер увидел все то же замешательство, причем она не пыталась даже его скрыть. Услышав замечание доктора, она поспешно склонилась над столиком с приборами и начала довольно беспорядочно — Бреннер был в этом уверен — нажимать на кнопки и клавиши. Наконец она вновь повернулась лицом к Шнайдеру и слишком наигранно пожала плечами.

— Все приборы работают безупречно, господин профессор.

На лице доктора ясно отобразилось все, что он думает о способностях дежурной сестры разобраться в сложной медицинской технике, однако он не стал делать ей обидных замечаний.

— Хорошо, сестра, — сказал он. — А теперь, прошу вас, позаботьтесь о наших гостях. Я не хочу, чтобы они долго оставались в одиночестве.

Сестра ушла, но Шнайдер, похоже, и не собирался следовать за ней. Он все так же пристально и молча глядел на Бреннера. В конце концов поведение доктора начало страшно раздражать больного. Во всем этом было что-то очень странное.

— А вы… ощущаете еще какие-нибудь изменения? — наконец спросил Шнайдер.

— А я должен их ощущать?

— Терпеть не могу, когда мне на вопрос отвечают вопросом, — заявил Шнайдер довольно резким тоном, хотя в его голосе все еще слышалась нервозность.

— Я не совсем уверен, — ответил Бреннер, — но мне кажется, я начинаю кое-что вспоминать.

— Что именно?

— Я сам пока не знаю, — признался Бреннер. — Еще вчера я поклялся бы, что все это лишь кошмарные сновидения, но теперь… — он пожал плечами, лежа на высоких подушках, и при этом почувствовал такую боль, что решил такого больше не делать. — Что, собственно, произошло на самом деле? Я помню только взрыв и пожар… и потом всякую чушь.

— Я знаю не больше вашего, — ответил Шнайдер таким тоном, что было совершенно ясно: он лжет. До его сознания, по-видимому, наконец дошло то, что Бреннер действительно начал видеть, и он теперь избегал глядеть больному в глаза. — Могу вам лишь сообщить то, о чем пишут в газетах. Похоже, что вы и та девушка попали в переделку, став свидетелями схватки, разгоревшейся между Абу эль-Мотом и одним из подразделений ЦРУ.

— А кто такой этот Абу эль-Мот?

— Террорист, — ответил Шнайдер. — Его настоящее имя Салим или Салид… что-то в этом роде. Похоже, что парни из ЦРУ гонялись за ним по свету целых десять лет, и вам с этой девушкой крупно не повезло: вы оказались как раз там, где они устроили ему засаду.

— Подождите, — возразил Бреннер, — насколько я помню, половина монастыря взлетела на воздух…

— Весь монастырь был взорван, — поправил его Шнайдер. — В живых не осталось никого, кроме вас. И вы сами выжили лишь благодаря тому, что находились в этот момент в подземелье глубиной в десять метров.

— Но ведь такого не бывает в действительности, — промолвил Бреннер. Это замечание вырвалось у него против собственной воли, он видел, что Шнайдер говорит сейчас правду. — Я хочу сказать, что подобное происходит только в фильмах.

— Правильно, — отозвался Шнайдер. — Обычно такие события происходят только во второсортных американских фильмах. Но на этот раз все произошло на самом деле.

— Вертолет ЦРУ и всемирно известный террорист, на которого объявлен розыск, ведут над заколдованным замком воздушный бой, а я ничего об этом не помню. Это нечестно.

Лицо Шнайдера на секунду осветилось улыбкой.

— Уверен, что вы еще вспомните все это, — сказал он. — Бьюсь об заклад, что вы заработаете кучу денег, когда наконец выйдете отсюда и продадите свой рассказ журналистам, которые сразу же устроят на вас охоту. Однако боюсь, что прежде вам придется ответить на массу вопросов.

— Вы имеете в виду ЦРУ?

Шнайдер покачал головой:

— Я ведь уже сказал, что обычно такие события происходят во второсортных фильмах, а не в действительности, и уж, по крайней мере, не в Федеративной Республике Германии. Если я правильно понял то, о чем писали газеты, американцы сейчас втянули головы в плечи и ведут себя тише воды, ниже травы. Общественность не в восторге от подобного рода акции в духе лучших образцов Дикого Запада. А пресса тем временем расписывает эту историю на все лады. В течение этих трех дней сюда уже трижды приходили представители прокуратуры, не говоря уже о полиции. Я не пускал их к вам до сих пор. Но, боюсь, что больше не смогу сдерживать их натиск.