Селфи на краю (СИ) - Суркова Екатерина. Страница 8

Позже к ним спустилась мать Даны. Она походила на телеведущую, но лишь издали, ведь если бы её недовольное лицо появилось на экранах, то даже диваны и стулья съёжились бы от неприязни. Мадам Кобрина почти без слов вручила матери несколько купюр и ушла. После Ларс посоветовал всем закрыть мокрые пятна на стенах картинами Айвазовского, но его шутки никто, кроме отца не оценил.

Дана была старше на два года и выше на голову, и пятый этаж, близкий и недосягаемый, манил юного Лаврова как мираж. Когда Дана спешила домой то со школьной сумкой, то со скрипкой в руке, Ларс останавливался на лестнице и слушал её торопливые шаги. Гулкое эхо старой пятиэтажки подхватывало их стук, и сердце Ларса замирало от счастья. У подъезда её всегда ждал чёрный фольксваген и, всякий раз провожая его глазами, Ларс жалел, что снова не заговорил с ней.

Любовь росла и взрослела вместе с Даной. Когда худенькая, черноглазая девочка превратилась в стройную красавицу с грациозной, скользящей походкой, Ларс тоже подрос. К пятнадцати годам он «догнал» старшего брата и, возвысившись в собственных глазах, перестал считать пятый этаж недосягаемым миражом. Отец Даны преуспел в строительном бизнесе, но Ларс вовсе не считал себя недостойным её. Он часто прокручивал в уме разные варианты знакомства, воображая себя то героем-спасителем, то известным блогером, с которым Дана сама пожелала бы завести дружбу. Лавров часто видел Дану с разными молодыми людьми. Позже она выбрала одного — красивого, элегантного и, пожалуй, слишком уверенного в себе, но это совсем не мешало вольнолюбивым мечтам Ларса, ведь он воспринимал удачливого соперника на красном БМВ как ненужное приложение к Дане.

Чтобы немного передохнуть, Лавров подошёл к окну, надеясь хотя бы мельком увидеть её. По пятницам Дана возвращалась домой раньше обычного. Так случилось и сегодня. Юная и прекрасная, она выпорхнула из машины и исчезла в подъезде. Ликуя оттого, что сегодня её привёз не красный БМВ, а чёрный фольксваген, Ларс ждал, когда наверху застучат каблучки и зазвучит нежная скрипичная музыка. Готовясь к экзаменам, Дана подолгу отрабатывала трудные места из пьес и короткий, повторяющийся мотив казался Ларсу приветом из далёкой, сказочной страны, где нет места ничему плохому.

Закончив уборку, он взял айфон и ткнул пальцем в голубой кружочек «Safari». Айфон впустил его ВКонтакт. Рядом с аватаркой — портретом Геральта из Ривии — красовалась надпись: «Ларс Лавров свободен от оков». Он не любил своё настоящее имя — Лаврентий. Дедушка назвал его в честь учёного Лаврентия Проскурякова, но однажды учительница прочла в журнале «Ларсентий» вместо «Лаврентий», и неблагодарный внук тут же состряпал себе псевдоним.

Листая выстроившиеся аккуратным столбиком аватарки, Ларс увидел на значке сообщений красную точку. Серёжка прислал ему видео с обзором новой версии игры «Ведьмак». На душе потеплело. Его друг имел три существенных достоинства: он искренне смеялся над самыми глупыми шутками Лаврова, никогда не задавал лишних вопросов, а главное, всегда помнил о нём. Они подружились ещё в первом классе, потом Сергей сменил квартиру, и дружба плавно перешла в интернет. Серёжка, занимавшийся игрой на баяне и ментальной арифметикой, в редкие свободные минуты обсуждал с Ларсом его неоконченные рассказы и играл в футбол онлайн.

Будильник на айфоне настойчиво затрезвонил: пора собираться на дачу. Накинув куртку и взяв ключи, он вновь прислушался, будто ненадолго прощаясь с Даной, и торопливый стук каблучков снова околдовал его. Дана куда-то собиралась, или наоборот, кого-то ждала.

Ларс спустился по лестнице и, придерживая велосипед одной рукой, открыл почтовый ящик. Он увидел две совершенно одинаковых квитанции из ЖЭКа. Догадавшись, что заработавшийся почтальон бросил к ним две платёжки вместо одной, Ларс уже собирался опустить чужую квитанцию в соседский ящик, но вдруг замер, увидев номер квартиры, напечатанный на ней. Ладони сразу вспотели и рука, державшая руль велосипеда, едва не выпустила его. «Двадцать пять» — номер квартиры Кобриных. Конечно, повод для знакомства был не так романтичен, как мечталось Ларсу, но упускать дарованный судьбой шанс совсем не хотелось, и он решительно развернул велосипед.

Подходя к заветной квартире, он мысленно благодарил секонд-хенд за красивую одежду. Его кожаная куртка с неброской фирменной этикеткой была предметом жгучей зависти одноклассников, не задумывавшихся о её происхождении. Он был доволен своей стильной стрижкой и не успевшими запачкаться кроссовками, однако боялся, что его привычка глотать согласные буквы всплывёт от сильного волнения.

Когда Ларс протянул руку к звонку, им вдруг овладела такая нерешительность, что квитанция в руке стала влажной от пота. Он остановился и сделал глубокий вдох, стараясь унять волнение. Лавров вытер ладонь о джинсы и нажал звонок, думая, что вовремя успеет ретироваться, если вдруг дверь откроет мадам Кобрина.

Где-то застучали молотком. Ларс был благодарен судьбе за этот шум: он всегда боялся тишины и молчания, предпочитая любые звуки их томительной, тягостной неопределённости. На его счастье, из раскрытого окна послышался пронзительный скрип качелей и песня под гитару. Кто-то самозабвенно фальшивил, дубася ни в чём не повинные струны.

Дверь распахнулась. На пороге стояла Дана Кобрина в чёрном облегающем мини-платье. Её заплаканное лицо выражало гнев. Увидев это, Ларс уже собрался было уйти, но лёгкий интерес, промелькнувший в её тёмных глазах, заставил его остаться. Дана чуть смутилась и поспешно вытерла щёки.

— Простие… То есть, простите, — тихо проговорил Лавров, — это…

Все заготовленные слова сразу пропали. Дана отбросила назад чёрные кудри и чуть отступила назад.

— Это… — Ларс готов был ухватиться за платёжку как за соломинку. — Это вот… Вот эо к нам в ящик положили. Перепутаи… Перепутали.

Картавость Лаврова заставила её улыбнуться. Дана взяла квитанцию и помахала ею в воздухе.

— Спасибо…

Она оглядела его с головы до ног и тихо проговорила:

— Тебя зовут Лар… Или Лавр…

— Лас… Нет, Ларс, — выпалил Лавров, очень боясь услышать из её уст мамино «Лаврик».

— Может, зайдёшь?

Ларс замялся, но отступать было поздно, и он смело шагнул через порог.

Он словно погрузился в другой, более совершенный мир. Здесь не было ни отставших обоев, ни облупившейся штукатурки, ни дверей с облезшей, выцветшей краской. Шахматный линолеум, натёртый до блеска, отражал свет хрустальной люстры, сделанной в форме шара. На стенах с обоями, имитирующими кирпичную кладку, висели большие репродукции сюрреалистических картин, напомнившие Ларсу об отцовских книгах. Узкая, кофейного цвета лестница вела на второй ярус, где в полумраке плясали оранжевые отблески света. Ларс чувствовал себя героем одного из своих рассказов, попавшим в Средиземье, и Дана казалась ему прекраснее всех эльфийских принцесс. Боясь испачкать безукоризненно чистый линолеум, он неловко шагнул и опрокинул узорчатую напольную вазу. Ларс вздрогнул, но вместо фарфорового звона послышался глухой стук.

— Не бойся, не разобьётся, — хихикнула эльфийская принцесса, — она из пластика.

Водрузив на место невезучий элемент декора, Дана махнула рукой в сторону лестницы. Они поднимались по маленьким, изящным ступенькам молча. Понемногу успокаиваясь, Ларс понимал, что должен наконец взять инициативу в свои руки и хоть как-то завязать разговор, но боялся, что от любого неосторожного слова зыбкое волшебство развеется, и он снова окажется в своей квартире, рядом с пылесосом и ковром.

Вдруг его взгляд упал на одну из репродукций. Художник запечатлел прелестную маленькую балерину в стремительном пируэте. В каждой руке она держала по букету алых роз. Однако это хрупкое создание не только очаровывало, но и настораживало: большие чёрные глаза смотрели пронзительно и даже зло, а серебристое сияние, окутывающее изящную фигурку, рождало в душе непонятный страх. Ларс пригляделся и замер: сияние оказалось расплывчатым силуэтом человеческого черепа, розы — его глазницами, а пышные оборки на юбке балерины — огромными зубами.