Грибификация: Легенды Ледовласого (СИ) - Беренцев Альберт. Страница 82

— Товарищ полковник... Это просто удивительно, вы даже не представляете себе... Никакого поражения, за пятнадцать минут все полностью...

— Успокойтесь. Поменьше эмоций, побольше фактов. Где вы взяли это вещество? Кто такой Цветметов, в честь которого вы решили его назвать?

— Да не знаю я, кто он такой, — весело заорал Топтыгин в трубку, на профессора вдруг накатила эйфория, он наконец полностью осознал, что именно произошло, — Какой-то алкаш. Вы же Контора Глубокого Бурения, вот и бурите, полковник.

— Вас это веселит, профессор? — холодно поинтересовался полковник Бидонов, — Тот факт, что неизвестно откуда взялось вещество, делающее бесполезным наше мощнейшее оружие, вас веселит? Вас развлекает дыра в обороноспособности нашей советской родины, профессор?

— Ваша кукурузка никакое не мощнейшее оружие, — заспорил все еще пребывавший в бодром возбуждении профессор, — Атомная бомба все равно мощнее и отлично обеспечивает обороноспособность страны, да будет вам известно, полковник. А ваша кукурузка — это просто дерьмо, которое давно уже пора запретить на уровне ООН. И вы правильно сказали, она — бесполезна. Да, да! Теперь никто больше не умрет от ВТА-83, от этой шизоидной синей пакости! Теперь у нас лекарство.

— Очень хорошо, профессор, — голос в трубке стал ледяным, Топтыгина почти физически обдало холодом, и профессор испугался, — Очень хорошо. Будем считать, что вы доболтались, профессор. Язык до Киева доведет, как говорится.

Теперь выслушайте меня, пожалуйста. Я высылаю к вам группу бойцов и следователей, из вверенного мне двадцать седьмого управления. Они прибудут через час. Я уже направил к вам солдат, работавших в оцепленной зоне, до прибытия наших людей больницу будут охранять они. До прибытия моих сотрудников никто не войдет в больницу, и никто не покинет ее. Ни живой, ни мертвый. Труп последнего погибшего от ВТА-83 тоже пока что останется в больнице.

Но самое главное, в больнице останутся излечившийся мальчик и вещество, которое вы обозначили, как Чайный Гриб. И если к приезду моих сотрудников пропадет мальчик, или вещество, или даже хоть один врач или документ — вы пойдете под расстрел, профессор.

Поймите меня правильно, это не угроза, это констатация факта. Все входы и выходы из больницы уже блокированы солдатами по моему приказу. Надеюсь, что мы вскоре сможем побеседовать с вами лично, профессор. Надеюсь, что во время этой беседы вы не будете в наручниках. Всего доброго.

Хрулеев: Верность идеалам

11 октября 1996 года

Балтикштадтская губерния

— Его нужно убить, — обреченно повторил Хрулеев.

Ордынец заливал в аппарат водку, струя алкоголя лилась в Гипералкалоид, отмеряя оставшиеся Хрулееву секунды жизни.

— Я не буду. Я же анархист, мне нельзя, — заспорил Фасолин, — Я уж лучше превращусь в стеклышко. Ну а че? Хорошая, чистая смерть, и никаких могильных червей и гнили. Просто стал стеклом, и все, абзац. Тем более, что это быстро и не больно. Видал я смерти и похуже, когда работал в морге. Вот одному жандарму из отдела дорожного регулирования например засунули...

— Я тоже не могу. Рука, — перебил Хрулеев.

Неизвестные все еще продолжали безрезультатно обстреливать ордынца из автоматов. Но они не попадут, в этом Хрулеев был уверен, слишком далеко. Не попадут, даже учитывая, что повозка теперь не двигалась. Ордынец остановил телегу, решив, что опасность ему после уничтожения группы германцев на юге больше не грозит. Еще там в лесу где-то шарился Шнайдер, но на него надежды не было, судя по всему, командир группы «Центр» сбежал.

— А из калаша ты не попадешь, слишком далеко, — продолжал рассуждать вслух Хрулеев.

— Дык я и не собираюсь стрелять из калаша, и вообще не умею, — ответил анархист, — Вон, ты же из пистолета одной левой в таблетку попадаешь. Возьми, да шлепни толстяка из пистолета.

Эту глупость Хрулеев даже комментировать не стал, ордынец слишком далеко даже для выстрела из автомата, о макарове и говорить нечего.

Хрулеев задрал голову вверх и увидел именно то, что ожидал. Выпавшая из рук Любы во время полета к верхушке сосны винтовка СВДС все еще болталась на ветке, зацепившись ремнем.

— Высоко, — сказал себе самому Хрулеев, — Не достать.

Он снова взглянул в бинокль на ордынца и понял, что у них, пожалуй, есть еще минутка жизни. Толстяка рвало, он блевал, свесившись за борт телеги. Это было неудивительно, не столь жирный человек вообще бы вероятно умер от выпитой практически залпом бутылки водки. Хрулеев не знал, нужно ли будет ордынцу восполнять количество водки в организме после проблева, чтобы вновь получить возможность стрелять из Гипералкалоида. В любом случае, пара минут у них еще есть. Нужно действовать.

Хрулеев тщательно прицелился и выстрелом из макарова перебил ремень висевшей на сосне винтовки. СВДС упала на землю.

— Бери, — сказал Хрулеев анархисту, — Бери, не спорь. Если убить жирдяя — погибнет он один. А если не убить — как минимум трое нас, и еще те люди, которые стреляют в этого толстяка из автоматов. Что говорит твоя анархистская совесть по этому поводу? Что лучше — смерть одного, или смерть троих?

— Да похуй смерть скольких, — бодро заявил анархист, — Главное, что я в этом говне участвовать не буду. Тут вопрос личности, а не утилитаризма. Это вы, вояки, любите дохлых считать, и оправдывать их количеством свои войнушки. Типа, чтобы предотвратить смерть миллиардов, я был вынужден убить пару тыщ. Не, брат, я такой арифметикой заниматься не буду.

— Просто придержи винтовку. Я сам прицелюсь и нажму на спуск.

— И не подумаю...

— А ты забыл, что я отморозок? — мрачно осведомился Хрулеев.

— Как же, помню. Это разве забудешь. Ну давай, Хрулеев, можешь продемонстрировать мне свою отмороженность. Демонстрируй мне ее полностью. Только я ствол не возьму. И стрелять не буду. Без обид.

Ордынец тем временем проблевался, тут же достал из мешка бутылку водки и влил в себя половину прямо из горлышка. Приведя таким образом себя в пригодное к использованию Гипералкалоида состояние, толстяк нетвердо взялся за аппарат.

— Я дочку искал, — сказал неизвестно кому Хрулеев.

Хрулеев: Хой!

11 октября 1996 года

Балтикштадтская губерния

Хрулеев смотрел в бинокль на несущего ему быструю смерть ордынца. Тот уже положил руку на рычажок активации Гипералкалоида.

Выстрел вдруг грянул совсем рядом, над ухом у Хрулеева. Отстрелянная гильза ударила его по ноге. Ордынец дернулся, а потом обмяк и тяжелым кулем упал с повозки на землю.

— Многие умирают слишком поздно, а иные — слишком рано. Пока еще странным покажется учение: «Умри вовремя!»*, — глухо сказала Люба, опуская СВДС, — Но конкретно этот толстяк умер вполне вовремя. Ой... Что это я такое говорю?

Хрулеев отнял от глаз бинокль только когда убедился, что толстый ордынец действительно мертв.

Люба стояла рядом, ее лицо было все замотано кровавыми бинтами, но рот и нос анархист ей оставил свободными. Оба ее глаза действительно, как и сказал анархист, были на месте. Грудь девушки была перевязана пропитавшимися кровью бинтами. Люба была похожа на бутафорского зомби из американских фильмов ужасов, вот только кровь на ее ранах, в отличие от фильмов, была настоящей. Любу пошатывало.

— Хочу водки, — заявила девушка, — Ой... Что я опять несу?

— Хочет водки, цитирует Ницше и живая, и кровотечение остановилось. Значит сработало, — сказал Хрулеев.

— Что сработало? — спросила Люба, — Вы что...? Вы вкололи мне это дерьмо? Сушеные мозги Президента?

— Ну это же препарат последнего шанса. А ты выглядела как уже давно потерявшая все последние шансы, — пожал плечами Хрулеев.

— Ага, это Хрулеев тебя спас, — заявил анархист, — Он тут рыдал над твоим бездыханным телом. Еще сказал, что как только ты очнешься — он сразу же сделает тебе предложение. А потом вколол тебе вяленые мозги Президента и оживил принцессу поцелуем. Классика.