Пропала, или Как влюбить в себя жену (СИ) - Юнина Наталья. Страница 44

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Сонечка, почему ты так плачешь?

- Потому что я хочу все изменить, а не получается.

- Что все?

- Да все. В готовке, в отношениях. А не получается. Я даже не могу извиниться перед Глебом, а он обижен. Я это точно знаю.

- Успеешь извиниться, это дело быстрое. И знаешь, все что ты сказала – решаемо. Абсолютно все. Только ехать тебе с ним сейчас не надо.

- Почему? Он обидится. Подумает еще что…

- Что?

- Что на фиг мне не сдался. А он мне нужен.

- Он взрослый мужчина, Сонечка. Обидчивый, как и все, но умный и отходчивый. И очень терпеливый. Тебе, а точнее вам, сейчас нужно пожить хотя бы пару недель раздельно. Поживи немного одна, ну точнее, со мной. Пусть твой порыв поехать к Глебу будет продиктован не боязнью его обидеть, а твоим четким желанием. Не надо бояться того, что он найдет себе во Франции женщину. Не найдет, уж поверь мне. Я знаю своего внука. Он любит тебя. Да, как и все мужчины, он… не совсем правильно ведет себя с тобой. Вынуждена это признать. Но он человек, а не машина, собственно, как все мы. Но гарантирую, что он не найдет тебе замену. И уверяю – он поймет тебя, если ты не поедешь завтра с ним. Ведь у тебя такой простор, ты можешь хоть через неделю приехать и устроить ему сюрприз. Благо, нам позволяют финансы. Лично мне очень важно было знать, что ты неравнодушна к моему внуку, хотя я и так это знала без слов. Вот равнодушие преодолеть невозможно. А все остальное – да. Сейчас, мне кажется, тебе куда более важно не помчаться за мужем, хоть ему этого и очень хочется, а начать очень важную и, к сожалению, трудную, и отнюдь не быструю вещь.

- Какую?

- Полюбить себя, Сонечка, - кладет руку мне на ладонь, чуть сжимая. - Полюбить. Главное только начать…

Глава 33

Какова вероятность того, что в двенадцать часов ночи Соня бодрствует, ждет меня с распростертыми объятьями, лежа в кровати, а рядом стоят собранные чемоданы? Нулевая – слышу четкий, вовсе не шизофренический голос в голове. Это во мне говорит реальность. И абсолютно темные окна в нашей спальне это только подтверждают.

- В половину седьмого или все же в семь?

- Давай в семь, - неуверенно произношу я, с силой потирая уставшие глаза.

- Тогда до завтра.

- Давай. Выспись по мере возможности. А дальше отдохнешь от моего общества и будешь изредка возить Соню и бабушку куда скажут. Я тебе завтра по дороге в аэропорт дам список цу. Если забуду, напомни мне. Это важно.

Олег кивает, я же выбираюсь из машины. Почти бесшумно захожу в дом и, не раздумывая, направляюсь в душ. Не по-человечески это получается – взять и просто уехать, даже не попрощавшись. Одна моя половина совершенно не хочет будить Соню, просто потому что боится в реальности услышать «нет». Другая половина, наоборот, яро выступает за то, чтобы разбудил и не только поговорил, но и за оставшиеся несколько часов убедил поехать. Правда, глубоко внутри я понимаю, что будет третий вариант, где я просто приду в спальню и, включив ночник, буду пялиться на Соню. А она просто не подаст вида, что проснулась или, что и вовсе не засыпала. Улыбаюсь от понимания, что однозначно третий вариант.

Выхожу из душа и наспех вытираюсь полотенцем. Стоило только войти в спальню, как мне на глаза попалась бабушка, сидящая на кровати. И если бы не руки, скрещенные на груди, и нога, закинутая на ногу, я бы сказал, что она вполне добродушна.

- Не знала бы тебя, сказала бы, что ты шлялся по бабам. Что это вообще такое? Ты почему приходишь так поздно? - строго произносит она, испепеляя меня взглядом.

- Работу работал.

- Совершенно не смешно.

- Я и не смеюсь. Я из Питера прилетел два часа назад. У меня вообще не было времени ни на что. И да, бабуль, я вообще-то полуголый. Ты не могла бы выйти?

- Ой, да брось. Я твое хозяйство видела в детстве, попу тебе мыла, между прочим. Подумаешь, сейчас грудь твою обнажённую вижу.

- Я без трусов. И смею заметить, что во времена мытья моей попы, у меня там мало еще что было спереди. Сейчас определенно все подросло.

- Это хорошо, что подросло, показывать не надо. И не бойся, полотенчико все прикрывает. Мне надо с тобой поговорить. Причем серьезно.

- Хорошо. Дай мне одеться и поговорим.

Беру первую попавшуюся на глаза одежду и выхожу из комнаты.

Наспех надеваю спортивки с футболкой и возвращаюсь обратно.

- Я весь твой, бабушка.

- Спрашивать почему ты в гостевой комнате я не буду.

- Хорошо, - сажусь рядом с ней на кровать.

- Ты знаешь, что Даши в доме уже нет?

- Конечно, знаю. Охрана мне сообщила об этом почти сразу.

- Так ты поэтому поехал в Питер?

- Нет, конечно. Надо было лично подписать кое-какие документы. Девице, которая самостоятельно приезжает в чужой город – сопровождение на обратный путь не нужно. Она и так вполне самостоятельна.

- Ну хорошо. Вообще ты пропустил шикарное зрелище. Это Соня выгнала свою сестрицу. Еще и высказала ей все. Ну почти все. Я бы на ее месте больше бы сказала, но она чашку с кофе на нее вылила. Я прям наслаждалась. Чашку с горячим, между прочим, кофе. Жаль, что ты не видел это. Непередаваемо просто, - теперь и мне хочется на это посмотреть. Еле сдерживаю улыбку, наблюдая за бабушкиной реакцией.

- Я искренне рад этому событию. Без шуток.

- По тебе незаметно, что ты хоть сколько-нибудь рад. Глебушка, ты только не воспринимай мои дальнейшие слова в штыки.

- Не пугай меня.

- Я сегодня очень много говорила с Соней. О многом. Да нет, не так. Обо всем. О таком, о чем она вряд ли решится тебе сказать. Это было своеобразным порывом. Сомневаюсь, что она вот так еще сможет. Особенно с тобой. Она очень молчаливая девочка.

- Ну да, Соня – молчаливая девочка. А что со мной не так? Рожей не вышел.

- Все с тобой так. Не говори глупости. Просто не дави на нее.

- Она сказала, что я на нее давлю?! - несдержанно бросаю я. - Серьезно? Я даю ей полную свободу действий во всем. Единственный раз, когда я позволил себе быть с ней груб и не деликатничал, хотя это даже грубостью назвать нельзя – это когда в очередной раз сорвался в Питер, потому что молчаливая девочка Соня не выходила на связь, не ела, не пила и не слушала свою сиделку. И дальше бы играла в тупую молчанку, в игру под названием «как довести себя до самоубийства выдуманной болезнью», если бы я не приехал.

- Ты о чем сейчас, я не поняла? Какое самоубийство и выдуманная болезнь? Она мне такое не рассказывала.

- Ты же сказала, что вы говорили о многом, - саркастично отмечаю я, мысленно закипая от бабушкиных слов. - Ты не выудила у нее информацию о том, что Соня полгода никому не говорила, что у нее болит голова? Не просто болит, она была уверена, что у нее рак мозга и она умирает. И если бы я не выбил из нее эту правду, сейчас бы она точно довела себя до могилы. И если мое желание сделать для нее как лучше – это давление, тогда, да, я злостный давитель невинных душ. А что она еще сказала? Что я исчадие ада, которое мечтает ее приковать к постели, оттрахать, а потом пустить на органы? - встаю с постели и быстрым шагом подхожу к окну. Сам от себя не ожидал, что так сорвусь от простого по своей сути слова «давить». Хотя больше отложилось, что мне Соня ничего не скажет. Мне. Единственному человеку, которому Соня нужна, она ничего не скажет.

- Она сказала, что ты ей нужен, - раздается тихий бабушкин голос и я тут же ощущаю, как бабушка сжимает мое плечо. - Соня, как минимум, влюблена в тебя, но я сомневаюсь, что в ближайшее время она скажет тебе об этом лично. Равно как и то, что ее чувства к ее сводному брату прошли. И ты не понял меня, Глебушка. Когда я говорила про «давить», я имела в виду твою поездку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Мою поездку? - после значительной паузы, наконец, произношу я, прокрутив в голове бабушкины слова.