В конце они оба умрут - Сильвера Адам. Страница 14

Правило первое и единственное: Обреченные — это уже не люди.

И все. Следуй этому правилу, и тебе не придется тратить время на приемы у корпоративного психолога. Андреа знает, что Обреченным ничем уже не помочь. Она не может поправить им подушки или приготовить последний ужин, не может продлить им жизнь. Она не тратит сил на молитвы. Не хочет вникать в истории жизни этих людей или оплакивать их. Она просто говорит, что сегодня они умрут, — и идет дальше. Чем быстрее закончится один разговор, тем быстрее начнется другой.

Каждую ночь Андреа напоминает себе, как повезло Обреченным, что она оказывает им свои услуги. Она не просто говорит людям, что они умрут. Она дает им шанс прожить день по-настоящему.

Но за них она прожить его не может. Это их собственная задача.

Свою роль она уже исполнила. И сделала это достойно.

РУФУС

03:31

Еду к дому этого Матео. Ей-богу, надеюсь, он не окажется серийным убийцей… Да нет, он классный. Сразу видно, слишком много копается в себе и, возможно, уж слишком антисоциален. То есть зацените: я реально собираюсь забрать его из дома, как какого-нибудь принца, заточенного в высокой башне, которого необходимо спасти. Думаю, когда неловкость останется позади, из него получится идеальный боевой товарищ. Если нет, всегда можно разойтись. Это, конечно, отстой, потому что тогда получится, что мы впустую потратили время, которого у нас нет, но делать нечего. Как бы то ни было, появление Последнего друга должно немного успокоить моих друзей: они перестанут волноваться, что я блуждаю по городу один-одинешенек. По крайней мере, от этого мне становится чуточку легче.

МАЛКОЛЬМ ЭНТОНИ

03:34

Малкольму Энтони не звонили из Отдела Смерти, потому что сегодня он не умрет, но его будущее находится под угрозой. Малкольм и его лучший друг Тэго не поделились с полицейскими ни единым соображением по поводу того, куда, по их мнению, мог направиться Руфус. Малкольм сказал им, что Руфус — Обреченный и что преследовать его совершенно бессмысленно, но полицейские не могут оставить его без наказания, ведь он, в конце концов, совершил преступление при отягчающих обстоятельствах. Тогда Малкольму в голову пришла гениальная идея, способная разрушить всю его жизнь: сдаться самому.

Он спорил с полицией и сопротивлялся аресту, но самое слабое звено его плана заключалось в том, что он не смог предупредить о нем Тэго, который тоже бросился спорить с копами, причем еще агрессивнее, чем Малкольм.

Сейчас Малкольм и Тэго едут в полицейский участок.

— Это бессмысленно, — вздыхает Тэго, сидя на заднем сиденье полицейской машины. Он больше не цыкает себе под нос и не выкрикивает, что ничего такого не сделал (несмотря на то что Малкольм и Эйми умоляли его замолчать), как тогда, когда офицеры достали наручники. — Они все равно не найдут Руфуса. Он уже упылил на…

— Заткнись. — На этот раз Малкольма беспокоят не дополнительные проблемы, которые каждым словом создает себе Тэго. Малкольм уже понял, что Руфусу удалось скрыться на велосипеде. Когда их сопровождали от дома к машине, велика во дворе не было. Он прекрасно знает, что Руфус умчится от полиции на велосипеде, но ему дико не хочется, чтобы они начали ловить на улице велосипедистов и нашли его. Если он им так уж сдался, пусть поработают.

Малкольм не может подарить другу еще один день жизни, зато подарит ему немного времени на жизнь.

Если, конечно, Руфус все еще жив.

Ради Руфуса Малкольм намерен взять удар на себя, он-то знает, что часть вины лежит на нем, это даже не обсуждается. Плутонцы выскользнули из дома ночью с намерением надрать задницу Пеку, что Руфус и сделал без их помощи и участия. Малкольм никогда в жизни не дрался, хотя многие по его внешнему виду делают вывод, что он сильный и жестокий малый. Он выше остальных парней на полголовы и весит под девяносто килограммов. Да, у него телосложение тяжелоатлета, но это вовсе не означает, что он хулиган. А теперь Малкольма и Тэго запишут в малолетние преступники.

Но у них обоих останется жизнь.

Малкольм смотрит в окно в надежде ухватить взглядом хотя бы тень Руфуса, поворачивающего за угол на своем велосипеде, и наконец начинает плакать, то и дело громко всхлипывая, но не потому, что теперь его поставят на учет в полиции, не потому, что боится оказаться в участке, даже не потому, что Руфус сегодня умрет. Он плачет, потому что самое большое преступление, которое сегодня случилось, — это то, что он не успел обнять лучшего друга на прощание.

МАТЕО

03:42

Стук во входную дверь — и я перестаю мерить шагами квартиру.

Меня мгновенно бросает в пот: что, если это не Руфус? Хотя кто еще будет стучаться в мою дверь так поздно ночью… Или Руфус, но с ним банда квартирных воров или типа того? А может, это папа, который не сообщил, что очнулся, чтобы сделать мне сюрприз? Чудо Последнего дня, как в фильмах, которые крутят по телику перед Рождеством.

Я медленно подхожу к двери, осторожно отвожу в сторону заслонку дверного глазка, прищуриваюсь и вижу Руфуса. Он смотрит прямо на меня, хотя я уверен, что ему меня не видно.

— Это Руфус, — раздается с той стороны двери.

Надеясь, что он все-таки пришел один, я снимаю цепочку. Потом открываю дверь и вижу перед собой вполне себе трехмерного Руфуса, не такого, как в видеочате или в дверном глазке. На нем темно-серая флисовая куртка и синие баскетбольные шорты поверх адидасовского спортивного трико. Он кивает мне. Не улыбается, ничего такого, но все равно при этом выглядит дружелюбно. Мое сердце бешено стучит, я подаюсь вперед и выглядываю в коридор, чтобы проверить, не спрятались ли у стены его друзья, готовые выпрыгнуть и отнять то малое, что у меня есть. Но в коридоре пусто, и теперь Руфус уже улыбается.

— Я на твоей территории, чувак, — говорит он. — Если кто и должен шугаться, так это я. Надеюсь, это не розыгрыш из серии «Спаси ребенка из заточения».

— Не розыгрыш, — уверяю я. — Прости, просто я… Я волнуюсь.

— Мы с тобой в одной лодке. — Он протягивает руку, и я жму ее. Ладонь у него влажная. — Готов к прыжку? Разумеется, образно выражаясь.

— Готов… Почти, — отвечаю я. Он пришел прямо к моей двери, чтобы составить мне сегодня компанию, вывести меня за пределы моего храма и жить до тех пор, пока жизнь не иссякнет. — Мне нужно кое-что взять.

Я не приглашаю его войти, но он и сам не переступает порога. Он придерживает дверь снаружи, чтобы она не захлопнулась, а я беру записки для соседей и ключи. Затем выключаю свет и прохожу мимо Руфуса, который закрывает за мной дверь. Я запираю ее. Руфус направляется к лифту, а я — в противоположную сторону.

— Ты куда?

— Не хочу, чтобы соседи удивились или разволновались, когда я им не открою. — Я кладу записку у двери в квартиру 4Е. — Эллиот готовил мне нормальную еду, потому что я питался одними вафлями. — Я возвращаюсь к Руфусу и оставляю вторую записку у двери 4А. — А Шон хотел посмотреть нашу сломанную плиту, но теперь об этом можно не беспокоиться.

— Мило с твоей стороны, — говорит Руфус. — Я об этом не подумал.

Я подхожу к лифту и украдкой поглядываю через плечо на Руфуса, этого незнакомца, который идет за мной. Я не чувствую напряжения, но веду себя настороженно. Он разговаривает со мной так, будто мы дружим уже какое-то время, но я еще не доверяю ему полностью. И это справедливо, ведь все, что я о нем знаю, — это что его зовут Руфус, он любит кататься на велосипеде, пережил трагедию и хочет стать моим Марио. А еще что его сегодня тоже не станет.

— Эй, на лифте мы точно не поедем, — говорит Руфус. — Если двое Обреченных в свой Последний день садятся в лифт — им либо жить надоело, либо это начало пошлого анекдота.