Бегство Квиллера - Холл Адам. Страница 44

— Вот и мясо на сегодня, — сказал Чоу; вытащив нож, он ободрал крысу, разделал маленькое, сочащееся кровью тело, и, вырезав печенку, предложил ее мне.

Если удастся справиться с заданием, эту прекрасную шутку стоит ввести в обиход в Лондоне у “Каффа”.

— Благодарю вас, полковник, но я вегетарианец. — Это его вполне устраивало.

— Тогда я воспользуюсь преимуществом. — Он кинул крохотную печенку в рот, затем, сломав хрупкий костяк крысы, отрезал тонкий ломтик, который начал медленно смаковать. — Я ем, подобно тигру — первым делом витамин А, а затем кальций. Они дают энергию.

Не понимаю, как меня, черт возьми, не вытошнило. Содранная шкурка выглядела несколько странно на столе.

— А как я узнаю, — задал он мне вопрос, — что ты очутился здесь не в качестве шпиона Марико Шоды?

— Осмелился бы я лгать моему семпаю? Эти слова заставили его задуматься. Он уставился в стол, вытирая с уголка рта крысиную кровь. Я сразу же продолжил.

— Я скажу вам название компании, которую я представляю в Англии, и вы сможете проверить. — Как это он сделает, сидя в джунглях, я предоставил решать ему. — Шода уже пыталась убить меня — в Сингапуре она натравила на меня несколько своих баб с ножами.

Теперь он внимательно присматривался ко мне, и взгляд у него был спокойный и умный.

— И кто пришел тебе на помощь?

— Никто. Я убил четверых из них.

— Ясно. Хорошо справился.

— Шода так не считает.

— Могу себе представить. Такое поражение оскорбительно для нее. Она считает его личным вызовом. И что она предприняла?

— Она натравила на меня одного из своих головорезов… Высшей квалификации.

Он осторожно положил на стол окровавленный нож, не спуская с меня взгляда.

— Кишнара?

— Да.

— Когда?

— Три или четыре дня назад. — Короткая пауза.

— И все же ты еще жив. Ты понимаешь, насколько тебе повезло?

— Пока у него не было возможности накрыть меня.

— Но он это сделает.

— Будет пытаться.

Наконец он отвел взгляд и впал в привычную для него задумчивость; я уже начал понимать его. Мы принялись за фрукты; он расчистил стол и предложил мне переместиться вместе с ним в угол, где стояло несколько шатких стульев с наброшенными на них шкурами.

— Я начинаю понимать, почему ты предполагаешь добиться успеха своей миссии, — тихо сказал он, — где другие потерпели неудачу. Такие дела тебе не в новинку.

— Не совсем так.

— У тебя достойный соперник.

— В свое время мне приходилось иметь дело с такими личностями.

— И ты хотел бы обрести надежного союзника, если я решусь довериться тебе. Союзника в борьбе против Шоды.

— Как я говорил вам, полковник, именно поэтому я сюда и явился.

— Именно так.

Вроде наметился какой-то прогресс, но, ей-богу, я не был в этом уверен, потому что его голова снова дернулась, и теперь я видел только его глаз, выцеливавший меня из прикрывавших его уродливых складок шрама, и мне показалось, что я знаю, в чем дело: эти резкие изменения состояния носят отнюдь не случайный характер и происходят в те секунды, когда он внезапно пугается, что подставляет себя, становится уязвимым. Казалось, что на это не стоит обращать внимания, ибо только что он предлагал себя в союзники, но внезапно отпрянул — но на самом деле это было важно. Он решил, что он слишком доверился мне и оказался в опасности.

Я ждал, поскольку мне ничего не оставалось. Оброни я хоть слово не по делу, оно могло разъярить его, привести в неистовство, а выстоять против него у меня не было ни малейшего шанса.

Откинув голову, он повернулся ко мне лицом, и нервы мои напряглись. Он был един в двух лицах, этот человек, и один из двух, составлявших его суть, был смертельно опасен.

— Посмотрим, — сказал он, поднимаясь с истертой шкуры, и покинул меня, мягко ступая босыми ногами по убитой земле.

Весь остаток дня мы практически не разговаривали, если не считать нескольких слов, которые он мне бросил. Все это время он провел, борясь с ползучими лианами, которые угрохали окончательно затянуть дверной проем и оконные рамы, и я помогал ему, пустив в ход мачете, которое до этого я оставил снаружи вместе с остальными вещами в рюкзаке. Ближе к вечеру он уселся за длинным столом красного дерева, положив перед собой нечто вроде журнала для записей в кожаной обложке, который был с телефонный справочник. Пару раз я ловил его взгляд, хотя мы не разговаривали; ясно было, что он обдумывает мое появление и прикидывает, стоит ли довериться мне. Мне было далеко не просто сидеть к нему спиной: босиком он передвигался совершенно беззвучно.

Я должен был думать, как извлечь из него информацию о Шоде, выяснить все, что он о ней знает, но вместе с тем я напряженно прикидывал, как мне живым выбраться отсюда. Перед ним я был полностью беззащитен. Чоу постоянно тренировался, поддерживая себя в форме, и по тем ката, которые мне довелось увидеть, я понимал, что он вполне способен убить меня голыми руками, даже не подкрадываясь ко мне украдкой; и если даже мне удастся расположить его к себе, и я не брякну ни одного лишнего слова, темная сторона его натуры внезапно может решить, что я оказался здесь, дабы предать его — и тогда-то он возьмется за меня. И если даже мне удастся, обороняясь, убить его в схватке, остаются псы: учуяв запах смерти, они кинутся за мной и разорвут меня.

С наступлением ночи он зажег керосиновую лампу и мы поужинали, но он ни словом не обмолвился о Шоде. Он вел себя так, словно о ней и не шла раньше речь, и мне пришло в голову, что из-за приступов паранойи у него случаются провалы в памяти, и он не помнит, о чем мы с ним говорили — полностью или частично. Я хотел проверить свое предположение, но это было слишком опасно. В первый раз, когда я упомянул имя Шоды, он отреагировал яростно и нетерпимо. Но я готов был допустить, что он полностью выкинул из памяти этот разговор.

В конце концов, я решил пойти спать. Он заботился обо мне, как рачительный хозяин, показал источник воды и объяснил, как во время дождей он собирает ее в резервуар. Он извинился, что у него нет постелей, сам он спит на соломенных тюфяках, один из которых предоставил мне. Когда он притушил лампу, я прикорнул в углу, засунув под тюфяк мачете.

— Поговорим завтра, — это было все, что он сказал, подтвердив тем самым мое предположение, что все это время он думал обо мне и о моих словах. Он получил сумму данных, и ему нужно было время, чтобы воспринять их.

По-своему он вел себя довольно честно, но откуда я мог знать, что ему может прийти в голову в темноте, и не решит ли он расправиться со мной голыми руками, как с крысой.

Непросто было, маясь неизвестностью, лежать на месте; спать я не мог. Я чувствовал себя как в джунглях, обитатели которых существуют на грани жизни и смерти, а я знал, что значит внезапный вопль — завершился очередной цикл чьего-то существования и чьи-то клыки и когти обагрились кровью.

Я не знал, сколько было времени, когда я проснулся, разбуженный какими-то звуками. Я не случайно устроился в этом углу помещения, потому что он был отдален от лиан, с которых могла соскользнуть змея. В начале ночи по ногам у меня бегала крысы, я стряхнул их, и они исчезли. Вскоре послышались крики ночных птиц и я проснулся с мурашками на коже, вынырнув из сна, из которого я ничего не помнил, кроме того, что в нем ко мне подбирались какие-то тени. Это было прошлой ночью, а теперь все по-другому, звуки доносились ко мне с другого конца комнаты, и источником их был человек.

Голоса, догадался я. Они были еле слышны, но я слышал ритм разговора, улавливая тональность. В разговоре, который напоминал скорее диалог, участвовал больше чем один человек.

Или же я еще не вынырнул из сна, и мне нужно было окончательно проснуться, чтобы осознать, что происходит; я лежал неподвижно, не слыша даже собственного дыхания. Лунный свет мягко стелился по земляному полу, пробиваясь сквозь завесу лиан на дальней стене.

Голоса продолжали звучать, и какое-то время я лежал, прислушиваясь к ним, пока глаза не привыкли к полумраку и я не понял, что окончательно проснулся и что голоса в самом деле не приснились мне.