Между честью и истиной (СИ) - Аусиньш Эгерт. Страница 113

   Картинка, разложенная им по деталям, вдруг собралась в одно неприглядное целое и предстала перед внутренним взглядом так ясно, как если бы она лежала у него на столе в виде распечатанных листов. И она была омерзительной. Так гадко ему не было давно. Димитри встал, прошелся по кабинету - не отпустило. Среди всех прочих грустных подробностей ближайшей перспективы ему виделись лица защитников Пулковского рубежа, люди в старинной военной форме, ждущие боя и курящие в окопах небольшими группами, и среди них снова были маги, оставшиеся на ЛАЭС. И все они ждали поддержки от живых этого города - но живых, которые могли бы эту поддержку дать, осталось меньше, чем было необходимо. Расклад с любой стороны был практически безнадежным. Сделать то, что он видел необходимым сделать через двое суток, следовало все равно, но верить, что это единственное действие поможет спасти ситуацию после всего, что уже случилось, не было никаких оснований. Оставалось разве что надеяться. Но и надеяться было не на что. Весь запас удачи он исчерпал тремя днями раньше и совершенно не жалел об этом. Он чувствовал себя, наверное, опустошенным. Было бы проще, случись это все внезапно. Но когда боги смеются над смертными, они всегда предупреждают об ударе за слишком короткое время, чтобы можно было что-то изменить.

   Подойдя к окну, он посмотрел на серую воду залива. А увидел почему-то ночное синее небо с высоты полета птицы, а может быть, летательного аппарата, которого никогда не существовало, и заметил в темноте внизу темную громаду горы и на ней черный контур каменного леопарда, почти доползшего до вершины. Решение пришло мгновенно, и князь ни минуты не задумывался о том, верно ли оно.

   Полина наконец добралась до кровати, но еще не ложилась. После тяжелого дня отмокнув в душе, она сидела на постели и с удовольствием делала маникюр. Две недели назад в ответ на очередной вопрос Марины, не привезти ли что-нибудь, она с чувством сказала: "Маникюрные принадлежности. А то невозможно же уже". Марина привезла заветный кошелечек еще в конце предыдущей недели, но дни после ее визита выдались такими, что Полина приходила, валилась в койку и засыпала раньше, чем голова касалась подушки. И вот, наконец, свободный вечер образовался.

   Руки после трех месяцев без ухода и правда выглядели ужасно, и исправить это было очень приятно. Кроме того, блаженные полчаса бездумного одиночества перед сном были как раз тем, чего ей недоставало все это лето, и она наслаждалась маленьким доставшимся счастьем, когда в дверь постучали. Она решила, что это кто-то из стюардов с чем-то бытовым - время было не раннее, а вызовы к начальству выглядели иначе, - и просто сказала: "Входите, не заперто". Увидев в дверном проеме наместника, она замерла, не зная, как реагировать. Он улыбнулся, прошел в комнату, сел на табурет у стола. Вид у него был непривычно легкий и какой-то неофициальный. Приглядевшись, она заметила, что князь не просто собрал волосы в хвост, но и подвязал их дополнительно шнуром, и что одет он совершенно не в сааланском стиле. Начав было понимать, зачем он у нее сейчас, она не успела оформить догадку в слова, потому что он заговорил.

   - Друг мой, я пришел позвать тебя танцевать. Ты говорила, что ваши вечера, милонги, бывают в среду и в воскресенье, сегодня как раз воскресенье, пойдем танцевать? Я предлагаю зайти к тебе, чтобы ты могла переодеться, и от тебя уже отправиться, куда ты покажешь.

   Полина посмотрела на пилку в своей руке, потом на последний необихоженный ноготь.

   - Да, конечно. Мне только нужно минуту вот на это и еще пять или семь, чтобы высушить волосы, и пойдем. Ты, я вижу, уже собрался?

   - Я старался, - улыбнулся он. - Надеюсь, не перестарался.

   Она улыбнулась в ответ:

   - Я тоже надеюсь. В принципе, для воскресной милонги, кажется, нет, не перестарался.

   Одет он был в свободные легкие брюки синего цвета и зеленую шелковую рубашку. Слава богу, темно-зеленую.

   - Вот и хорошо. Тогда я жду тебя за дверью.

   Полина сбросила халат, торопливо высушила волосы, выдернула из шкафа первую попавшуюся тунику, нырнула в нее, застегнула юбку, заглянула в зеркало, махнула рукой и вышла в коридор. Димитри поднял с пола небольшую сумку и шагнул в открывшийся портал. Через тридцать положенных секунд Полина шагнула за ним и увидела его входящим в кухню ее квартиры.

   Нырнув в спальню, она быстро перебрала платья и белье, между делом вздрогнув при виде здоровенного узла шмотья, испорченного в марте подошвами полицейских берцев. Собрав и надев комплект, который признала пригодным, подошла к трельяжу, в три движения нарисовала лицо, сунула в сумку босоножки на среднем каблуке, впрыгнула в уличные туфли и вышла в кухню.

   - Я готова, пойдем?

   Димитри легко улыбнулся, поднялся навстречу из кресла - и ей пришлось отступить назад по коридору, потому что двигался он очень быстро. Проходя мимо вешалки, она все-таки сдернула ветровку, висевшую невостребованной с прошлого года, и накинула на плечи перед тем как выйти за дверь.

   Время было еще не позднее, такси, точнее, таксовавший частник поймался на ближайшем перекрестке просто на поднятую руку, Полина назвала адрес, и через полчаса они уже входили в неприметную серую дверь в одном из дворов в окрестностях Таврического сада. За дверью был небольшой темный коридор и очень тесная гардеробная, в которой можно было оставить ветровку Полины и сумки с уличной обувью. Переобуваясь, они едва не соприкасались локтями.

   Коридор выходил в полутемный зал, размерами примерно раза в два побольше той комнаты, где они занимались. Полина вошла первой - и двинулась по кругу вдоль стены, здороваясь со знакомыми.

   - Ой, мотылек наш прилетел! Мы ведь уже оплакали тебя...

   - А я здесь.

   - Ты была в мае в Мансарде, а потом пропала, тебе запретили выходить?

   - Ну вот, я тут.

   - А это кто с тобой? Выглядит как сааланец. Конвой?

   - Мой дорогой, конвой - это у уголовников, а у поднадзорных политических преступников все-таки куратор, так что попрошу любить и не жаловаться.

   Ее обнимали, трогали за руки, целовали в щеки и в макушку, ему прохладно улыбались, но он был благодарен и этому, потому что приветствия, смех и маленькие искры живого человеческого тепла летели в воздухе потоком, как лепестки весенних цветов, и вокруг был праздник.

   Они заняли место на диване, подвинув кого-то, и некоторое время просто сидели рядом, чувствуя тепло друг друга. Он наслаждался музыкой, видом танцующих пар, светом свечей, горящих на столиках и на стойке с напитками, потом пригласил ее танцевать. После конца танды она посмотрела на него и сказала:

   - Мне кажется, тебе неспокойно. Не хочешь что-нибудь выпить?

   - А ты? - спросил он.

   - А я не пью вино ночью.

   Он все же решил, что хочет бокал местного вина, даже если оно не слишком хорошее, но то ли удача все еще была с ним этим вечером, то ли эта компания знала, где брать приличное вино. То, что он попробовал, было не хуже, чем у него в замке, хотя и несколько непривычного вкуса. К стойке подошла какая-то женщина из тех, что обнималась с Полиной.

   - Нравится?

   - Да, хорошее, - ответил он, глядя в бокал.

   - Да я не про то, - засмеялась она, глядя ему в лицо.

   - Тогда - очень нравится!

   Оглядевшись, он увидел, что их вокруг уже три, две русых, как большинство местных женщин, и одна рыжая в веснушках, с пронзительно-светлыми серыми глазами цвета льда. У одной из русоволосых глаза были карие, у другой - необычного зеленого цвета, не серо-зеленые, как у Полины, а ржаво-зеленые, как болотная вода. Он поискал Полину глазами - она разговаривала с кем-то из местных мужчин, сидя на диване. Его место оставалось свободным.

   - Послушай, офицер, - услышал он откуда-то из-за своего плеча.

   - Капитан, - поправил он даму, встретившись с ней взглядом.