Спящий в песках - Холланд Том. Страница 33

– Воистину велик Аллах! – возгласил он. – Зрите, о правоверные, разве не был дарован нам знак, указующий, что даже проклятые в городе Лилат-ах уязвимы для праведной стали? Хвала Аллаху, ибо нет для него ничего невозможного.

Ничто не могло поколебать веру Гаруна и отвратить его от намеченной цели, хотя когда на следующий вечер впереди показались пламенеющие в лучах кровавого заката башни и стены, войско повелителя правоверных охватил столь великий ужас, что даже такому прославленному и могучему полководцу, каким был аль-Вакиль, с трудом удавалось удерживать людей от бегства. Чудовищен был облик Города Проклятых, ибо зазубренные башни его возносились к небу, полированные стены заслоняли окоем, и закатный багрянец заставлял эти укрепления казаться не сложенными из камня, но сотворенными из живого огня.

Когда же пала ночь, зарево угасло и город вырисовывался на фоне звездного неба выраставшей из голой пустыни грозной, черной громадой.

Гарун аль-Вакиль извлек из ножен свой сияющий меч и повелел воинам быть наготове. Повеление сие поспело вовремя, ибо проклятые жители Лилат-ах под покровом ночи совершили яростную вылазку. Ужасные видом, ибо очи их походили на горящее серебро, а кожа тускло мерцала даже во тьме, они, суля неминуемую погибель, словно духи смерти обрушились на правоверных с леденящими кровь воплями. Однако по благоволению Аллаха строй мусульман стоял крепко. Яростные атаки продолжались всю ночь, но с приближением рассвета стали ослабевать, а когда первые солнечные лучи вызолотили восточный небосвод, враг отступил за городские стены. Множество поверженных недругов осталось на поле боя, но, к ужасу и изумлению правоверных, все они, даже получившие самые ужасные раны, были живы. Весть о том, что врагов нельзя убить, едва не повергла мусульман в отчаяние. И тогда Гарун прошел по полю боя, острием своего меча поражая раненых в сердце, и каждый, кого касалось его оружие, издав пронзительный вопль, рассыпался в пыль.

Видя это, воины халифа воспрянули духом, и аль-Вакиль, не теряя времени, повел их на штурм Оказавшись в тени величественных стен, он поднял глаза, изумляясь виду вздымавшихся над стенами богато изукрашенных, вызолоченных башен и осыпанных драгоценностями куполов, но более, чем шпили, арки и пирамиды, более, чем все дивные чудеса и красоты, внимание его привлекли несчастные пленники. Вдоль всей линии укреплений можно было видеть истерзанные ужасными пытками человеческие тела, но, как ни страшны были муки этих несчастных, им не дано было обрести покой в смерти. При мысли о веках ужасных страданий, выпавших на долю пленников по воле проклятых нечестивцев, сострадательная душа Гаруна исполнилась праведного гнева. Движимый оным, он воздел над головой свой меч, издал грозный боевой клич и галопом устремился вперед.

Восхваляя Аллаха, дарующего победу, воины отважно последовали за ним и вступили в ожесточенную схватку со злобным и яростным врагом. Многие правоверные сложили головы под мерцающими стенами Города Проклятых, ибо силен и злобен был исполненный нечестивой ярости недруг. Защитники Лилат-ах дрались как одержимые, однако от полководца мусульман не укрылось, что, по мере того как выше поднимается солнце, силы идолопоклонников убывают. Наконец к полудню поборники ислама ворвались в город, но битва продолжалась и за его стенами. Кровь ручьями струилась по улицами, мертвые тела обращались в прах, и из-под копыт арабских скакунов вздымались клубы пыли. В центре города высился огромный, с башнями из черного мрамора храм, на стенах которого были изображены устрашающего вида демоны. Туда, в широкие золотые ворота этого идольского капища, стремились заползти раненые поклонники Лилат. При виде их Гарун аль-Вакиль едва не проникся сочувствием, но вовремя вспомнил, что солнце уже достигло зенита, и когда оно начнет клониться к западу, силы зла и тьмы начнут возрастать.

– Убивайте всех! – крикнул он своим воинам. – Разите без пощады! Да сгинут неверные во имя Аллаха и пророка его!

Однако самому ему убийство и кровопролитие уже опостылели. Его разящий меч вздымался и опускался, вздымался и опускался, по мере того как он, переходя из одного двора в другой, из одного зала в следующий, все далее углублялся в темноту храма, пока наконец не оказалось, что вокруг не осталось ни единого живого врага и убивать больше некого. Однако, хотя помещения впереди казались пустыми, аль-Вакиль отнюдь не был уверен, что задача выполнена, ибо он еще не проник в самое сердце храма. Чем дальше он продвигался, тем ниже становились своды, уже проходы и гуще мрак. Воздух полнился тяжелым запахом фимиама и еще каким-то странным, сладковатым зловонием. Чувствуя, как что-то плотное заполняет его легкие, Гарун увидел впереди запертую на засов двухстворчатую дверь, из-под которой выползали клубы жирного бурого дыма. Судя по пробивавшемуся сквозь щель свечению, за дверью мерцало некое оранжевое зарево.

Аль-Вакиль остановился, а потом бросился вперед, с размаху высадил двери плечом и, не мешкая, вбежал в помещение, вдоль боковых стен которого от пола до потолка были сложены человеческие тела. Они казались истощенными и иссохшими, но рассмотреть их лучше не представлялось возможным, ибо все тела с головы до ног были окутаны плотными пеленами. Гарун присмотрелся к ближайшему из них, но поскольку сквозь ткань проступали лишь странные, мало похожие на человеческие очертания черепа, осторожно к нему прикоснулся. Увы, даже при слабом касании голова отделилась от туловища и упала на пол. Как оказалось, тело было расчленено на множество частей.

В тот же самый миг из дальнего, задымленного конца зала донесся шипящий смех, и голос, сухой и шелестящий, вопросил:

– Кто ты, дерзающий тревожить сокровенные тайны богов?

Разгоняя одной рукой едкий дым, Гарун воздел свой сияющий меч и двинулся на голос. Скоро ему удалось разглядеть бритоголового мужчину в струящемся жреческом одеянии, стоявшего возле горящей жаровни. В водруженном на жаровню неглубоком сосуде пузырилась и клокотала густая черная жидкость, над которой клубами поднимался бурый дым.

– Нет и не может быть таких тайн, покровы которых не пронзил бы взор всемогущего Аллаха, – заявил полководец.

Жрец снова рассмеялся наводящим ужас безжизненным, скрипучим смехом.

– Однако я на тысячи лет старше твоего бога.

– Хвастливое заявление, – молвил Гарун, протянув руку над жаровней и приставив острие меча к сердцу своего противника. – Надеюсь, оно хотя бы помогло тебе должным образом подготовиться к смерти.

Жрец – и это не укрылось от аль-Вакиля – напрягся. Слегка надавив мечом, полководец несколько раз взмахнул рукой и, разогнав дым, впервые по-настоящему рассмотрел скрывавшееся за дымовой завесой, напрочь лишенное выражения лицо. Яркий, холодный, как лунный свет, взгляд встретился с взглядом Гаруна, и воин подумал, что когда-то этот человек, наверное, был красив. Но ныне жрец выглядел устрашающе безобразно, ибо не имел ушей и на месте его носа зияла дыра.

– Смерть... – прошептал жрец, неожиданно улыбнувшись, и Гарун заметил, что на лбу его выступили бусинки пота. – Я почти забыл о том, что она вообще существует. Внезапно он выкрикнул какую-то непонятную фразу – не то молитву, не то заклинание – и всем своим весом навалился на меч, словно стремясь, чтобы клинок скорее пронзил его сердце.

– Тии... – прошептал жрец, а потом надрывно выкрикнул то же самое слово: – Тии!

Он рухнул прямо на жаровню. Емкость с черной жидкостью перевернулась, угли разлетелись по всему помещению.

Гарун попятился, но черные брызги все же запачкали его плащ. Правда, на первый взгляд они не оказали никакого воздействия, тем паче что скоро ему стало не до какой-то там липкой жижи. Тело жреца у его ног уже превратилось в кучку пыли, медленно оседающую в лужице крови, а по помещению начинал распространяться огонь. Языки пламени поднимались все выше и выше, но Гарун медлил, ибо заметил, что кровь, собравшись ручейком, быстро потекла в дальний, сокрытый играющими тенями конец зала Вспомнив совет жителей Ирама, позволивший ему не заблудиться в пустыне и найти роковой город Лилат-ах, он двинулся по кровавому следу, намереваясь найти идола.