Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 70

— Тише-тише, господа, — поспешил успокоить присутствующих Костромин. — Претензии господина прапорщика вполне понятны и обоснованы. Что же до формы, в которую он их облек, то давайте сделаем скидку на его происхождение.

— Поддерживаю, — хмуро буркнул Недоманский, явно находившийся не в своей тарелке.

— С высоты моего происхождения, — неожиданно для всех презрительно процедил Дмитрий, — разница между вами и английской королевой совершенно не заметна. Но если кто-нибудь чувствует себя оскорбленным, то он всегда может пойти на хрен!

— Дмитрий Николаевич, — скупо улыбнулся банкомет, явно оценивший красоту фразы. — Я, некоторым образом, тоже приобрел пару вещей из числа имевшихся у вас. Если вам будет угодно, то назовите свою цену, и я охотно доплачу разницу.

— Благодарю, но ваше предложение мне не интересно.

— Жаль. Но как знаете.

— В общем, так, господа хорошие, завтра поутру придете к госпиталю и вернете мне мое имущество. А вот это браслетик, пожалуй, заберу. Чтобы не потерялся ненароком.

— Боюсь, что нет, — сокрушенно покачал головой Костромин. — Его мне проиграл господин Нехлюдов.

— Кто?!

— Это я, — с трудом выдавил из себя молчавший до сих пор молодой человек в мундире коллежского асессора.

— Впрочем, если он немедля выкупит его, — ехидно усмехнувшись, продолжал ревизор, — то я не стану возражать. — Во сколько вы его оценили, мой друг, кажется, в полтораста рублей?

— Я не стану ничего выкупать, — нервно сглотнул слюну Нехлюдов.

— В смысле?

— Я не стану ничего выкупать! — почти крича, повторил молодой человек. — Я уже один раз заплатил за него и полагаю, что этого довольно!

— Тринадцать рублей? — уточнил Будищев.

— И что с того? Вы его тоже не покупали! И вообще, как вы смеете приходить к благородным людям со столь наглыми претензиями? Вы — выскочка и мизерабль! [2]

В другой ситуации Дмитрий, возможно, смог бы сдержаться, но он смертельно устал за прошедшие сутки. Успел потерять и оплакать, а затем вновь обрести друга. Наконец, он был голоден, и сидящие за столом сытые и довольные господа вызывали в нем дикое раздражение. В конце концов, он и так уже слишком долго вел себя паинькой…

Звук от удара был резким и сочным, как будто по водной глади плюхнула колесная лопасть парохода. В благородном обществе это назвали бы пощечиной, а на юридическом языке — оскорблением действием. Но точнее всего было определение, принятое в народе, ибо молодой и перспективный чиновник военного ведомства Нехлюдов выхватил самого настоящего леща, отчего плюхнулся на свой стул и упал вместе с ним, задрав ноги в узких панталонах.

После обеда следующего дня Будищеву пришлось предстать перед глазами «высокого начальства». К счастью, у него было довольно времени, чтобы отдохнуть и привести себе в порядок после всех перипетий. И даже щеки с подбородком были чисто выскоблены, хотя большинство офицеров в отряде успели к тому времени обрасти бородами разной степени густоты. Вот только усы ни завивать, ни фабрить он не стал, так и не привыкнув к этому изыску.

Вообще, скандал с мордобоем между офицером и чиновником следовало разбирать командующему отрядом, но то ли Скобелев был очень занят, то ли еще по какой причине, но делом занялся полковник Арцышевский, помимо всего прочего являвшийся в последнее время непосредственным начальником прапорщика. Товарищем или заместителем у него неожиданно оказался подполковник Щербина, а третьим членом комиссии капитан Полковников.

— Хорош, нечего сказать, — ухмыльнулся Адольф Феликсович, глядя на вытянувшегося во фронт Будищева.

Надо сказать, что отношения у полковника с прикомандированным к нему моряком были несколько прохладные. Командир казачьего Таманского полка, начавший служить еще при блаженной памяти Николае Павловиче, относился ко всему новому и неизведанному несколько настороженно, а потому широко известный в узких кругах изобретатель никакого доверия у него не вызывал. К тому же, Будищев имел неосторожность иметь по всякому поводу свое мнение, которое к тому же он не стеснялся высказывать. Что для простого прапорщика, по мнению полковника, было непозволительной роскошью.

— Господин прапорщик, — официальным тоном начал капитан. — Вам известно, для чего вас вызвали?

— Никак нет, — строго по уставу, но при этом немного равнодушно ответил Дмитрий.

— Вот, значит, как! — нахмурился Арцышевский.

— Вчера вечером, — подал голос Щербина, — вы устроили ссору с коллежским асессором Нехлюдовым и нанесли ему оскорбление действием. Хочу напомнить, что оный чиновник выше вас по чину и положению, а посему ваше деяние в военное время попадает по действие соответствующей статьи Устава и Уложения о наказаниях.

— Господа, — пожал плечами Будищев, — когда шулера ловят за руку за ломберным столом, его бьют канделябром, невзирая на чин и происхождение.

— Вы играли в карты с этим господином?

— Нет.

— Тогда к чему подобная аллегория?

— К тому, что этот чиновник попался на мелкой краже, но вместо того чтобы потупить глазки и возместить ущерб, начал качать права!

— Что, простите?

— Корчить из себя владетельную особу.

— Понятно, — кивнул Арцышевский. — Однако у нас на сей счет иные сведения. Присутствующий при этом прискорбном событии капитан генерального штаба Недоманский утверждает, что вы были пьяны и устроили скандал, оскорбив всех присутствующих. Что скажете, прапорщик?

— Что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — вздохнул Дмитрий.

— О чем вы?

— Да так, дела прошлые.

— Кроме того, у вас ссора с подпоручиком бароном Штиглицем!

— Не было такого!

— И с хорунжим Бриллингом!

— Мы с ним примирились в присутствии большинства офицеров вашего полка и четвертой батареи.

— Положим, что так. Однако не слишком ли много ссор? Его превосходительство Михаил Дмитриевич крайне разочарован вашим поведением и уже раздумывает, не поспешил ли с производством!

— Господа, — вспыхнул Будищев, — Вам самим-то не стыдно? Какие-то сраные чинуши, узнав о гибели офицера, попытались его обокрасть, а вы их покрываете. Я знаю по рассказам старших товарищей, что прежде даже жалование на полк не выдавалось, если чернильные души не получали свой процент. Они едва не сорвали наш поход, разоряя и обманывая местных жителей. Наконец, кто-то из этих тварей снабжает текинцев патронами, но никому до этого нет дела!

— Вы закончили? — с непроницаемым видом спросил Арцышевский.

— Да.

— Мы вас услышали, — важно кивнул полковник. — Теперь можете возвращаться к своим обязанностям. О нашем решении вас известят.

— Честь имею! — козырнул в ответ Дмитрий и вышел вон.

— Что скажете, господа? — обвел глазами офицеров председатель комиссии.

— А ведь кое в чем этот вчерашний унтер прав, — пожал плечами Щербина. — Костромин со своими клевретами совсем зарвался.

— Вы полагаете это достаточным поводом, чтобы ударить дворянина по физиономии? — иронически приподнял бровь Арцышевский.

— Адольф Феликсович, — ухмыльнулся в усы Полковников. — Скажите, неужели вам за долгую службу ни разу не хотелось дать в морду, кому-нибудь из представителей этой братии?

— Бывало, — не стал отрицать полковник.

Чем хороша армия, так это тем, что там всегда можно найти себе занятие. Вот и Будищев нашел, заставив подчиненных в очередной раз перебирать и чистить пулеметы, готовясь к надвигающимся событиям. А то что они надвигаются было совершенно ясно. Раздосадованные потерей Великокняжеской калы текинцы, предприняли еще несколько вылазок по всему фронту. Но если на правом фланге моряки Шемана отразили их нападение с помощью митральез и скорострельных орудий, то в центре все опять пошло наперекосяк. То есть, с фронта пехоте удалось дружными залпами отогнать противника, зато они просочились на фланге и напали на орудийную прислугу.

Бывшие как всегда без винтовок канониры пока не подоспела подмога, дрались банниками, и всем что попадало под руку. Офицеры схватились за револьверы, а потом дошло дело и до шашек. И лишь своевременный подход роты самурцев из резерва не дал частной неудаче превратиться в очередное обидное поражение. Впрочем, потери, особенно среди артиллеристов оказались достаточно велики. К тому же, врагам удалось утащить еще одну горную пушку да еще и вместе с пленным. Впоследствии выяснилось, что это был бомбардир Агафон Никитин, мученически погибший в плену.