Вдовец (СИ) - Лав Агата. Страница 7

— Я близкий друг семьи.

— А ваше имя?

— Итан.

У меня нет сил удивляться, но он улавливает мое короткое движение головой.

— Мои родители давно живут в Европе и думали, что я сделаю тот же выбор.

— Саша.

Я поворачиваюсь и смотрю на мужчину. Недостаток света не дает разглядеть его внешность в деталях, но я припоминаю и дорисовываю. В доме он стоял прямо передо мной, тогда мне было не до цвета его глаз, но сейчас я понимаю, что многое запомнила безотчетно. Правильные красивые черты лица, которые так любят развороты с рекламой мужских духов и часов, карие глаза с теплым отблеском, тонкие губы и взлохмаченные волосы, кажется, темно-русые… или он вовсе шатен.

И он похож на Кирилла. Того же круга. Одет во всяком случае так же, светлая рубашка, от которой идет чарующий аромат свежести с сандаловыми нотками, и песочный костюм, свободный, неофициальный, но с ценником смокинга.

— Нам нужно где-нибудь остановиться.

— Я хочу домой, — признаюсь и вдруг вспышкой припоминаю другое свое желание. — Мне нужно позвонить родным, маме или… Где ваш телефон?

— Что вы скажите им?

Его голос становится вкрадчивым, пожалуй, даже осторожным.

— Простите? — я хмурюсь и чувствую, как воздух в салоне становится каменным.

— Что вы скажите родным?

— Что случилось, например.

— Давайте это обговорим, — он отрывает правую руку от руля, прося у меня короткий тайм-аут. — Я сейчас остановлюсь на обочине, и мы поговорим.

Я не хочу останавливаться, я хочу телефон и родной голос на том конце. Или голос диспетчера 112. Но я молча сижу в машине, которая плавно сворачивает с бетонного полотна и замирает. Итан тоже не двигается некоторое время, проснувшаяся осторожность мешает ему начать говорить.

— И? — не выдерживаю я.

— Нам стоит обсудить то, что произошло.

— Я не хочу сейчас ничего обсуждать. Не в машине на темной обочине.

— У Кирилла сейчас сложное время, — мой тяжелый выдох сбивает его, но он быстро собирается и продолжает давить мелодичным голосом с хрипотцой. — Он совершает странные поступки, я понимаю, недопустимые… Он, наверное, напугал вас.

— Напугал? Черт, вы серьезно?! Напугал, — я повторяю идиотское слово и закрываю лицо ладонями, заставляя себя успокоиться.

— Простите, — произносит он сдавленно.

Его слова задели меня, в горле стоит ком, а слезы подступают, и я с силой надавливаю ладонями, чтобы они не потекли по щекам.

— Простите за него, за всё. Я хочу всё уладить, чтобы вы вернулись домой и чтобы не было проблем… Поймите меня правильно, вы можете пойти в полицию, но он уладит это в любом случае. Заплатит… я сам заплачу за него, если будет нужно.

— Вы же близкий друг.

— Ему сейчас не нужны неприятности, — Итан пропускает мою шпильку и осторожно дотрагивается до плеча, словно хочет, чтобы я посмотрела в его сторону. — Саша, он поступил ужасно, но я даю гарантии, что он больше не появится в вашей жизни. Давайте забудем, что произошло.

Центральный замок непреклонен, и мое касание до ручки отзывается лишь глухим щелчком.

— Откройте дверь, — прошу я шепотом.

— Вам не стоит…

— Вы даже не спрашиваете, что именно он сделал, — я поворачиваю голову и смотрю ему в глаза. — Сколько продержал у себя? Вам плевать?

— Он не монстр.

— Он болен. Он показывал жуткие фотографии и говорил, что меня хотят убить.

Как мягкая волна, безбрежная, ласковая… Я опускаю лицо, чтобы спрятаться от его взгляда, потому что еще мгновение, и не справлюсь с собой и потянусь к нему. Он смотрит так участливо, будто и правда готов понять меня. Утешить.

— Столько бреда… Он бредит, Итан.

— Нет, это правда. Не во всем, но такое невозможно выдумать.

Я качаю головой, только прозвучавшие слова не хотят исчезать.

— Кирилл потерял жену, — добавляет он и даёт мне мгновение тишины на осмысление, — она стала первой жертвой.

Пауза. А потом он продолжает, словно не может сдержать слова.

— Ее нашли десятого октября… я на всю жизнь число запомнил, я тогда возил его в морг на опознание, — мужской голос наливается дрожью и начинает спотыкаться об слоги, — сам не стал заходить, отсиделся в коридоре. Кирилл черным вышел… Может быть, он и бредит, но он не знает, как справиться по-другому.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6

Разговор приводит нас в тупик, и в такой глухой, что я боюсь настаивать, потому что боюсь почувствовать его решимость. Поэтому я молчу, а когда открываю рот, задаю пораженческий вопрос.

— Что вы предлагаете? — я провожу взглядом по столбику с цифрой «37», попутно отмечая что мы проехали много таких.

— Вас ищут? Или он придумал решение?

— Не знаю. Кирилл говорил, что писал маме с моего телефона, обещал, что она не будет беспокоиться.

— Хорошо, — Итан задумчиво кивает, и я буквально вижу, как крутятся его шестеренки, он что-то обдумывает и прилаживает, и не торопится говорить, пока собирает факты в свой план. — Уже первый час, нужно переночевать где-нибудь… Утром будет легче всё осмыслить.

Он хочет добавить еще фразу, но правильная формулировка, которая настырно ускользает от него, заставляет хмуриться и слепо смотреть перед собой.

— Я правда на нее похожа?

— Что?

— На супругу Кирилла?

— Да, — он медленно кивает и подчеркивает искренность ответа усталым выдохом, — я опешил, когда вошел и увидел вас.

— Когда вы вошли, вы обратились ко мне на «ты», — припоминаю. — Да, точно… И тон был резче.

— Наверное.

— Вы чередуете, то приказываете, то просите.

— Я растерялся в комнате, а, если быть честнее, запаниковал.

— Так вы давите, когда паникуете?

Следом я вспоминаю всю охапку его указаний в первую минуту — не кричать, не глупить, оставаться на месте.

— Нет, я бегу, — он поворачивает голову и дожидается моей улыбки, после чего позволяет улыбнуться себе. — И я привык общаться с людьми на «вы».

— А я нет.

— Я сказал на «вы»? Я перепутал, дело обстоит точно наоборот.

Я отворачиваюсь к окну, чтобы он не заметил, как легко меня рассмешить. Мне впервые за последнее время становится спокойно. Вновь чувствую свое тело, нет той болезненной скованности, когда любое движение приходится прорывать сквозь невидимую бетонную преграду. Нет, я могу двигаться, отвечать, и в голове больше не сталкиваются десятки голосов, которые без устали спорят друг с другом.

Итан сидит рядом, и он, конечно, виновник. От него идет осязаемое тепло, которое незаметно, но верно убаюкивает меня. Мне спокойнее, мне легче, мне почти хорошо.

А, когда город встречает нас широким проспектом, я забываю подстраховочное «почти». Я узнаю улицы вокруг, с которыми связано столько воспоминаний и которые становятся по-настоящему родными именно сейчас, в эту секунду, когда их вдруг вернули назад. Они полустерты поздним часом, но приглушенного света фонарных столбов достаточно, чтобы угадать знакомые места.

И я запоздало понимаю, что то уютное спокойствие было сном, да, я все-таки заснула… Мне показалось, что я только моргнула, но куда тогда подевался пригород с заводскими трубами? Ведь мы уже в центре, в самой гуще из рекламных вывесок и дорожных указателей. И, самая главная радость, я вижу других людей. Полуночники у дверей круглосуточных заведений и вечные таксисты с желтыми огоньками, продавщица в цветочном ларьке, пара патрульных у машины…

Патрульные.

— Я отвечу.

— Что? — голос Итана заставляет меня отвлечься и перевести взгляд на него.

— Я сбрасывал его звонки, не хотел выслушивать все оскорбления сразу.

Он обреченно улыбается, а потом нажимает кнопку на экране и подносит телефон к лицу.

— Кирилл, — произносит Итан спокойным голосом, словно правда надеется, что собеседник возьмет с него пример.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍