Падая за тобой (СИ) - Кальби Иман. Страница 72
Он говорил, а я не дышал. В голове эхом звенели его слова… Я думал, что знаю, что такое ярость. Не знал до этого момента. Это не когда пелена кровавая перед глазами. Это когда у тебя в буквальном смысле из глаз кровь хлещет.
Я подошел к нему и ударил. Еще. Еще. Еще. Еще… Бил ритмично и планомерно. А в голове эхом его рассказ… Я слышу теперь эту историю не только словами Капиева… Словно сотни людей, смеясь надо мной, издеваясь, пересказывают ее хором, указывая на меня пальцем…
— Это еще не все, Алмаз, — говорит, выплевывая кровь изо рта полуживой Арсен, — дай договорю, потом убивай… Сам хотел тебя попросить меня порешить… Хули мне дальше жить…
— Там, в Дубае… Когда она тебя послала на хрен перед боем… Она сделала это потому, что я пригрозил, что иначе все тебе расскажу… И про изнасилование, и про твоих родителей… Она все боялась, что тебя сломает новость, что они это не просто допустили, а чуть ли не сами организовали… И трахал я ее тогда у тебя на глазах, угрожая, что тебя порешат… Сказал, чем быстрее кончу, тем скорее мои братки тебя перестанут херачить по морде… Она, кстати, не знала, что это было до боя… Я решил эту подробность упустить… — задумался, — Тогда я, конечно, переборщил… Она покончить с собой хотела после. Напилась таблеток… Еле откачали. Говорю это тебе- и гордость за нее берет. Достойная она, наша Камила. Достойнее нас… Знаешь, мы оба ее не стоим… Просто закон природы- мужик сильнее… Вот и имеет право выбирать подгибать под себя женщину… А будь у них чуть больше свободы, еще вопрос, нужны ли мы бы им были или нет…
Встал, налил себе еще вискаря, аж через край стакана. Снова выбухал залпом, не поморщившись.
— Я все-таки конченый мудак. Не должен был тебе это рассказывать, но слишком уж хотелось немного реализма для твоей сказки… Классно так у тебя все- и бабки при тебе, и известность, и женщина любимая… Легко любить когда все черное и белое. И ненавидеть и презирать тоже легко. Вот только все не черное и не белое. Попробуй теперь разобраться во всем этом говне, в которое судьба нас втянула. Я в нем копошусь уже больше десяти лет. Сил нет, устал… А теперь убивай, Алмаз… Потому что, сука, сдохнуть так сильно хочется, когда думаю о том, что эта женщина способна вот так самозабвенно любить мальчишку, не видящего ничего дальше своего оскорбленного много лет назад эго… Только я вот не уверен, а заслуживаешь ли ты ее любви… Столько лет мечтал залезть ей под юбку, глазами не стесняясь пожирал при законном муже, а в сердце ей и в душу заглянуть не удосужился…
Капиеву удалось. Он победил. И он был прав в каждом слове. Нок-аут. Я подошел к нему и с силой ударил в солнечное сплетение. Что-то у него там хрустнуло. Он откинулся назад, как-то нелепо, несуразно.
— Камила, люблю… — прохрипел и упал тушей на пол…
Сзади послышался визг. Видимо, зашла эта баба Карина. Растерянно заскочил следом заискивающий, купленный с потрохами, как все приставленные к важным шишкам в тюрьме, охранник. Я засунул руку в карман и молча протянул ему целую пачку бабла.
— Сделай вид, что не видел меня. Я ухожу. Сейчас двенадцать дня. В двенадцать ночи вернусь сам. С повинной… Если еще бабки нужны, дам. Скажи, куда завести. Сколько хочешь дам… Мне просто нужны эти двенадцать часов, понимаешь? А потом делайте со мной все, что хотите…
Глава 52 (Часть 2)
Мне просто нужно было посмотреть им в глаза. Родителям моим. Тем, кого обожествлял. Кого благодарил. Кого считал главными своими благодетелями… Залетел в дом, не стучась, так и оставив распахнутой заведенную машину.
Мать не застал. Дома не было. Отец угрюмо сидел у телевизора. За последние полгода он сильно поправился. Тучность давила на и без того больное сердце. Еще с утра бы зашел и сердце бы сжалось при виде родного человека, который так сдал… А сейчас… Сейчас было так пусто на душе, словно там дырка и ветер гуляет…
— Сынок? — спросил удивленно, немного привстав от неожиданности.
Он заметил мое состояние, мои сбитые окровавленные кулаки, глаза с кровавыми капиллярами ошалевшие…
— Зачем? — только и смог я прохрипеть, падая в дверях на колени… У меня горло сдавило… Дышать не мог… Знаете, иногда такое состояние во сне бывает, когда пытаешься орать во всю глотку, а не выходит… Только хрип и боль через силу…
Он понял. Сразу все понял…
— Она рассказала? — спрашивает глухо.
А я поднимаю на него полный теперь ярости взгляд и кидаюсь, словно собака. На родного отца своего кидаюсь. Вот до чего меня довела моя проклятая жизнь… Дергаю за шкирку его.
— Это все, что тебя интересует сейчас, папа? Она ли сказала? Не Она! Она все эти годы вас, нелюдей, защищала!
— Ты за языком следи, сопляк! — отвечает отец строго, но в его голосе все равно слышится растерянность и паника, — что себе позволяешь?! Все, что бы мы с матерью ни делали, все ради тебя! Ты думаешь, хорошие школы, экипировка, тренировки, поездки на состязания, жизнь в США- это на какие шишы? Я тебе кто, автомат по штамповке денег? Мы смогли из тебя сделать Человека только потому, что вкладывали… Вкладывали то, что дал Капиев…
Я со всей силы ударил по стене от ужаса и беспомощности, уже который раз за день. Все эти годы я тренировался, рос, добивался успеха на деньги, полученные от продажи девственности моей любимой женщины… Если и есть на свете для мужчины большее бесчестие и оскорбление, то оно было именно таким…
Сполз по стене вниз, сижу, схватив голову руками. Я не знаю, как теперь жить с этим… Не знаю… Каждый вздох-боль…
— Что тебя с ней ждало, Алмаз?! Только подумай! Тебе не о женитьбе тогда надо было думать, не о детях и семье, а о карьере… Она утянула бы тебя за собой вниз… Так и остался бы в селе никем… А сейчас вон…
— Да, сейчас я гребанный чемпион на деньги, отданные за ее честь… Господи, скажи мне, что это злая шутка, розыгрыш… — схватил себя за волосы, чтобы хоть немного боль внутри унять…
— Алмаз, — отец попытался подойти и положить руку на мое плечо, но я со всей мочи вывернулся.
— Ненавижу вас. Ненавижу… Лучше бы вы убили меня, выкинули в обрыв…
— Алмаз, успокойся! — кричит отец в отчаянии, — твоя мать не дала бы вам пожениться все равно! Она ненавидела Камилу, как и ее мать. Потому что я всю жизнь любил Людмилу! Готов был ради нее бросить вас, тебя бросить, слышишь?! Эта любовь от сатаны! Разве это нормально?! Разве ребенок такое заслужил, чтобы его на бабу променяли?! И ты сейчас этим же путем идешь! Не о Камиле думай, а о жене своей беременной! Ты понимаешь, что эта проклятая любовь только все разрушает?! Ты понимаешь, что наши предки не зря нам завещали сохранять сердце и разум холодными?!
— Яблочко от яблоньки, — послышался сзади сухой женский голос.
Я поднимаю глаза на мать и впервые в жизни вижу не прекрасное доброе создание с самыми нежными и теплыми руками на свете, я вижу злобную старуху, равнодушную злодейку, которая молча обрекла страдать ни в чем не повинную, ничего не знающую о жестоком мире взрослых девочку… Вижу теперь всю ее злость, бесчестие и жалкость…
— Точно, как свой отец… За юбкой гулящей русской страдаешь, а у самого жена при смерти… Все, Алмаз. Допрыгался в чужих постелях. Мадина потеряла ребенка… А теперь все ждут, сама выкарабкается или нет…
Она говорит это преднамеренно медленно. Отчеканивая слова, словно пытаясь выпороть меня каждым произнесенным слогом. Типа больно сделать.
А мне все равно. Мне жаль Мадину, конечно. Я миллионов не пожалею на то, чтобы она пришла в себя. Но вот ребенок… Это ужасно говорить, но сейчас я даже рад, что ребенка нет… Потому что я нелюдь… Сын нелюдей… Потому что таким, как я, плодиться нельзя… Нам не нужно продолжать свой генокод. Мы должны вымереть… Что хорошего мы можем принести людям….
Я молча разворачиваюсь и направляюсь на выход. Мне больше нечего им сказать… А им-мне… У них своя правда и они от нее не отступятся…