Химеры (СИ) - Кузнецова Ярослава. Страница 52

— Поэтому тебя забрал Холодный Господин?

— О, нет. Я пошел на сделку. Из-за сына. Помнишь такого — Анарена Эрао, Эрао Северянина, Владыку Демонов?

— Еще бы. Личность не менее известная чем ты. Мятежник и чудовище.

— Я его видел один-единственный раз. Ему было четырнадцать лет на тот момент. А чудовищем, подозреваю, был все-таки не он, а его демон.

— Так это не сказки? У Эрао был демон?

— А то. — Анарен хмыкнул. — Еще какой. На абы что я не размениваюсь. Это был сын самого Холодного Господина, Наэ Полночь. Именно его службу я купил для Эрао за право воткнуть в меня полуночный нож.

— И за вассальную клятву.

— Само собой. После чего я взглянул на сына и распрощался с ним навсегда, а о судьбе его и деяниях узнал из книг и летописей пару сотен лет спустя. Ну и немножко между этим… был момент. Совсем короткий, можно сказать, что не считается. — Анарен хмыкнул и отхлебнул жгучей, богатейшего вкуса жидкости. — В мое время альсатру готовили, вымораживая вино. Интересно, как сейчас ее делают?

— Не знаю… дистилляция, перегонка… выдержка не менее десяти лет. Ты говоришь, Холодного Господина никто не видел. А как он сына-то породил?

— Вопрос. — Анарен покачивал на ладони бокал. — Не знаю. В технологии процесса некомпетентен. Почему-то принято думать, что за гранью смерти мы все узнаем. Так вот, я тебе скажу, Рэнни — нихрена…

— А что ты делаешь, служа Холодному Господину?

— Письма ношу. — Анарен поставил пустой бокал и кивнул Герейну, вопросительно поднявшему бутыль. — Кроме шуток, Рэнни. Нож практически предоставлен самому себе. Только иногда вдруг просыпаешься — и оказывается, что ты в Серединном Мире, среди людей, и с последней твоей смерти прошло этак лет двести. Зачем тебя послали на этот раз… почему… Вопрос!

Герейн смотрел внимательно, не отводя взгляда. Серебряная амальгама дробилась и умножалась — как коридор зеркал, серебро в серебре.

Череда королей, не люди и не дролери, нечто среднее… потомки, отпрыски Лавена Странника; хотел ли он для своих детей такой судьбы?

Может, и хотел. Нетривиальная все таки судьба.

— А тогда меня убил Король-Ворон. Через десять лет после Маргерии, когда про меня уже и думать забыли. В поединке. Разрубил мне плечо, ключицу и грудную кость. Я неделю лежал в какой-то дыре, подыхал и никак не мог подохнуть окончательно. Лавенги живучи, знаешь ли. Я ждал, может, придет моя фюльгья… как к Амаполе, нашей с Леттой старшей сестре пришла. Но пришел этот… наймарэ по имени Полночь, Наэ. Предложил стать одним из Ножей. И сказал, что у меня есть сын. Я… не знал, что ребенок Летты выжил.

— Его воспитывал король-Ворон, в Химере. Он явился в Дар уже взрослым. С полуночным демоном, да.

— Демон ему служил, я знаю. До самого конца, как и договаривались. А вот куда он потом делся… я его больше не видел и ничего о нем не слышал.

Помолчали. Герейн снова разлил альсатру.

— У Алисана фюльгья — оленья кошка, — сказал он после новой паузы.

— Вот как.

— Да.

— Когда это произошло? На войне?

— Нет, он… с самого начала. Во время родов что-то пошло не так.

— Жаль, я не встретил его. Хотелось бы посмотреть на вас обоих. Помню, как я ломился в монастырь, в котором вас прятали. Жаль, что ничем не смог помочь. Пушечное ядро помешало. Не пережил я столкновения с новыми технологиями. Иногда думаю: вот проклятая судьба — вечно опаздывать. Верно, со мной такое потому, что я отступил тогда, под Маргерией… бросил все. И всех.

— Жаль и мне. Монастырь я помню плохо — только вспоминаю, как горела башня. Дролери забрали нас прямо оттуда, тетка моя взмолилась Госпоже Дорог. А ты… помнишь все эти семьсот лет?

— Нет, я… нечасто возвращаюсь. Три раза было. В остальное время — как в дурном сне, обрывки, обломки… каша. В первый раз я вернулся во время нашествия Драконенка. Мой сын, Эрао, вел войска на юг, в решающую битву. Отец признал его, сделал военачальником. А я… я оказался на противоположной стороне. Осознал себя посреди драконидского войска. Я тогда не нашел ничего лучше, чем попасть под стрелу в первой же битве. Не то, чтобы нарочно… Потом попал аккурат за пару лет до резни, бродил по Дару, приглядывался, пытался понять — зачем я здесь. У нас ходят слухи, что если выполнишь то, что хочет от тебя Холодный Господин, то умрешь по-настоящему, насовсем. Он заберет свой нож обратно… ну, это к слову. В стране началась смута, я довольно быстро сообразил, что к чему, пытался спасти вас, — принц смотрел и смотрел в серебряную амальгаму, в сияющие холодные радужки. — Вот только…

— Анарен. Твое Высочество… — Герейн нахмурился. — Не знаю, чего хочет Холодный Господин, но мы с Сэнни — вот они, живы, здоровы, возвращаем Дар в прежние границы. И в немалой части благодаря тогдашнему твоему предупреждению.

— Ты не стыдишься своего полуночного предка? Я дезертир, клятвопреступник, предатель, кровосмеситель… да и в целом порядочная сволочь.

— В первую очередь ты — Лавенг. Я… пожалуй, рад, что познакомился с тобой. А теперь ты понял, для чего вернулся?

— Кто знает? Я давно в Катандеране, с апреля. Пока прижился… Пытался в кои веки осознать, что натворил тогда, семь сотен лет тому назад. Вот… даже спектакль заказал. В Королевском театре. Глупо, конечно. Древний замшелый Лавенг занимается самокопанием с помощью наемных актеров. Знаешь, я ведь с тех пор ни одного стихотворения не написал. Как отрезало. Нож, что ли, мешает. Думал, может для спектакля напишу последнее. Самое главное. И — ничего. Слова… не складываются. Наверное, живые мертвецы не пишут стихов.

Салют за высоким окном вспыхивал и вспыхивал — беззвучно и ярко, рассыпая цветные рефлексы на сияющем серебре. Лицо Герейна оставалось в тени: на самом деле не так уж много света давали эти длинные, слабо гудящие лампы — тоже, наверное, дролерийская выдумка.

— И я не пишу стихов, — сказал потомок. — Подумаешь. Не в стихах счастье. Счастье в единстве границ и охраняемом воздушном пространстве. Вот еще пришлось у всех лордов земли и производства конфисковать, а то они за столько лет без королей основательно позабыли, что владения им дают Лавенги за службу. Драка была — клочья летели. А насчет стихов я не силен.

— Ты вот что, король Герейн, — Анарен отставил бокал и побарабанил пальцами по столу. — С воздушным пространством я готов помочь. Дай мне… что тут у вас есть? Оружие, которое стреляет далеко. Рыцарское.

— Истребитель?

— Истребитель тоже. Но сейчас, для начала — личное оружие. Чтобы можно было попадать далеко и с большой точностью. Вы ведь больше мечами не деретесь.

Герейн подошел к стене, снял с нее длинноствольное оружие, на дролерийский манер некрасиво обмотанное крашеным бинтом.

— Самозарядная винтовка Араньена. Подойдет? Сейчас патроны достану.

Анарен принял оружие, попробовал приложить к плечу. Молодой король ковырялся в большом железном ящике, переставлял какие-то коробки.

Винтовка приятной тяжестью лежала в руках и еле уловимо пахла смертью.

— Вот. Калибр семь шестьдесят два, оптику дролери собирали, не промахнешься. Сейчас все покажу — и еще бинокль дам. А тебе зачем?

— Так, — сказал Анарен. — В целях безопасности воздушного пространства. Слушай меня внимательно, потомок, сейчас я расскажу тебе нечто довольно важное, а ты сделай какие-нибудь выводы.

Рамиро сунул руку под засыпавшие лицо белые волосы и пощупал под челюстью.

Рядом кто-то из зевак мял пальцами запястье Десире.

— Что у тебя? Есть?

Рамиро покачал головой и поднялся. Сосед сунулся на его место, откинул волосы с лица девушки. Правой щекой она прижалась к асфальту, левый глаз стеклянно смотрел на Рамиров ботинок. Из ноздрей тянулась черная струйка и пряталась под щекой.

Как же ты так, девочка… Как же ты…

Лара!

Рамиро даже зажмурился на мгновение. Лара… Ларе надо позвонить, и…

Отдаленно грохнуло, все вокруг сделалось алым, золотым и зеленым. В небе над Светлорецким монастырем, над излучиной Ветлуши, над яблоневыми холмами университетского городка, над высокой, заслоняющей Светлую улицу железнодорожной насыпью расцветал великолепнейший салют.