Брать живьем! 1919-й (СИ) - Юров Сергей. Страница 26

Мысли теснили голову, ранили душу, изводили сознание. Устав от думок, я окинул взглядом холодные стены и вспомнил кое-какие факты, касавшиеся коллежского секретаря Гусарова, его родителей, их городской усадьбы. Отец нотариуса в начале XIX века служил канцеляристом нижнего земского суда, мать происходила из рода дворян Гореловых. В 1850-х годах титулярная советница сдавала свой каменный дом под постой уездного казначейства, а сама с семьей проживала во флигеле. В 1870-х годах дом и флигель со службами Гусаровых оценивались для взимания налога в 1000 рублей. В 1916 году строения принадлежали жене нотариуса и оценивались в 1200 рублей, в 1918 году – в 20000 рублей.

Затем мне на глаза попалась старая газета, лежавшая на полу. Я поднял ее и стал, не торопясь, просматривать. В ней были напечатаны разные статьи, требования, объявления. Так, я вычитал, что в начале 1918 года в Петродарском Совдепе было образовано двенадцать отделов, во главе с комиссарами. При комиссариате внутренних дел для поддержания правопорядка был создан отдел охраны. В нем насчитывалось двадцать два сотрудника и восемьдесят пять красноармейцев, в том числе подотдел уголовного розыска. К охране порядка привлекались и солдаты запасного 191-го полка, расквартированного в северном районе города. С мая месяца в уезде начала действовать чрезвычайная комиссия, председателем которой был утвержден Н. Попов.

Об этом человеке мне ранее приходилось читать. Впоследствии он повел себя не лучшим образом. Используя служебное положение, без зазрения совести грабил население, запросто присваивал конфискованные вещи, дошел до того, что угрожал разогнать Советы. Его постигла незавидная участь: он подвергся аресту и расстрелу!

В конце 1918 года отдел охраны при Петродарском исполкоме был переименован в уездную советскую милицию, в которую входила и уголовка.

Мое внимание привлекло постановление Уисполкома, объявившего регистрацию следующих лиц:

1 «Бывших помещиков и других земельных собственников, владевших участками не менее 25 десятин.

2 Бывших владельцев фабрик, заводов и других предприятий фабрично-заводского характера.

3Бывших владельцев ресторанов, гостиниц, трактиров и т. п. заведений.

4 Торговцев, имевших не менее 3 приказчиков.

5 Подрядчиков, державших артели не менее 10 человек.

6 Домовладельцев, дома которых были оценены в 1916 году для взимания налога не ниже 1500 рублей.

7 Бывших маклеров, комиссионеров и предпринимателей.

8 Лиц, живших на нетрудовые доходы, в том числе на доход с капитала.

9 Бывших жандармов и полицейских чинов, какую бы должность они не занимали, за исключением канцелярских служащих».

Всем этим лицам предписывалось в трехдневный срок со дня опубликования постановления явиться для регистрации в отдел Управления на Советскую, 18. За уклонение от нее и дачу ложных сведений или в чем-либо неточных, виновные привлекались к ответственности наравне с уличенными в госизмене и подлежали немедленному заключению под стражу!

Петродарский Уком по всеобщей трудовой повинности обязал всех частных лиц, проживавших в черте города и имевших лошадей, являться в определенные дни с подводами в Комхоз, здание бывшей городской управы на Усманской, «для работ по нарядам Утрудкома». Уклонившихся от исполнения «боевого приказа» ждала конфискация лошади с наложением денежного щтрафа.

Отдел распространения произведений печати предлагал всем советским организациям и гражданам обращаться по приобретению газет, журналов и прочей литературы в свою контору, располагавшуюся в доме Щелочилина на углу Воронежской и Усманской. До революции по этому адресу, насколько я знал, функционировал один из лучших книжных магазинов.

Правление Петродарского отдела губсоюза «правильной охоты и рыбной ловли» уведомляло членов-охотников городского отдела об облаве на волков в Романовском лесничестве. Акция проводилась на средства участников. Запись желающих принять участие в облаве производилась в правлении отдела: Подовражная ул., дом Никольской.

Какое разнообразие фактов! Уездный город молодой республики жил своими заботами, как мог, справлялся с трудностями, с надеждой смотрел в будущее.

Я вздохнул, повернулся на бок и стал думать о Лидии, о семье, оставшейся в далеком будущем. Как они там, мои близкие? Что думают о моем внезапном исчезновении?..

Послышался скрежет ключа в скважине. Я поднял голову: в камеру, отворив дверь, вошел знакомый мне высокий чекист и молодой красноармеец с винтовкой.

– Арестованный, руки за спину! – приказал Николаев. – Выходим!

Меня провели по коридору к двери, на которой висела табличка «Председатель ЧК». Мы вошли. Хозяин кабинета сидел за своим столом и что-то писал. На краю стола лежала небольшая картина в золоченой раме и стояла статуэтка нимфы из слоновой кости.

– Товарищ Яркин, арестованный Нечаев доставлен на допрос! – доложил Николаев.

Главный чекист уезда, подняв на меня голубые глаза, указал рукой на табурет. Я повиновался. Высокий чекист присел напротив, взял чистый лист подвинул себе чернильницу и вооружился ручкой.

– Товарищ Николаев, можете приступать! – сказал Яркин.

Чекист посмотрел на меня и задал первый вопрос:

– Вы служите в Угро?

– Да, – ответил я, – стажером.

– Вы признаете, что принимали участие в хищении ценностей из имения Заградского?

– Нет.

Чекист обмакнул перо в чернила и быстро стал черкать им по бумаге.

– Что за картина была в ваших руках?

– Мне ее дал товарищ Светловский.

– У вас на квартире найдены вещи из списка похищенного. Что вы намеревались с ними делать?

– Я их в глаза не видел. Еще раз говорю, что вещи эти мне подбросили?

– Кто сделал это, по-вашему?

– Мои недруги.

– А они у вас есть?

– На днях посреди ночи меня едва не прирезали в квартире!

Чекисты переглянулись.

– Из-за чего? – cпросил Николаев.

– Возможно, месть за то, что я отправил на тот свет Меченого.

– По-вашему, хищение совершили монастырские бандиты?

– Почему бы им не сделать этого?

– Хм-м… Музейный работник Иванов утверждает, что вы были в районе городского постоялого двора, когда к нему подъехал обоз с ценностями.

Вот, я сглупил! Зачем, ну, зачем обмолвился при музейщике, что видел обоз, когда ходил к Кузовлеву?! Бестолочь!.. А дворянина приплетать к этому нельзя! Затаскают чекисты старого сыщика, жизни невзвидет!

– Да, я был в том районе, – признал я. – Но к обозу не подходил.

– Что привело вас туда? – cпросил Яркин, закурив папиросу и разгоняя дым рукой.

– Ходил по наказу товарища Светловского к плотнику Кривенькову… Товарищ Яркин, знают ли о моем аресте в Угро?

– Знают. Только что звонил Светловский.

– Надеюсь, этот кошмар для меня скоро кончится.

Яркин выпустил клуб дыма, пожав плечами. Николаев продолжал задавать вопросы и писать на листке. Я взял в руки картину в золоченой раме. На ней в красочной манере на фоне осеннего леса был изображен охотник с легавой собакой. В левом ее углу я разобрал надпись: «Н. Сверчков». Не раз в своем прошлом – пардон, будущем! – любовался картинами этого замечательного русского художника-анималиста, талантливого мастера жанровых сцен. Лошади и собаки у него получались как живые, охотничьи зарисовки неизменно радовали глаз. Но в коллекции Заградского были картины гораздо ценнее, скажем, кисти какого-нибудь «малого» голландца, вроде Питера де Хоха, или нашего Тропинина. И нимфа из слоновой кости не шла ни в какое сравнение с золотыми статуэтками! Мои недруги, решив сдать меня чекистам, явно пожадничали.

Внезапно дверь отворилась, и в кабинет вошел Светловский, а за ним – кто бы мог подумать? – Лидия! Она, улыбнувшись мне, осталась стоять у притолоки, мой же непосредственный начальник, пожав руки чекистам, хлопнул меня по плечу.

– Не переживай, Данила, все образуется! Бывают всякие недоразумения, не без этого. Да, Яков Федорыч?

Яркин неопределенно повел бровями. Светловский продолжал: