Брать живьем! 1919-й (СИ) - Юров Сергей. Страница 38

Выйдя из мастерской, я увидел, как Светловский у дверей флигеля прощается с Левицким, средних лет невысоким блондином в зеленоватом френче, галифе и яловых сапогах.

– Да, товарищ Светловский, – громко звучал приятный баритон, – ошарашили вы меня! Я уж приготовился встречать Нила Дмитриевича, и вдруг вы со страшным известием!.. Жаль, очень жаль. Он был отличным руководителем и приятным в общении человеком… Увы, все мы, в конечном счете, смертны. От этого никуда не уйти… Хочу заверить вас еще раз, Нила Дмитриевича уважал весь коллектив лесного склада. Ни один из нас не желал ему зла.

Светловский кивнул Левицкому и направился в мою сторону. Склонив голову к моему уху, негромко проговорил:

– Левицкий, вроде бы, надежный товарищ. Да, был в эсерах, но порвал с ними окончательно, называет их не как-нибудь, а предателями!.. Ну, что у тебя, Данила?

Я рассказал о разговоре с рыжим Филиппом и о расспросах в мастерской. Выслушав мой отчет, начальник Угро прищурил глаза.

– За большевиков, говоришь, все, за Ленина?.. Угу… Ну, а есть ли среди работников темноловолосый, высокий и так далее?

– Есть, но мне кажется, с ним все в порядке. По документам Минай Артамоныч Сазонов, уроженец Воронежской губернии, из разночинцев, сочувствующий большевикам.

– Креститься надо, когда кажется! – отрезал Светловский. – Давай его сюда!

Я вернулся в мастерскую и вызвал Сазонова. Тот пожал плечами и, вытерев руки о ветошь, предстал перед Светловским.

– Данила, обыщи гражданина!

Я исполнил приказ и выудил из кармана Сазонова револьвер системы наган. Светловский взял его в руки.

– Наградной! – сказал он, кивая головой. – «Красноармейцу М.А. Сазонову за храбрость»… Так, и где же живете в Петродаре?

– Здесь, на территории склада, во флигеле.

– Где были вчера около восьми часов вечера?

– Дома, отдыхал после работы.

– Рыбалку любите?

– Отношусь к ней равнодушно.

– Понятно. Покажите свою комнату!

Cазонов провел нас к одному из флигелей, вмещавшим в себя четыре жилых помещения. Мы вошли в серенькую комнатенку, оклеенную старыми газетами. Обстановка была сродни спартанской – три железных кровати, стол, тумбочки, табуреты, и никаких мало-мальски примечательных украшений.

– Где ваша одежда и обувь? – спросил Светловский.

Работник указал на висевший на вешалке темные пиджак и брюки и черные полуботинки. Начальник Угро, оглядев скудный гардероб, рассеянно погладил подбородок и сказал:

– Пройдемте с нами!

– Куда это?

– В местный госпиталь.

Если мой командир думал, что Сазонов занервничает, или еще как-то скомпрометирует себя, то напрасно. На лице его не дрогнул ни один мускул. Мы вышли из флигеля и под внимательным взглядом Левицкого покинули территорию лесного склада. По дороге в госпиталь не было произнесено ни единого слова.

Открыв дверь лечебного заведения, Светловский представил Сазонова врачихе.

– Таисия Гордеевна, присмотритесь внимательно, не этот ли человек посетил сегодня Переверзева?

Полноватая женщина дотошно оглядела долговязого работника. Обошла его с одного бока, потом с другого, посмотрела со спины.

– Похож, но… – заколебалась она. – Тот был с усами, и ростом, кажется, пониже… Не знаю, не уверена.

– Более определенно сказать не можете?

– Извините, не могу.

– Что ж, Таисия Гордеевна, спасибо и на том! – Светловский кивнул и повернулся к темноволосому фронтовику. – Можете идти, товарищ Сазонов… Мы обязаны были вас проверить.

– Ничего, я понимаю… Револьвер вернете?

Светловский, немного поколебавшись, наган отдал. Засунув наградное оружие в карман, Сазонов направился к выходу. У самой двери его остановил небольшого роста коренастый пациент госпиталя c черной повязкой на глазу. Между ними состоялся короткий и не очень дружелюбный разговор. Сазонов, глядя исподлобья на оппонента, демонстративно держал правую руку в кармане с револьвером. Когда он выходил, человек с повязкой на лице со злостью посмотрел ему в спину. Светловского этот момент не мог не заинтересовать.

– Чем вам насолил гражданин Сазонов, больной? – спросил он, постаравшись вложить в слова все свое добродушие.

Но одноглазый и его одарил недобрым взглядом.

– Не ваше дело! Лучше скажите, откуда здесь взялся этот Сазонов?

– С лесного склада, что на Переслановской… Так и не ответите на мой вопрос?

Похожий со своей повязкой на пирата гражданин лишь отмахнулся с хмурым видом.

– Кто это? – спросил Светловский у врачихи, когда больной скрылся за углом коридора.

– Артемов Игнат, участник походов против белогвардейцев. Лечит старую рану.

– Где живет?

– Сейчас скажу… Куликовская, дом бывшего мещанина Комарова.

Выйдя наружу, мы направились вверх по Базарной. Я помалкивал, молчал и Светловский. Размахивая по привычке при ходьбе правой рукой, он хмурился и думал о чем-то своем. Потом произнес:

– Не нравятся мне этот Сазонов, Данила. Держится уверенно, но будь я проклят, если он не врет. Есть в нем что-то от офицера, не от унтера, а именно от офицера – твердый взгляд, манера держаться, осанка. Усы он мог себе наклеить, одежду и обувь позаимствовать… Нет, Маркин должен устроить слежку за этим субчиком.

Войдя в здание милиции, он направился к начальнику милиции, а я поднялся наверх, чтобы повозиться с картотекой. Глядишь, отыщется в бумагах не только адресок Большого, но и фотоснимок этого беспалого громилы.

К некоторым карточкам были приклеены листки с кратким изложением бандитских похождений. Так, бандит Серых с шайкой вооруженных грабителей попытался в ночь на 2 мая 1910 года через окно проникнуть в дом купчихи Терпуговой. Та не испугалась, взяла топор и грохнула Серого по темечку, лишив его чувств. Бандит по кличке Сурок с двумя приятелями в августе 1911 года поздно вечером нагрянул в транспортную контору Богданова. Захватив кассу, грабители бросились наутек, но Сурку не повезло – он был схвачен и сильно избит. Бандит по кличке Кабан вломился в 1912 году в дом мещанина Гурова, затребовал 50 рублей и бутылку водки. Получив деньги, он выпил на кураже всю бутылку и свалился пьяным под стол. Мещанка по кличке Отрава призналась в 1912 году в отравлении нескольких мужчин, которые имели несчастье опостылеть женам. Любопытно, что нелюбимых жен она травить категорически отказывалась, объясняя это тем, что такие жены живучи как кошки, что на них не действует даже яд тарантула.

Внезапно в кабинет влетел Светловский.

– Данила, возьми ручку, чернильницу, бумагу и быстро вниз!

Я схватил все, что надо и выскочил из кабинета. На лестнице Светловский пояснил мне, что на территории лесного склада произошла перестрелка.

– Обошлось без жертв? – поинтересовался я.

– Узнаем все на месте. Что там у тебя с картотекой? Нашлась карточка Большого?

– Пока ничего, Григорий Иваныч. Надо бы продолжить поиск.

– Продолжишь, но попозже.

Сев в дежурную пролетку, мы через несколько минут въехали на огороженное пространство лесного склада. У конторы нас уже поджидал Левицкий. Шагая туда-сюда, он озабоченно разводил руками и покачивал головой. Когда мы спрыгнули с экипажа, он, не дожидаясь вопросов с нашей стороны, зачастил:

– Товарищи, это невообразимый ужас! Не успел Сазонов вернуться и заняться своим делом, как на склад пожаловал этот мужик с повязкой на глазу. Спрашивает у меня, где найти Сазонова. Ничего не подозревая, отвечаю ему, что в столярной мастерской. Он пошел туда и давай стрелять!.. Боже, я в полном недоумении! Кто этот человек? Что ему сделал товарищ Сазонов?..

– Чем же все кончилось? – спросил Светловский – Есть жертвы?

– Да в том-то и дело, что убиты оба! – заныл заведующий лесным складом. – К тому же шальной пулей ранен товарищ Погорелов.

Когда я записал показания, мы прошли все вместе мастерскую. Нападавшим оказался одноглазый пациент госпиталя. Одетый в военную гимнастерку и галифе, Артемов лежал на боку вблизи от входа с зажатым в правой руке наганом. Его единственный глаз смотрел в сторону противоположной стены, на которой были развешаны плотницкие и столярные инструменты. Его крепкое тело было изрешечено пулями, а погиб он, скорее всего, от той, которая пронзила ему легкие. Сазонов полулежал у дальней торцевой стены, также сжимая в руке оружие. Его глаза были закрыты, на лице застыло выражение твердой решимости.