Фаворитки - Холт Виктория. Страница 31

Людовик, желая показать свое глубокое уважение к мадам и убедить короля Англии оставить мысли о том, что его сестра могла умереть от яда, очень тепло приветствовал Бекингема. Он предоставил в его распоряжение одну из королевских карет и восемь королевских лакеев. Все расходы, которые Бекингем понесет за время пребывания во Франции, будут оплачены королевским казначейством.

Будучи французом, Людовик твердо верил в могущество возлюбленных мужчины и, узнав об увлечении Бекингема Анной, леди Шрусбери, предложил выплачивать этой даме пенсию в четыреста фунтов в год, потому что его посол в Англии сообщил ему, что эта дама дала понять, что за такое подтверждение признания она обеспечит согласие Бекингема с Людовиком во всем. Людовик послал взятку также и леди Каслмейн, потому что, хотя эта дама уже не пользовалась прежними милостями, было очевидно, что до конца дней своих она не потеряет определенного влияния.

Людовик был вполне уверен в могуществе этих женщин. Обе они были необыкновенно сладострастны, у обеих было множество любовников, поэтому Людовик был уверен, что они вполне владели искусством любви. Обе они обладали решительным характером. Барбара Каслмейн не однажды это доказывала. Что касается Анны Шрусбери, то в ее значительности свет тоже убедился неоднократно, она — мощный союзник и очень опасный враг.

Людовик слышал о дуэли между лордом Шрусбери и герцогом Бекингемским, закончившейся смертью Шрусбери, до него дошли слухи, что она выступала в роли пажа своего любовника, чтобы иметь возможность присутствовать, и что тотчас после дуэли, будучи не в силах справиться с похотью, они спали вместе, причем Бекингем даже не успел снять сорочку, запятнанную кровью ее мужа.

Об этой женщине ходила и другая сплетня. Одним из ее бесчисленных любовников был Генри Киллигрю, и печальную известность получила сцена, разыгравшаяся в театре герцога Йоркского, когда подрались Бекингем и Киллигрю; за эту драку Киллигрю был выслан из Лондона; вернувшись из ссылки сердитым, он был полон решимости отомстить герцогу и его любовнице. Он неоднократно публично заявлял, что Анна Шрусбери и теперь бы была его любовницей, если бы он этого захотел, и что она доступна любому, кто ее пожелает. Она похожа на суку в период течки, разница в том, что Анна Шрусбери пребывает в этом периоде круглосуточно и в течение всего года.

Однажды, темной ночью, Анна в карете отправилась проверить, чем закончится одно предпринятое ею дело. Это случилось в районе Тернхэм-грин, когда Генри Киллигрю возвращался домой. На Генри Киллигрю было совершено нападение, его слуга был убит, и, казалось, лишь по чистой случайности та же участь не постигла самого Киллигрю.

Да, король Франции был уверен, что Анна Шрусбери достойна того, чтобы ей выплачивать четыреста фунтов в год.

Он был уверен, что Бекингема тоже стоило поощрять, хотя король и не собирался открывать ему тайну подлинного Дуврского договора.

Он распорядился предложить герцогу массу удовольствий. В его честь устраивались банкеты. Ему была предоставлена возможность не только пользоваться каретой, лакеями и не считать своих ежедневных трат, но он неоднократно получал дорогие подарки.

Он вполне смог вписаться в великолепие двора Людовика, преисполненного массы формальностей. Красивый и остроумный, он чувствовал себя в своей стихии. В его честь на Сене разыгрывались потешные морские сражения, и вся пышность Версаля предстала перед его глазами.

Граф де Лозан, человек небольшого роста, бывший большим другом короля Франции, пригласил его на ужин. Был организован великолепный банкет, и подле хозяина на почетном месте сидел герцог. Рядом с ним восседала Луиза де Керуаль, державшаяся безучастно и сухо, но герцог был уверен, что вскоре завоюет ее расположение. Он заключил, что она холодное создание, совсем не того ожидал он от француженки, на его взгляд, она была совсем не такой, которая сможет понравиться его королю. Однако его целью было войти к ней в доверие, и он это сделает — всему свое время. А в тот вечер он выполнял обязанности почетного гостя.

Во время торжественного ужина в банкетном зале появились три фигуры в масках. Один был высоким мужчиной в богатом наряде; две другие были дамы. Они грациозно приблизились к столу и поклонились Лозану и Бекингему. Музыканты, игравшие на хорах, сменили музыку на величавый танец, и трое в масках начали танцевать с такой грацией и очарованием, что у присутствующих перехватило от восторга дыхание, или они сделали вид, что это так, потому что все догадались, кто был кавалер в маске.

Раздались возгласы: «Само совершенство!», «Кто это танцует с такой безупречной грацией?», «Я знаю лишь одного, кто бы мог сравниться с этим танцовщиком, — его величество, и только он», «Надо сделать так, чтобы он станцевал для Людовика. Ничто не сможет доставить ему такое удовольствие, как это совершенство».

Потом дамы начали очаровательную пантомиму. Они привлекали внимание присутствующих к шпаге, которую носил человек в маске. Все заметили, что ее эфес усыпан сверкающими бриллиантами. Одна из дам в маске, танцуя, приблизилась к Бекингему и стала жестами побуждать кавалера пожаловать шпагу самому почетному гостю королевства. Кавалер попятился и крепко прижал к себе шпагу, давая понять, что она ему очень дорога. Дамы продолжали убеждать его; кавалер продолжал отступать.

Музыка смолкла.

— Сбросьте маски! Сбросьте маски! — воскликнул Лозан.

С притворным неудовольствием дамы подчинились первыми, и раздались громкие аплодисменты, когда одна из них оказалась самой госпожой де Монтеспан, ослепительной, прекрасной любовницей короля.

Затем госпожа де Монтеспан повернулась к кавалеру. Она сняла с него маску, и всем предстали прекрасные черты, столь хорошо знакомые всему государству.

Все встали, мужчины склонились в поклонах, а дамы присели в реверансе, а юный статный Людовик стоял перед ними, улыбаясь им всем счастливой и добродушной улыбкой.

— Наш секрет раскрыт, — сказал Людовик. — Мы разоблачены.

— Я не мог себе представить, чтобы кто-нибудь еще, кроме вашего величества, мог танцевать с такой грацией, — ответил Лозан.

И вот тогда госпожа де Монтеспан взяла у короля шпагу и поднесла ее почетному гостю.

Бекингем устремил взгляд на сверкающие бриллианты, определяя их цену, затем, встав из-за стола, опустился на колени перед королем Франции и поблагодарил его, едва удерживая слезы, за великолепный подарок и всю ту честь, которая оказана его государю в его лице.

Король и его возлюбленная заняли места за столом; король говорил Бекингему о своей любви к королю Англии, о своем горе из-за смерти мадам, не забыл он уделить внимание и малышке Луизе. Луиза все поняла. Он дал понять лорду Бекингему, что мадемуазель де Керуаль следует оказывать в Англии такое же уважение, каким она пользуется во Франции.

Как изменилось ее положение после смерти мадам! Тогда она была фрейлиной мадам — незначительная роль. Теперь она являлась шпионкой короля Франции, а это по-настоящему важно.

— Мы приготовили для вас много забав, герцог, — сказал король. — Будут устроены маскарады и даны балетные спектакли — во Франции любят балет.

— И ваше величество является светилом балета, — вставила Луиза.

Король, польщенный, улыбнулся.

— И еще мы должны показать вам наши оперы и комедии. Они будут представлены в красочно освещенных гротах.

— Я глубоко тронут честью, оказываемой мне вашим величеством, — ответил герцог.

Король на мгновение коснулся руки Луизы.

— А когда вы доставите эту мою маленькую подданную в Англию, не будете ли вы любезны позаботиться о ней?

— Сделаю это с радостью, — ответил Бекингем.

После этого он приступил к осуществлению своих планов в отношении Луизы.

— Хочу, чтобы вы знали, мадемуазель де Керуаль, что отныне я хочу служить вам всей душой.

Луиза ответила на эту откровенную готовность к услугам мило выраженной благодарностью, но почти не придала ей значения. Так как ей надлежало выполнять в Англии роль французской шпионки, ей следовало ознакомиться с некоторыми политическими аспектами отношений между этими двумя странами. Она знала, что, несмотря на то что герцог занимал высокое положение в правительстве своей страны и был «леном знаменитого» кабального» совета, он не был осведомлен о подлинных планах своего государя.