Королева-распутница - Холт Виктория. Страница 9

Адмирал повернулся к Катрин.

— Его Величество решили не воевать с Испанией. Надеюсь, Господь убережет его от другой войны, из которой королю не удастся выйти.

Поклонившись, Колиньи удалился.

В его покоях адмирала ждали письма. Он прочитал в одном из них: «Помните заповедь, которой следует каждый папист. Не храните верность еретикам. Если вы мудры, вы немедленно покинете французский двор. В противном случае вы умрете».

«Вам угрожает серьезная опасность, — было написано в другом послании. — Не дайте обмануть себя бракосочетанием Маргариты и Наваррца. Бегите как можно скорее из ядовитой клоаки, которой является французский двор. Бойтесь смертоносных зубов Змеи».

«Вы завоевали уважение короля, — прочитал Колиньи в третьем письме. — Это достаточная причина для вашего убийства».

Он просмотрел все эти письма; в покоях стемнело; Колиньи обнаружил, что даже шелест гардин заставляет его сердце биться чаще. Он осторожно прикоснулся к стене и спросил себя, не здесь ли, в неровном месте, скрыта потайная дверь. Нет ли в лепном потолке отверстия, через которое наблюдают за ним? Любой миг мог стать для него последним.

Карл вскоре полностью попал под влияние адмирала. С его появлением при дворе король осмелел, стал меньше бояться матери. Он держал адмирала возле себя; во время многих аудиенций Колиньи оставался рядом с королем. Но Катрин знала, что происходит во время этих бесед. Покои короля были соединены слуховой трубой с тайной комнатой Катрин; с помощью этого устройства она могла слышать многое из того, что говорилось. Она имела основания для тревоги.

Они постоянно обсуждали предлагаемую войну с Испанией; король колебался. «Будьте спокойны, мой адмирал, я хочу удовлетворить вашу просьбу. Я не покину Париж, пока не сделаю это».

Медлить с устранением адмирала нельзя, но оно должно произойти после свадьбы. Если Колиньи сейчас внезапно умрет, бракосочетание не состоится. Катрин не без удовольствия наблюдала за своей жертвой; она словно откармливала свинью перед тем, как зарезать ее. Колиньи переполняла гордость и уверенность в собственной силе; он считал, что одним своим появлением при дворе снова завоевал расположение короля; остается лишь повлиять на короля, и его, Колиньи, планы осуществятся.

Пусть он насладится своими последними неделями на земле. Путь он продолжает считать себя серьезной силой… еще некоторое время.

Адмиралу недоставало хитрости; как многие прямо душные воины, он нуждался в уроках дипломатии и государственного мышления. Он редко взвешивал свои слова, прежде чем произнести их; он говорил то, что думал; такое поведение при дворе, где притворство стало искусством, являлось вершиной глупости.

На одном из заседаний совета он поднял вопрос о польском троне.

— Есть несколько претендентов на него, — сказал Колиньи. — Несомненно, он станет вакантным в ближайшем будущем. Если мы хотим, чтобы этот престол достался Франции, герцог Анжуйский должен немедленно отправиться в Польшу.

Король с энтузиазмом закивал головой — больше всего на свете он желал отъезда ненавистного брата из Франции Катрин пришла в ярость, но сделала вид, будто невозмутимо обдумывает этот шаг. Что касается герцога, то он с трудом сдерживал гнев. Его лицо вспыхнуло, сережки в ушах задрожали.

— По-моему, господин адмирал вмешивается в дела, его не касающиеся, — произнес Генрих холодным тоном.

— Польский вопрос жизненно важен для Франции, месье, — с обычной прямотой ответил герцог.

— Верно, — поддержал его король.

— Если, — продолжил адмирал, — герцог Анжуйский, не захотевший связать себя с Англией брачными узами, откажется от Польши, он должен будет честно признаться в нежелании покинуть Францию.

Совет закончился; герцог Анжуйский нашел свою мать.

— Мадам, как вам нравится такая наглость? — спросил он. — Что позволяет адмиралу так говорить со мною?

Катрин утешила своего любимого сына.

— Не волнуйся, мой дорогой. Не принимай слишком близко к сердцу слова этого человека.

— Этого человека! Ты знаешь, что он — друг короля. Кто может угадать, что они способны затеять? Мама, ты позволишь им интриговать против меня?

— Наберись терпения, — сказала Катрин, — подожди до свадьбы; ты все увидишь.

— До свадьбы! Но когда она произойдет? Вся знать страны уже здесь, но старый дурак, кардинал Бурбон, не совершит обряд без благословения папы; когда, по-твоему, оно будет получено? Разрешит ли он моей сестре-католичке выйти за гугенота? Скоро мы узнаем о его запрете; в Париже начнутся волнения.

— Ты еще молод, мой любимый, и не знаешь, что люди способны творить чудеса. Не бойся — мы обойдемся без месье Грегори, мой дорогой.

— Не следует думать, что Бурбон совершит обряд наперекор воле папы.

— Он не узнает, чего хочет папа, сын мой. Я написала правителю Лиона, что до дня свадьбы ни одно послание из Рима не должно дойти до нас.

— Значит, мы будем напрасно ждать благословения папы.

— Это лучше, чем получить запрещение свадьбы.

— Как ты заставишь его провести церемонию без разрешения папы?

— Положись на твою мать. Скоро твоя сестра будет соединена брачными узами с Наваррцем. Не бойся. Я справляюсь со старым кардиналом. Наберись терпения, мой дорогой. Подожди… свадьба завершится, и ты все поймешь.

Темные итальянские глаза герцога Анжуйского сверкнули, он настороженно посмотрел на мать.

— Ты хочешь сказать …?

Она приложила палец к губам.

— Ни слова… даже между нами. Еще рано. Ничего не бойся.

Она приблизила свои губы к его уху.

— Господин адмирал проживет недолго. Пусть он поважничает последние часы своей жизни.

Герцог, улыбнувшись, кивнул.

— Но, — прошептала его мать, — нам необходимо проявить предельную осторожность. Подготовка убийства такого человека чревата множеством опасностей. Он — важная персона. Наши шпионы сообщают нам, что он получает предупреждения о грозящей ему опасности. Я не понимаю, как происходит утечка информации. Чтобы поймать лосося, необходимо тщательно установить сети, мой сын. Не заблуждайся на сей счет.

— Мама, я не сомневаюсь в том, что ты способна сделать все необходимое.

Она нежно поцеловала его.

Принцесса Маргарита развлекала герцога де Гиза в комнате, примыкавшей к ее спальне. Она лежала рядом с ним на кровати, которую она распорядилась накрыть черными атласными простынями, подчеркивавшими совершенство ее белого тела. Сонная, удовлетворенная девушка улыбнулась Генриху. Ни один мужчина не доставлял ей столько радости, как ее первый любовник — герцог де Гиз.

— Мне показалось, что прошло очень много времени, — промолвила она. — Я почти забыла, как ты прекрасен.

— А ты, моя принцесса, — ответил он, — так чудесна, что я никогда не забуду тебя.

— Ах! — вздохнула Марго. — Если бы только нам разрешили пожениться! Тогда ты не был бы мужем другой женщины, а мне не угрожал бы самый ужасный брак, который был когда-либо заключен. О, Генрих, любовь моя, если бы ты знал, как я днями и ночами молюсь о том, чтобы что-нибудь сорвало мою свадьбу. Возможно ли это, мой любимый? Можно ли что-то сделать?

— Кто знает? — печально ответил де Гиз. — В воздухе Парижа присутствует нечто, не позволяющее предвидеть, что случится в следующий миг.

Он обхватил руками голову Марго и поцеловал ее.

— Я уверен только в одном — что я люблю тебя.

Она страстно обняла его; ее губы были влажными, требовательными. Она продолжала изумлять Генриха, хоть он знал и любил ее всю жизнь. Он посмотрел на девушку, которая, откинувшись на спину, протянула к нему свои руки; ее черные волосы были распущены, удивительные темные глаза горели на прелестном томном лице; она уже жаждала новых объятий. Она была неотразима; тяжеловатость носа, унаследованного от деда, и нижней челюсти, полученной от матери, стали почти незаметны.

— Марго, — с жаром произнес де Гиз, — второй такой, как ты, нет на свете.