Коварные пески - Холт Виктория. Страница 42

— И все-таки я должна повторить, что такой, — я кивнула на портрет, — я ее не представляю.

— Вы шокированы, да шокированы, шокированы, — скандировала мисс Стейси с ехидным ребячеством. Затем ее лицо будто окаменело. — Они собираются назвать ребенка Боументом. Думают, что можно заменить моего Бо другим, просто дав ему это имя. Никогда! Ничто не вернет Боумента. О, мой дорогой мальчик… Мы его потеряли навсегда.

— Сэр Уилльям просто обрадован тем, что, может быть, родится мальчик.

— Они не смогут заменить Воумента, — повторила мисс Стейои гневно. — Ничего уже нельзя исправить.

— Жаль, что прошлое никак не могут забыть.

— Нейпьер тоже так думает. И вы, конечно, на его стороне, — произнесла она с насмешливым осуждением.

— Я здесь недавно и к вашей семье не имею никакого отношения, поэтому не могу принимать чью-либо сторону.

— Однако вы это делаете. О, да, миссис Верлейн, я обязательно напишу ваш портрет… Но не сейчас. Я еще немного подожду. Вам кто-нибудь рассказывал о Гарри?

— Нет.

— Вы должны знать о нем. Вам ведь хочется знать о нас все, верно? Поэтому вам, конечно, интересно, кто такой Гарри.

— Это человек, за которого вы собирались выйти замуж, вы уже говорили.

Сибила кивнула. Лицо ее страдальчески сморщилось.

— Я думала, он меня любит. Да, он любил меня. Все могло быть прекрасно, но нам помешали. У меня отобрали Гарри.

— Кто же это сделал?

Она неопределенно махнула рукой.

— Больше всех виноват Уилльям. Он был моим опекуном, потому что наши родители умерли. Он сказал: «Нет. Подожди. Никакой свадьбы, пока тебе не исполнится двадцать один год. Ты слишком молода». Мне тогда было девятнадцать. Влюбиться в девятнадцать лет, разве это рано? Вы бы видели Гарри! Он был так красив, так умен, так обаятелен. Он умел так хорошо развеселить своими шутками. Все могло быть прекрасно. Он принадлежал к аристократической семье. Но они обеднели, и в этом была причина, почему Уилльям сказал «нет». Уилльям слишком много значения придает деньгам. Он ведь и Нейпьера наказал при помощи денег. «Уходи… ты лишен наследства!»А затем ему захотелось внука, и Нейпьера призвали домой, и тот покорно вернулся. Он клюнул, а наживкой были деньги.

— Но, может быть, что-то еще, кроме денег?

— А что еще могло быть, миссис Верлейн?

— Желание сделать отцу приятное, желание вернуться домой, искупить свой проступок…

— Вы слишком сентиментальны. Хотя, глядя на вас, никто бы так не подумал. Кроме меня, конечно. Вы держитесь так уверенно и спокойно. Но я вижу, что у вас в глубине души. Вы так же чувствительны, как… как Эдит.

— А что плохого в том, что человек чувствителен?

— Ничего. Пока это не превращается в слезливость, и слезы не начинают застилать глаза, не давая видеть правду…

— Но вы начали рассказывать о Гарри…

— Ах, да… Гарри. У него были долги. Ведь благородным происхождением долги не уплатить. Это могут сделать только деньги. Деньги были у меня. Возможно, Уилльям не хотел, чтобы они перешли в чужие руки. Вы тоже думаете, что в этом была причина его отказа? Но вы же не можете знать наверняка. Он не захотел дать согласие на брак, пока мне не исполнится двадцать один год. Оставалось еще два года. Мы были помолвлены. Был устроен даже званый обед в честь нашей помолвки. На нем присутствовала Изабелла. Она еще не была тогда замужем за Уилльямом. На помосте, где сейчас рояль, сидел оркестр. Мы танцевали. Гарри и я. Он сказал: «Два года пролетят быстро, моя любимая». Они, действительно, пролетели быстро, но я потеряла Гарри, потому что он встретил девушку, которая была богаче, чем я, и она могла, не откладывая, заплатить его долги. Видимо, это нужно было сделать как можно быстрее. Она не была так хороша собой, как я, но у нее было гораздо больше денег.

— Но, может быть, и к лучшему, что так получилось.

— Что значит «к лучшему»?

— Если ему нужны были именно деньги, он, возможно, не стал бы хорошим мужем.

— Это мне и старались внушить, — Сибила топнула ножкой. — Но это не правда! Он любил меня очень сильно. Он просто не захотел усложнять жизнь. Он был бы счастлив со мной, если бы нам в самом начале разрешили пожениться. — На ее лице появилась страдальческая гримаска, она стала похожа на обиженного ребенка, у которого отобрали игрушку. — Но нам не дали это сделать. Уилльям не дал. Как он посмел! Знаете, что он сказал? — «Этот юноша — охотник за приданым. Тебе будет лучше без него». И с таким добропорядочным, строгим видом, как будто Гарри был очень плохим, а он, наоборот, очень хорошим… Он… О, я бы могла вам рассказать!..

Я смотрела на нее с такой грустью, что она улыбнулась, и вся ее гневная горячность вмиг улетучилась.

— У вас доброе сердце, миссис Верлейн, — сказала она. — Вы знаете, что такое потерять возлюбленного. Вы тоже страдали, верно? Вот поэтому я и говорю с вами. У меня было кольцо… Прекрасное кольцо с опалом. Но говорят, что опал приносит несчастье. Гарри не мог заставить себя сказать мне правду. И вот когда мне исполнился двадцать один год, был назначен день свадьбы, стали прибывать подарки. И тут… в один прекрасный день я получаю письмо. Гарри не решился сказать мне в глаза. Он смог лишь написать письмо. Уже несколько месяцев как он был женат. Мне надо было ослушаться Уилльяма и убежать с Гарри еще в самом начале, когда он только сделал мне предложение. Уилльям разбил мне жизнь, миссис Верлейн. Я возненавидела его. Какое-то время я ненавидела и Гарри. Я выбросила опаловое кольцо в море… а затем взяла краски и написала лицо Гарри на стене своей комнаты. То лицо… страшное… страшное лицо. И это принесло мне облегчение.

— Мне очень жаль, что так получилось, — вот и все, что я могла сказать ей.

— Да, я это вижу, — Сибила грустно улыбнулась мне. — Но не говорите, что все забывается. Ничего не забывается. Я никогда не смогу забыть Гарри. Не смогу забыть Боумента. Моего любимого Бо… Я почувствовала себя гораздо лучше, когда он родился. Он тоже сразу меня полюбил. Ему всегда хотелось, чтобы рядом была его тетушка Сиб. У него была светлая душа, и он был так красив. Наш Бо! И так было хорошо, до того дня… когда его убили.

— Это был несчастный случай. Такое может произойти с любым мальчиком.

Мисс Стейси гневно покачала головой.

— Но это случилось с Бо… с моим прекрасным, моим любимым Бо. — Сибила вдруг в упор посмотрела на меня расширенными глазами. — Это проклятый, дурной дом.

— Дом не может быть дурным, — возразила я.

— Может, если люди делают его таким. В этом доме есть дурные, злобные люди. Будьте осторожны.

Почувствовав, что сейчас она снова начнет нападки на Нейпьера, а я не смогу удержаться и стану защищать его, я сказала, что уже должна уйти.

Мисс Стейси сверилась со своими часами и кивнула.

— Приходите еще, — сказала она. — Мне нравится разговаривать с вами. И не забудьте: когда-нибудь я напишу ваш портрет.

Когда после уроков я пошла прогуляться по саду, Элис отправилась со мной. Все утро шел дождь, но теперь, наконец, выглянуло солнце. Цветы пахли как никогда восхитительно, пчелы деловито жужжали в зарослях лаванды.

Элис рассказывала мне, какие у нее трудности с прелюдией Шопена. Я старалась внушить ей, что легко дается только то, над чем много работаешь.

— Как бы я хотела, миссис Верлейн, играть так, как вы. Кажется, что вам ничего не стоит исполнять самые сложные вещи.

— На то ушли годы и годы труда. И хотя ты еще не так долго занимаешься, ты уже сделала успехи.

— Сэр Уилльям спрашивает вас о наших занятиях?

— Да, иногда спрашивает.

— Он интересуется мной?

— Его интересуете все вы.

Элис порозовела от удовольствия. Но вдруг ее лицо помрачнело, и она сказала:

— Сегодня утром Эдит опять плохо себя чувствовала.

— С будущими матерями это порой бывает. Но со временем она почувствует себя лучше.

— Как хорошо, что она ждет ребенка. Когда он появится, все в доме наладится.