Коварные пески - Холт Виктория. Страница 65
— Наоборот, это время как раз для них, — возразила Оллегра. — Вы не согласны, миссис Верлейн?
— Я не согласна, что они вообще появляются.
— Сегодня ночью в часовню явится привидение, вот увидите, — заверила меня Оллегра. Элис содрогнулась.
— Я буду следить из окна, — заявила Оллегра.
— Ты не можешь простоять там целую ночь, — сказала Элис.
— Нет, я не спущу глаз с часовни. Будет темно, и я сразу увижу, когда вспыхнет свет.
— Давайте оставим эту тему, — предложила я. — Элис, пожалуйста, сыграй еще раз менуэт. Прошлый, раз у тебя неплохо получилось. Но, как я тогда сказала, тебе надо было над ним еще поработать.
Элис проворно встала и подошла к фортепьяно. Следя за тем, как ее старательные пальцы выводят мелодию, я думала об этих двух девочках, Элис и Оллегре. Они очень хорошо подходят друг другу, потому что очень разные. Элис помогает сдерживать необузданную Оллегру, а та умеет сбить с Элис ее чопорность. Милые, славные девочки.
На следующее утро ливень поутих. Начало проясняться. После завтрака я отправилась с девочками в дом настоятеля.
— Я была права, миссис Верлейн, — сказала Оллегра, когда мы шли по аллее к церкви. — Прошлой ночью мы снова видели свет, верно, Элис?
Элис кивнула.
— Он казался таким ярким, потому что вокруг было страшно темно.
— Элис хотела пойти и сказать вам, но мы не сделали этого, потому что вы все равно не верите.
— Это был наверняка свет какой-нибудь повозки или что-нибудь в этом роде, — сказала я.
— О, нет, миссис Верлейн. Дорога проходит в другой стороне.
— Кто бы этим ни занимался, он, но всей видимости, глупец, — сказала я.
— Или мертвец. Ведь мертвецу дождь нипочем.
— Давайте не будем отвлекаться на такие разговоры. Сегодня у нас много работы. На урок первой я возьму Сильвию.
Когда мы подошли к дому настоятеля, в дверях нас встретила миссис Ренделл. Она стояла с суровым видом, сложив руки на груди.
— Сильвия не сможет сегодня заниматься, — объявила она, глядя сквозь меня. — Она плохо себя чувствует. Мне пришлось даже послать за доктором.
— Жаль, что она заболела, — сказала я. — Очень надеюсь, что Сильвия скоро поправится.
— Не понимаю, как это получилось. Ее всю трясет, она чихает… совершенно простужена.
Она провела нас в дом.
— Ах, вот и ученицы! — пропела она елейным голоском спускавшемуся по лестнице Годфри. — Я им как раз сейчас объясняла, что случилось с Сильвией. Бедняжке придется провести несколько дней в постели.
— Это доктор распорядился? — спросил Годфри.
— Нет, я сама. Доброе дитя, она вчера настояла на том, чтобы отнести суп бедной миссис Коули. Я ей говорила, что слишком сыро, но Сильвия сказала, что неважно, если она насквозь промокнет, важно, чтобы у миссис Коули вечером был суп.
— Просто ангел, а не девочка! — прокомментировал безо всякого выражения Годфри.
Я сказала, что поскольку Сильвия не в состоянии сегодня заниматься музыкой, то мне нет смысла оставаться, так как я могу провести урок с Элис и Оллегрой в Лоувет Стейси. Это так обрадовало миссис Ренделл, что она улыбнулась мне на прощание почти милостиво.
По дороге домой я размышляла о Сильвии. Интересно, подумала я, не простудилась ли она вчера в ельнике, не она ли зажигала свет в разрушенной часовне?
У нее не хватило бы смелости. А может быть, и хватило? Она странная девочка, и о ней я знаю меньше всего.
Годфри стоял, прислонившись к ограде у склепа Стейси. Было около трех часов дня. В это время мы обычно могли, не договариваясь, встретить друг друга около склепа, поэтому я и пришла сюда. Уединенность этого места, поросшего высокой травой и тенистыми деревьями, способствовала тому, что у нас появилась привычка здесь встречаться.
— Как больная? — спросила я.
— Бедняжка Сильвия, у нее высокая температура, и врач сказал, что она пролежит в постели несколько дней.
— Вы думаете, это из-за того, что она промокла под дождем?
— Она была простужена уже несколько дней. Она часто простужается, бедное дитя.
— А что вы думаете о Сильвии?
— Я ничего о ней не думаю.
— И вам не стыдно после всех усилий, которые прикладывает ее мать… Мне жаль ее. Интересно, как сама она это воспринимает?
— Вы имеете в виду Сильвию?
— Да. Эта девочка всегда кажется какой-то запуганной. Как вы думаете, у такого забитого существа как она, может возникнуть желание самоутвердиться?
— Уверен, будь у нее такая возможность, она бы обязательно захотела это сделать.
— Захотела бы она, например, пойти в разрушенную часовню ночью и бродить там с фонарем?
— Изображая привидение? Но кто бы тогда узнал, что это она? Что бы ей это дало?
— Может быть, удовлетворение от мысли, что именно она заставляет людей бояться часовни.
Годфри пожал плечами.
— Но разве это может тешить гордость?
Меня немного начал раздражать этот Годфри.
— Конечно, вам это не понять. У вас никогда не возникало потребности привлечь к себе внимание, потому что вы никогда не испытывали… страстей. Годфри рассмеялся.
— Вы говорите так, словно в этом есть что-то недостойное.
— Нет, напротив, все чересчур достойно. Но для меня важно понять Сильвию.
— Ничего нет легче. Она вроде мышки, которую стережет большой свирепый кот, ее мама.
— Скорее не кот, а бульдог. Хотя не стоит в этом сравнении менять ее пол. Существа женского пола всегда более агрессивны, чем мужского.
— Вы так полагаете?
— Во всяком случае подтверждением этому может быть настоятель и его жена. Но давайте вернемся к Сильвии. Знаете, я не удивлюсь, если окажется, что это она изображает в часовне привидение. Запуганная мышка… Пытается самоутвердиться… ищущая способ доказать себе свою значимость… и возможность обрести власть над другими. Да, именно! Власть. Ее саму так часто мучают, что она готова любым способом обрести возможность мучить других. И вот она у нее появилась. Кроме того, Сильвия заболела, и с ней это случилось, потому что она, уже простуженная, вышла из дома в дождь.
— Подождите минуту, — задумавшись, сказал Годфри. — Сейчас я вспомнил, когда вчера вечером после посещения миссис Лоули, я вошел в дом…
— Это та женщина, которой добрая девочка носила суп?
— Да, та самая. Так вот, когда я вернулся от нее и вешал свой плащ в прихожей, я заметил совершенно мокрые ботинки Сильвии.
— Значит, она тоже выходила, но раньше вас. Но миссис Ренделл никогда бы не разрешила ей это сделать.
— Да. Но если Сильвия ушла к себе в комнату пораньше, сославшись на простуду, и позже она могла незаметно выскользнуть из дома.
— Ну вот, что-то проясняется, — с облегчением сказала я. — Значит, этим занималась Сильвия, а не кто-то другой, кому хотелось бы изгнать Нейпьера из дома. При первой же возможности я постараюсь изобличить ее.
— Мистер Уилмет!.. Мистер Уилмет! — раздался невдалеке воркующий глас миссис Ренделл.
— Вам лучше пойти и выпить с ней чай, — сказала я. — Она не успокоится, пока не найдет вас.
Годфри усмехнулся и ушел.
Некоторое время я стояла у склепа, глядя на надгробие Бо. Как бы мне хотелось, чтобы это оказалось действительно Сильвия, решившая ради самоутверждения пугать людей.
Когда я шла обратно через поросшее высокой травой кладбище, неожиданно раздался голос: «Привет!»и передо мной словно бы из-под земли возникла цыганка Сирина. Она, видимо, лежала в траве, и я ее не заметила. Интересно, слышала ли она наш разговор с Годфри?
Она с насмешливой улыбкой глядела на меня.
— Как вы здесь оказались? — удивилась я. Она неопределенно махнула рукой.
— Я ведь имею право быть здесь, верно? Это место открыто и для мертвых, и для живых… для музыкантш и для цыганок.
— Вы так неожиданно появились.
— Я поджидала вас, чтобы поговорить.
— Со мной?
— Вы удивлены? Почему? Я хочу знать, что происходит там, в этом Большом доме. Как вам нравится там работать? Я тоже работала однажды в этом доме… на кухне. Они меня там… замучили работой… ну или пытались. Я старалась не оказаться на месте, когда надо было чистить картошку. Терпеть не могу ее чистить. «Ленивая неумеха»— вот как называл меня повар. — Сирина задорно подмигнула мне. — Но я нашла себе более подходящее занятие.