Мадам Змея - Холт Виктория. Страница 31

— Накрой меня тем пледом, Аннетта. Я хочу, чтобы меня не беспокоили.

Девушки застыли в нерешительности.

— Что такое? — спросила Диана, разглядывая свои длинные белые пальцы, на которых сверкали бриллианты. На одном из пальцев правой руки она носила кольцо с рубином — подарок Генриха.

— Даже если придет герцог Орлеанский, мадам?

Диана подняла бровь, и Аннетта покраснела.

— Извините меня, — сказала она. — Я имела в виду месье дофина.

— В этом случае, — отозвалась Диана, — зайди ко мне. Я скажу тебе, приму я его или нет. Для всех остальных я отдыхаю.

Девушки покинули Диану; она улыбнулась, представив себе, как они шепчутся о ней. Их, конечно, изумило то, что ее отношение к своему любовнику не изменилось после того, как он стал наследником престола.

Протягивая по просьбе короля руку дружбы его сыну, она не думала о том, что однажды станет самой могущественной женщиной Франции. Здоровье короля оставляло желать лучшего; когда он умрет, Генрих, ее Генрих, взойдет на трон. Она сможет формировать его окружение, влиять на политику.

Мадам д'Этамп, эта надменная шлюха, будет изгнана со двора; она заплатит за то, что позволяла себе бросать оскорбления в адрес Дианы де Пуатье. Ее ждет триумф. Закрыв глаза, Диана увидела себя возле молодого короля, принимающей поклонение его подданных вместо слабохарактерной бледной итальянки. Слава богу, что Катрин такая робкая, мягкотелая. Некоторые жены способны доставлять серьезные неприятности.

По чьему приказу Монтекукули отравил молодого Франциска? Правда ли, что он получил указания от испанских генералов? Возможно. Люди считали, что в этой истории замешана итальянка, жена Генриха, но они были готовы обвинить любого итальянца. Они слышали рассказы об отравлениях и насилии в Италии и были готовы видеть в каждом итальянце убийцу.

Стук в дверь, которого она ждала, прервал ее мысли.

— Мадам, пришел месье дофин.

— Впустите его через пять минут, — приказала она.

Ее девушки снова изумились. Она осмеливалась заставлять ждать самого дофина, будущего короля.

Диана взяла зеркало и посмотрела на себя. Она выглядела прекрасно. Неудивительно, что ее считают колдуньей. На ее лице не было следов усталости, кожа поражала своей свежестью, темные глаза оставались ясными. Она откинула назад длинные волосы и убрала зеркало. Истекли пять минут, дверь открылась, и в комнату вошел Генрих.

Приблизившись к кровати, он опустился на колени.

— Дорогой мой! — сказала Диана.

Он, как всегда страстно, поцеловал ее руки. Он уже не был тихим, робким юношей. Он превратился в нетерпеливого любовника. Но, обретя новый, более высокий, статус, он по-прежнему относился к ней, как к своей богине.

Он поднялся и сел на кровать возле Дианы. Она обхватила руками его голову и поцеловала.

— Ты можешь быть дофином Франции, — сказала она, — но никогда не забывай, что ты — мой Генрих.

— Дофин Франции, — сказал Генрих, — что это такое? Когда ты говоришь, что я — твой, я становлюсь счастливейшим человеком этой страны.

Она негромко засмеялась.

— О! Кажется, я все-таки научила тебя галантности.

Он уткнулся лицом в нежный белый атлас ее платья. Этот поступок напомнил Диане о мальчике, которым Генрих был совсем недавно.

После недолгого молчания он произнес:

— Диана, кто, по-твоему, велел молодому итальянцу убить моего брата? Я хотел бы это знать.

Глядя на его темные волосы, она подумала — он знает? Подозревает кого-то?

— Генрих, — прошептала она, — ты догадываешься, кто мог совершить это?

Посмотрев ей в глаза, он сказал:

— Кое-кому его смерть принесла пользу. Например, мне.

Нет! — решила она. — Ерунда. Он знает не больше, чем я. В противном случае он сказал бы ей; они ничего не скрывали друг от друга.

— Обещай мне, любовь моя, — попросила Диана, — что ты не будешь ничего пить поспешно. Пусть все пробуют, прежде чем это коснется твоих губ.

— Мне кажется, что я в безопасности, Диана.

Он посмотрел на нее радостно; он словно не желал ничем омрачать счастье, которое она дарила ему.

— Забудем об этом. Франциск мертв. Ничто не воскресит его. Я молю Бога о том, чтобы я с честью носил корону, если этому будет суждено случиться. Если же я окажусь недостойным, пусть ее заберут у меня.

Диана привлекла Генриха к себе. Она уже знала, что он непричастен к убийству брата. Она знала, что ей повезло с любовником. Будучи практичной женщиной, она не могла, лежа в его объятиях, не думать о славном будущем, которое ждало некоронованную королеву Франции.

К весне следующего года слухи и домыслы о смерти дофина в основном угасли. Один из названных графом генералов был убит в сражении, так и не услышав, в чем его обвиняют. Другой заявил, что это нелепость. На некоторое время вспыхнули дискуссии о том, как предать его правосудию, но потом об этом перестали говорить. Испанцы презрительно смеялись над этим обвинением; французы не были уверены в его обоснованности. Поскольку ничто не могло вернуть молодого Франциска к жизни, король предпочел забыть эту историю.

Катрин знала, что многие по-прежнему шепотом осуждают «итальянку», как ее называли во всей Европе; многие и поныне считали ее участницей заговора, целью которого было убийство Франциска и приближение Генриха к трону.

Молодая Мадаленна стала шпионкой Катрин. Бедная, глупая, маленькая Мадаленна! Она боялась своей госпожи, видела в ней то, что было скрыто от глаз других, живших не столь близко от Катрин. То, что она замечала, завораживало девушку — подобным образом змея завораживает свою жертву. Мадаленна исполнила много поручений, которые приводили ее в самые необычные места. Однажды ей пришлось спрятаться в покоях вдовы великого сенешаля, когда ее посетил дофин. Мадаленна доложила своей хозяйке обо всем увиденном и услышанном. Девушка боялась, что ее обнаружат; она не смела даже представить себе, что произойдет, если дофин или Диана найдут ее в шкафу, где она сидела. Но как ни пугали девушку задания Катрин, она выполняла их весьма старательно, поскольку сама госпожа внушала ей еще больший страх. Мадаленна не могла точно сказать, что ее пугало в Катрин. Возможно, то, что скрывалось под улыбками и хорошими манерами, под мягкостью обращения с окружающими. За безмятежным фасадом таились, с одной стороны, страстная любовь к дофину, а с другой — радость узнавать то, что не предназначалось для ее ушей и глаз. За скромностью прятались коварство и безумная гордость. Мадаленна знала многое другое и поэтому испытывала страх. Она помнила, как сверкали глаза госпожи после вылазки в покои Дианы, где Мадаленне пришлось сидеть в шкафу; дофину интересовали неприличные подробности, она словно просила продолжать пытку как можно дольше. Это казалось странным, жутким. Часто, думая о своей госпоже, Мадаленна испытывала потребность перекреститься.

Сейчас девушка радовалась тому, что дофин покинул двор.

Генрих находился в Пьемонте. Французы вторглись в Артуа и ликовали по поводу успешной кампании, но вскоре королем овладело беспокойство. Проведя некоторое время среди солдат, он затосковал по комфорту и роскоши двора, по беседам и прелестям его любовницы. Поэтому он приостановил военные действия, распустил армию, за исключением пьемонтского гарнизона, которым командовали Генрих и Монморанси, и вернулся в Париж. В честь его возвращения были устроены торжества.

Настало лето. В это время года Фонтенбло становился сказочным местом. Франциск обрел временный покой в этом дворце среди статуй и картин. В промежутках между пиршествами он часто любовался итальянской живописью — «Джокондой» Леонардо, «Ледой» Микеланджело, тициановской «Магдалиной», другими полотнами. Когда эти шедевры надоедали ему, начиналась полоса комедий и сценок с масками, балов и празднеств; или же король уезжал верхом в лес со своим Узким Кругом.

Катрин тоже не ведала покоя, хотя об этом никто не догадывался. Когда король отправлялся на охоту, она часто находилась рядом с ним. Он любил демонстрировать ей свои шедевры и обсуждать их с Катрин, тем более что многие картины были созданы ее соотечественниками. Он любил слушать ее рассказы о Флоренции; они часто беседовали вдвоем на итальянском языке.