Няня по принуждению (СИ) - Шварц Анна. Страница 18

— Когда я говорила о беспрекословном послушании, я еще не знала, что тут могут стрелять, — шиплю, как кошка, я, — я больше не смогу заснуть. Не пойду.

— Не испытывай мое терпение. Я сказал — иди спать.

— Нет.

Он неожиданно хватает мое лицо ладонями, и сжимает. Большие пальцы впиваются мне в скулы, и я вздрагиваю от страха. Амир сейчас выглядит злым. Мне не стоило стоять на своем? Наверное, в этот раз умнее было бы отступить, после того, что произошло, но уже поздно.

— Глупая женщина, — рычит он мне в лицо, — я сказал — ты делаешь, что тебе непонятно?

Хотя меня бьет дрожь от пережитого шока, испуга и от того, что мне удалось разозлить этого зверя, я не отвожу взгляд. С вызовом смотрю ему в глаза, стараясь быть смелой. Если послушно уйду — так и буду глупой куклой, которую однажды пристрелят, а она и не поймет за что.

— Меня раздражает твое воспитание, — Амир скользит взглядом по моему лицу, оскалившись, и слова вылетают из его рта резко, отрывисто и зло, — ты ведешь себя, как упертая овца.

— Потому что мне страшно. Как вы это не понимаете?! Я всего лишь похожа на Мирославу. Я не ваша жена! Я не привыкла так жить. А вы на мне срываете ярость, — я всхлипываю, чувствуя, как слезы против воли бегут по щекам, — я вам не сделала ничего плохого, а вы похитили меня еще и помыкаете, как вздумается. За что такое отношение?

Он нажимает большим пальцем мне на губы, заставляя замолчать.

— Тихо, — прерывает меня Амир. Из его голоса пропадают недовольные нотки. Этот монстр больше не выглядит так, будто готов меня придушить прямо тут, — не ори о таких вещах. Вытирай лицо от слез и иди за мной.

— Спать? — саркастично спрашиваю я, когда он меня отпускает. Впрочем, получается у меня не с сарказмом, а жалобно, из-за севшего после рыданий голоса.

Мой тиран криво усмехается.

— Нет, не спать. Найду тебе занятие поинтереснее. Выплеснешь энергию, чтобы не вопить потом.

Эпизод 25

Я уже начала потихоньку ориентироваться в особняке Амира — по крайней мере, в этот раз я быстро поняла, что мы идем в детскую. Там Амир, не зажигая свет, проверил спящего Тимку — склонился над кроваткой, будто прислушиваясь к дыханию и погладил малыша по голове, а потом тоже задернул шторы на единственном окне.

По плечам пробегает пугающий холодок, когда до меня доходит, для чего он это сделал.

— Вы не хотите увезти малыша в более безопасное место? — интересуюсь шепотом я, а Амир бросает на меня несколько раздраженный взгляд из-за плеча.

— Тут его дом. И это место безопасно.

— После того, как в вас стреляли? — хмыкаю я, кивая на его плечо, — о да, тут невероятно безопасно!

— Уже отошла? Огрызаешься? — Амир подходит ко мне, усмехаясь. Мне приходится задрать голову, чтобы смотреть ему в глаза, — в ванну тогда иди, будешь меня зашивать. Проверю, как ты училась на медицинском.

— Хорошо я училась, — изгибаю я в ответ бровь. Наверное, это последствия шока, но я сама удивляюсь, насколько смело себя веду.

Стоило только слезам высохнуть, как в душе появилась странная, кристальная легкость. Будто бы я выплакала все мерзкое, что грызло меня до этого времени. В особенности — трусливого Вову. Пока он, как и в моем сне, где-то сейчас веселится с друзьями, прогуливая деньги, которые за меня получил, я живу в новом и страшном для меня мире. Рядом с человеком, перед которым он трясся, как побитая собака.

Он даже не стоит того, чтобы я о нем вспоминала. Я попала в ужасную ситуацию, но если я буду продолжать плакать, заламывать руки, чувствовать себя жертвой, страдать от предательства, жалеть себя и требовать отпустить обратно домой — то этот дьявол по имени Амир так и будет смотреть на меня, как на забавную зверушку, которую купил у другой трусливой зверушки.

Поэтому я молча ухожу в ванную. Зажигаю свет в милом помещении, которое явно ремонтировали для Тимки: оно сделано в нежных, синих цветах, а на стенах мозаикой выложены “подводные” сюжеты с морскими обитателями.

— Где аптечка? — интересуюсь я, когда Амир прикрывает за нами дверь.

— У тебя за спиной.

Я оборачиваюсь. Амир кидает медицинский пакет на стул, заводит руку за спину и одним движением снимает с себя футболку. У меня вырывается тихое “ой”, и я пораженно прикасаюсь пальцами к губам. Такое чувство, будто сердце срывается и горячим комом падает куда-то вниз от волнения, пока я рассматриваю мужчину. Эти огромные, бугрящиеся мышцы под смуглой кожей. Машина для убийства. Я не хочу к нему прикасаться!

— Приступай, жена, — обнажив белые зубы в усмешке, произносит Амир и садится. Он словно издевается надо мной, заметив мое замешательство, — всё, запал кончился? Крови боишься?

"Тебя боюсь".

— Нет, — выдавливаю я, приближаясь. Беру бакет, вскрываю его, стараясь не смотреть на того, кто сидит рядом, достаю перекись, спиртовые и кровоостанавливающие салфетки, надеваю перчатки, и, выдохнув, поднимаю взгляд. Он точно насмехается — вижу по его взгляду, по тому, как внимательно он следит за мной и за каждым моим движением. Ждет, что я заплачу и убегу? Или что от волнения не смогу ничего сделать?

Мне не по себе, потому что я впервые рядом вижу такого мужчину. Мне всегда нравились атлетически сложенные парни. Не доходяги. Но по сравнению с ними Амир просто зверь.

И я не должна на него смотреть, когда он в таком виде. Он женат на другой. А мне придется прикасаться к нему, это неправильно. У него другие понятия о хороших девушках, если он готов убить за измену, и вряд ли он станет больше уважать меня после такого. Он уже издевается, называя саркастично “женой”.

— Прикройтесь чем-нибудь, — произношу быстро я, и перевожу взгляд на рану. Надо отвлечься и думать о том, что мне надо сделать. Зашивать рану не придется — содран кусок кожи. Надо просто промыть и остановить кровь.

— Зачем? — усмехается Амир.

— Вы, вообще-то, женаты, — я заливаю рану перекисью, глядя, как она пенится и обрабатываю салфетками, убирая грязь, — могли бы просто закатать рукав.

— Не пори глупости. Так удобнее.

Ну, конечно же, он предпочел проигнорировать мою просьбу. Я наклоняюсь ближе, рассматривая рану. Вдыхаю запах одеколона — мрачный и тяжелый, подходящий этому монстру, и мне становится совсем не по себе. Поэтому я быстро вскрываю кровоостанавливающую салфетку и приклеиваю ее на плечо, прижав. Вот пусть так и ходит. Потом сам поменяет. Мог бы и сам это сделать, но предпочел занять меня.

— Все, вы можете одева… — я не успеваю закончить и вскрикиваю от неожиданности, когда на талию ложатся руки Амира и сжимают. Он притягивает меня ближе, и я испуганно смотрю на него. Дергаюсь раз, другой, пытаясь вырваться, но он держит меня крепко. Бесполезно. Даже сейчас, когда он сидит, я все равно ощущаю себя меньше и слабее. Страх мурашками пробегает по коже, когда я пересекаюсь с темным взглядом.

— Пустите, пожалуйста, — я снова пытаюсь рвануться назад, но он всего лишь напрягает мышцы — и я остаюсь на месте, как птичка, попавшая в силки.

— Тихо, — произносит Амир, недобро усмехаясь, а у меня вздрагивает сердце от страха, — не дергайся так. Предлагаю тебе только один раз: живешь у меня, не задаешь лишних вопросов, играешь из себя послушную жену и спишь со мной. За это заплачу тебе так, что до конца жизни хватит. Потом отпущу на все четыре стороны.

Я в шоке смотрю на него. Что он сказал?!

— Что?…

— Думай лучше, девочка. Второго такого предложения не будет.

И, прежде чем я пытаюсь осознать, что делаю, я вскидываю руку и залепляю ему от души пощечину.

Эпизод 26

Он успевает поймать мою руку за запястье в сантиметре от лица. Улыбка становится хищной.

— Не притворяешься, значит, — рывок, и я едва не падаю на него. Успеваю выставить руку и упереться ему в грудь, ощутив под ладонью каменные мышцы. У меня пропадает голос — я даже не могу возмутиться от обиды, шока и страха. Наверное, поэтому Амир, прожигая меня глазами-угольками, нагло, хозяйским жестом проводит по талии вверх, едва не задевая грудь.