Жрец богини Лу. Гексалогия (СИ) - Якубович Александр. Страница 98

– Ты ничего не объяснила! Что это значит? Почему истинный жрец – это проблема?

У меня стали появляться догадки, от которых похолодело между лопаток, но я очень надеялся, что в этот раз моя чуйка дала сбой.

«Ага, уже. Не, чувак, я не ошибаюсь», – сообщил мне мерзкий внутренний голос. Стало еще страшнее.

Внезапно Лу как‑то обмякла и стала, что ли, меньше ростом. Ее воинственность ушла, горящий в глазах огонь потух, а кулаки – разжались. Мне показалось, что богиня сдалась и одновременно приняла какое‑то решение.

«Наконец‑то я узнаю правду», – подумал я.

Бойся своих желаний, человече, бойся.

– Чтобы инициировать Истинного Жреца, нужна почти абсолютная вера со стороны человека, его безоговорочная преданность, желание приблизиться к божеству и быть с ним всегда. А добиться такого отношения к себе можно только будучи богом. А я сейчас человек, и не способна к посвящению другого человека в Истинного Жреца, – тихо сказала Лу, стоя передо мной и глядя куда‑то в сторону.

Меня пронзило осознанием того, насколько сильно боги Пантеона обманули маленькую богиню.

– Договор с Матерью выполнить практически невозможно, – пробормотал я сам себе под нос.

Вся моя боевая ершистость куда‑то улетучилась. Остались только пустота и горечь. Все, что я делал – было зря. И Лу все это время лгала мне, зная, что договор с Матерью никогда не будет выполнен.

– То есть это сделать совсем невозможно? Старшие Боги просто подшутили над тобой? – задал я уточняющий вопрос, надеясь, что неправильно понял Лу.

– Фактически – да. Истинным Жрецом человек может стать и самостоятельно, но для этого надо провести годы в молитвах, очистив разум и посвятив свою жизнь служению божеству. Этот процесс может занять десятилетия, и не дать результата.

– Так в чем проблема? Найди какого‑нибудь сироту, а лучше двух, и начни обучать, готовить к инициации. Даже если ты человек – ты сейчас молода. Часть сил у тебя есть, а когда ученик станет жрецом, ты вернешься в свой статус божества.

Лу горько посмотрела на меня, и я понял, что знаю пока далеко не все.

– Антон, Матерь дала мне пять лет. Всего пять лет на паству, храмы и жреца. Ты выполнил два из трех условий всего за год, сделав почти невозможное. Я даже и представить не могла, что ты с этим справишься. Но за оставшееся время я не успею подготовить Истинного Жреца, как бы не старалась. Этот договор был невозможным с самого начала.

Она лгала мне. Целый год она лгала мне, скрывая правду, чтобы я не опустил руки. Я по‑другому посмотрел на события прошедших месяцев. Если бы я с самого начала знал, что обречен, возможно, мы бы остались там, на поляне, сожранные волками. Или я просто осел бы в баронстве Тиббот. Или отказался давать рабскую клятву богам и палач снес бы мне голову – Семеро же не заступились, когда меня пытали. А тогда я не раз был на самом краю. Вытаскивала меня только магия мерзкого Гарена.

Лу боялась того, что потеряет даже призрачную надежду, или пыталась дать эту самую надежду мне, взяв груз правды на свои плечи? Или она боялась, что если я умру – Матерь придет или пришлет за ней Жнеца раньше срока? Эти вопросы роились в моей голове, все сильнее и сильнее вгоняя в какое‑то подобие ступора.

– Значит, осталось четыре года? А что будет потом?

– Матерь развоплотит меня окончательно, я умру и как бог, и как человек, – спокойно ответила Лу бесцветным голосом.

– А наша связь? Получается, вместе с тобой Матерь уничтожит и меня?

– Я не знаю. Если не снимет перед этим свое заклинание – думаю, что да. Тут я ничего поделать не могу.

В этом я Лу верил, потому что куда ей, маленькой забытой богине до могущества главного божества Пантеона. Я не был уверен, что это заклинание может снять вообще хоть кто‑то, кроме Первородной.

Итак, у меня осталось в лучшем случае четыре года. Не знаю, что чувствуют приговоренные к смерти или люди, которым врачи сообщают о том, что через несколько лет рак или другая неизлечимая болезнь их убьет, но я сейчас был в состоянии свободного падения. В голове – пустота, во всем теле – свинцовая тяжесть.

Кое‑как подняв руку, я поправил волосы, после чего закрыл ладонью глаза. И что мне с этим делать?

– Антон, – из раздумий меня вывел тихий голос Лу, – я думаю, что мне надо отпустить тебя.

В смысле? Не понимая, о чем говорит богиня, я уставился на нее, будто она сморозила какую‑то чушь.

– Ты уже ничего сделать не можешь, точнее, ты сделал все, что мог. Так что я отпускаю тебя, живи как считаешь нужным и делай, что посчитаешь нужным. Мы с Илием переберемся в святилище, что поставил в Пите король. Может, мне удастся найти кого‑то достаточно верующего, чтобы обратить его или ее в Истинного Жреца. Но тут ты мне точно не помощник. Так что оставайся здесь и служи королю. Или уезжай с Энжи, если хочешь, – богиня была абсолютно серьезна и я чуть ли не почувствовал, как между нами лопнула какая‑то связующая нить. У нас больше не было общей цели, мы друг другу чужие люди.

Я не стал уговаривать Лу остаться, не просил взять с собой. Никакие ее слова и сожаления не отменяют факт огромной, чудовищной по своим размерам лжи, которая лежала в основе наших взаимоотношений весь последний год. Пусть уходит в свой новенький храм, я же продолжу нести взятые на себя обязательства. Война закончится за пару лет – если гонгорцы вторгнутся в порт Миллер и захватят его, то Клерия безоговорочно проиграет, и дальнейшее сопротивление не будет иметь смысла, так что у меня останется еще пара лет жизни «для себя». То же касается и победы Клерии: если войска Кая Фотена отбросят нападение паринийцев и удержат Миллер, то враги королевства заползут в те норы, из которых выползли. Чтобы перегруппироваться и собрать силы для нового удара через пять‑десять лет. Но к тому моменту меня уже, скорее всего, не будет в живых, так что не мои проблемы, а короля Фотена.

Лото принесло достаточно денег, чтобы мне больше не пришлось работать руками или в какой‑нибудь управе – сейчас на счетах в торговой гильдии у меня хранилось больше тысячи золотых. На два года жизни на широкую ногу точно хватит.

Лу и Илий уехали из дворца на следующий день, взяв немного денег на содержание храма и жизнь. Не прощались, я только пожал руку старому жрецу – он сильно помог мне освоиться в этом мире. На богиню я почти не смотрел, нам не о чем было говорить.

Чтобы не свихнуться от нахлынувшего на меня ощущения скорой смерти, я погрузился в дела короля с головой. Пропадал за бумагами, подслушивал мысли придворных, периодически встречался с Каем. После нашей пьяной беседы, часть которой я вообще не помнил, Кай Фотен объявил меня официальным фаворитом короля, что создало эффект разорвавшейся бомбы. Дворец гудел, мне в спину кидались завистливые взгляды, а за глаза меня поливали грязью.

Ходили разговоры, что я получил статус фаворита из‑за того, что приглянулся Виле де Шонц, так что я был крайне рад тому, что в реальности у нас ничего не было: проще было переносить весь поток грязи и сплетен, который обрушился на мою голову.

Сложнее всего были отношения с герцогом Мофоросом, который, в силу специфики его должности при короле, очень активно участвовал в политической жизни государства на этом этапе.

Как и ожидалось, Республика Бренн еще несколько месяцев назад ввязалась в конфликт на своих южных границах, поддержав притязания Ламхитана и выступив с ним единым фронтом против Нельской короны. Посланники совета только разводили руками на требования Кая в военной помощи в виде атаки Ламии, если Париния перейдет наши границы. В ответ на это республиканцы заявляли, что людей у них недостаточно, они могут обеспечить только бесперебойную поставку оружия и прочих товаров военного назначения, дефицит которых стал назревать в Клерии. Свободных мечей у Бренна не было – Корона серьезный противник и почти все силы были брошены на помощь воинственному Ламхитану. Единственное, чем могли помочь торговцы Бренна – дать денежную ссуду для того, чтобы Фотен усилил свою армию отрядами наемников. Но процент был настолько грабительским, что даже если Кай выиграл бы грядущую войну, выплаты по процентам оставят Клерию в нищете на десятилетия. Вот такие вот союзнички.